Габриэлла вздрогнула от неожиданности, почувствовав как тёплые ладони опустились на плечи, потом склонила голову, прижимаясь к мужской руке. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы узнать его. Тонкий пряный аромат дорогого парфюма, смешанный с едва уловимым запахом сигар, окутывал невесомым облаком, приятно щекотал нос и навсегда врезался в память.

Она повернулась и положила руки ему на плечи. Это с большой натяжкой можно было назвать танцем: они медленно переступали в такт музыке и сосредоточенно смотрели друг другу в глаза. Габриэлла думала о том, что услышала от девицы на террасе, не хотела думать, но всё же думала. А также о предпочтениях Захарии, ведь ей уже не впервые приходилось слышать, что она не в его вкусе, но больше всего о том, почему, собственно, её всё это так сильно волнует?

А он молча наблюдал за ней, пытаясь уловить настроение и угадать, какие мысли бродят в её хорошенькой головке. А так же, что успела наговорить Габриэлле эта рыжая сука и о том, что кажется, пропал.

— Так значит, ты просто трахаешься со мной? — нарушая повисшее между ними молчание, спросил Захария.

Габриэлла смутилась. Сейчас её реплика уже не казалась ни остроумной, ни удачной, а из его уст она и вовсе звучала оскорбительно и непристойно.

— Ты слышал, — устало заметила она. — Прости, это было грубо. Но эта женщина… Скажем так, этой фразой я расписалась в том, что не принимаю участия в охоте на тебя, — пытаясь пошутить, проговорила Габриэлла.

— А ты не охотишься на меня? — Она отрицательно покачала головой. Захария на секунду прижал её к себе и шепнул в волосы. — Тебе это и не нужно, ты меня уже поймала. — Потом сразу же отстранился, чтобы не нарушать приличий.

На мгновение ей показалось, что между ними есть что-то большее, чем просто физическое влечение, но прозвучали последние аккорды, и волшебство рассеялось, а атмосфера опустившейся на них романтики потонула в звуке аплодисментов и нестройном гуле голосов.

— Хочешь уйти отсюда? — убирая руки с её талии, спросил Захария.

Захария застегнул пару пуговиц пальто и в который раз спросил у Габриэллы: уверена ли она, что хочет пройтись? Не прошло и четверти часа как они покинули благотворительный приём и отправились вверх по Пикадилли в сторону Грин-Парка. Габриэлла жутко устала от суеты и шума последних нескольких часов и предложила устроить прогулку по ночному Лондону. А на рациональное заявление о том, что их внешний вид, а в особенности её тонкое пальто и замшевые туфельки, абсолютно не подходит к этому времени года, она просто тряхнула волосами и поманила его пальцем, прочь от бурлящего здания «Мартис».

— Завтра мы уезжаем обратно в Корнуолл, — заговорил Захария. — Если бы мне постоянно не названивала Элизабет, я бы предпочёл остаться здесь, а ты?

— Я — нет!

— Тебе не понравился Лондон?

— А тебе не нравится в Корнуолле? — вопросом на вопрос ответила она.

— Нравится, но здесь мы вдвоём, а в Эйджвотере полно людей.

— Здесь их ещё больше, и времени вместе мы проводим в разы меньше. А Лондон… — Габриэлла задумалась и осмотрела притихшую Пикадилли. Улица горела тысячей маленьких разноцветных огоньков, погружая всё в волшебную предрождественскую сказку. В витринах магазинов рядом с товаром сидели забавные маленькие снеговики и улыбчивые гномики, а миниатюрные искусственные ёлки, украшенные блестящими игрушками и светящимися гирляндами, стояли у каждого входа будь то магазин, офисное здание или ресторан. Людей в это время было мало, иногда они встречались с редкими прохожими, загулявшимися до поздней ночи.

— Моё впечатление вряд ли можно назвать объективным. Я люблю декабрь с этой праздничной суетой, невероятной атмосферой и еловым запахом Рождества. С такими составляющими любой город может показаться очаровательным.

— Справедливо, — улыбнулся Захария и посмотрел на медленно скользящую в такт их шагам машину. — Не замёрзла? — Он кивнул в сторону притормозившего Алана, но она отрицательно покачала головой и пошла дальше. — Габриэлла, расскажи, почему ты так долго была одна?

— Ты считаешь, это долго? — с улыбкой заметила она.

— Для молодой, красивой и невероятно чувственной женщины — это очень долго. — Последние слова он произнёс так многозначительно, что Габриэллу обдало жаром. Она раньше за собой не замечала, чтобы её так возбуждал голос мужчины, но глубокий, соблазнительный баритон Захарии сводил с ума.

— Габриэлла? — позвал он её.

— Прости, задумалась. — Абстрагировавшись от желания взять его за руку, ощутить тепло кожи и пройтись, как влюблённая пара, она сказала: — Это такая банальная история… Ничего интересного.

— Расскажи.

— Я встречалась с мужчиной, любила, или думала, что любила. — Габриэлла нахмурилась. — Не знаю, уже не знаю. У нас были… как это принято называть, хм… серьёзные отношения. В общем, в одно прекрасное утро тест на беременность показал две ярко-выраженные полоски. Я не испытала смятения, которое, наверное, одолевает всех незамужних и, в принципе, не планировавших детей женщин. Я просто была счастлива. Но, как оказалось, счастлива была только я. Дальше было что-то вроде: «Ты мне очень дорога, но ребёнок не входит в мои планы на ближайшее будущее, и у меня есть хороший знакомый, отличный врач, который поможет решить эту проблему». Проблему…

Габриэлла замолчала. Ей до сих пор было неприятно вспоминать тот разговор. Чувств к бывшему любовнику она больше не испытывала, разве только презрение, но всё это было настолько гадко и мерзко, что даже спустя год воспоминания об этом вызывали настойчивое желание помыться. Тогда она чувствовала себя осквернённой, униженной и раздавленной. Для кого-то ребёнок — дар, а для кого-то всего лишь досадное недоразумение, от которого с лёгкостью можно избавиться с помощью хирургического скальпеля.

— Зак, не смотри на меня так. Ничего страшного со мной не случилось. Аборт я не делала и ребёнка не теряла. Это был всего лишь гормональный сбой. Но он помог мне понять, кем я была в жизни этого мужчины и как мало на самом деле значила для него. — Габриэлла устало вздохнула. — Вот такой вот психоанализ, доктор Фрейд.

Захария молчал. Он не знал, что сказать, как правильно выразить своё отвращение к этому мужчине и к его поступку, чтобы это не выглядело лицемерием с его стороны. Он ведь и сам далеко не ангел в отношениях с женщинами. И в его жизни были некрасивые, а порой и вовсе жёсткие истории. В людях он больше всего ненавидел навязчивость. Если ему пытались что-то навязать, будь то сделка, чужое мнение или любовные отношения — не важно, он, не задумываясь, вышвыривал этого человека из своей жизни. Бывало, попадались люди, которые не понимали с первого раза, что так делать не стоит. Приходилось объяснять, и не всегда эти объяснения были корректны. Но сейчас дело не в нём, а в конкретной женщине, которую обидели и которая поделилась этим с ним. Захария хотел утешить её, но все слова, приходившие на ум, казались банальными и сухими. Он остановился, привлёк Габриэллу к себе и нежно коснулся губ.

— Ты вся холодная, поехали домой?

Габриэлла удобно устроила голову на груди у Захарии и удовлетворённо закрыла глаза. Приятная усталость и нега тёплым ласкающим ручейком разлились по телу, освобождая от неприятных воспоминаний и тяжёлых мыслей голову. Захария ласково перебирал её волосы, заставляя чуть ли не мурлыкать от удовольствия.

— Моя жена, Амелия, умерла. — Габриэлла практически заснула, когда он заговорил. О его жене она не решалась спрашивать с их первой официальной беседы в поместье. Она прекрасно помнила, как он напрягся от вполне невинного и ожидаемого вопроса, поэтому больше не заводила речи о миссис Амелии Денвер.

Габриэлла распахнув глаза, поднялась и, прикрыв обнажённую грудь одеялом, села напротив.

— К нам в Эйджвотер приехали гости. Лето, пикники, теннис, конные прогулки — всё как всегда, и тот день не был другим. Утром собралась большая компания, и мы решили прокатиться верхом к холмам, ничего не обычного. Амелия любила останавливаться у реки: сидеть на берегу, смотреть на воду, в этот раз я не остался с ней. Её сбросила лошадь. Она была опытной наездницей, я не знаю, как такое могло произойти. Когда я обратил внимание на её долгое отсутствие и поскакал к реке, Амелия уже была мертва. Она ударилась головой о камень, пробила висок.