— Да, конечно, — ответила Габриэлла.

— Они с Закари сдружились в университете. Николас действительно блестящий финансист и математик. Они начали играть на бирже и весьма успешно. У одного поразительное чутьё, у другого невероятные аналитические способности. К тому моменту, как Закари начал работать с отцом, он уже был финансово независимым от семьи и мог выкупить у Эдварда контрольный пакет, но… — Элизабет развела руками. — Апогея их конфликт достиг, когда Эдвард уличил сына в нечистоплотности. Ричард, мой муж, обнаружил финансовые дыры в отчётах. Нет, компания продолжала процветать, но больше не опиралась на букву закона и чистоту каждой проводимой сделки. Я помню, как рвал и метал Эдвард, как собирался расставить все точки над «i» с сыном. Он хотел выкинуть Закари из «Мартис», а потом их сессна рухнула, не долетев до Корнуолла. — Элизабет замолчала, а Габриэлла не могла переварить полученную информацию, да что переварить, она даже прожевать её не могла.

— Элизабет, вы подозреваете, — Габриэлла прочистила горло, чтобы оттянуть момент, когда нужно будет назвать предполагаемого виновного, — подозреваете Зака?

— Я не знаю, Габриэлла, не знаю! — воскликнула Элизабет. — Я не видела отчета комиссии, но если бы это было преступление, они бы это смогли установить, правда? — Она заглянула в глаза Габриэлле.

— Наверное, — неуверенно ответила та. «В любой сфере деньги решают многое, и вряд ли британские службы чем-то отличаются от американских», — подумала Габриэлла.

— Шло время, а оно, как вы знаете, лечит. Я забыла свои подозрения, — как-то виновато проговорила Элизабет. — Я всегда любила племянника, и он действительно стал мне поддержкой и опорой, заменил Сэнди отца. Но потом я начала замечать странный… неестественный интерес у них с Эммой.

Габриэлла напряглась, но перебивать Элизабет не стала.

— Он тогда ещё был женат, и я знаю, что их отношения с Амелией стали напряжёнными, возможно, она тоже что-то заметила, не знаю. А потом она упала с лошади и умерла.

— Элизабет, вы уверены, что ваши подозрения насчёт дочери и племянника обоснованы? — Габриэлла видела по серьёзному лицу миссис Крэмвелл, что это было не плодом её воображения, но всё равно продолжала хвататься за хрупкую соломинку, за глупую надежду, что всё это сплошное недоразумение.

— Я не знаю, вышли ли их отношения за пределы платонических, но моя дочь была влюблена в Закари, — прохладно ответила она, приняв смятение Габриэллы за недоверие. — Я пригрозила Эмме, что отправлю её навсегда в Швейцарию к родственникам Ричарда, а корни у него были те ещё, — выразительно закатив глаза, сказала Элизабет, — если она не выйдет замуж за Дика. Он давно ухаживал за ней и, не без моей помощи, Эмма ответила ему взаимностью. Он дипломат, жили они в основном за границей. Я думала, со временем влечение к Закари пройдёт, но, когда она позвонила и сказала о новом назначении мужа и о своём желании пожить со мной в Эйджвотере, я поняла, как ошибалась. Я не знаю, какую власть мой племянник имеет над женщинами, но они буквально сходят от него с ума. Пугающая одержимость. — Элизабет, до этого смотревшая куда-то в сторону, пристально посмотрела на Габриэллу.

— А потом появились вы. Я наблюдала за вами, за ним. Вы, Габриэлла, тоже, как мотылёк, полетели на его пламя.

Габриэлла молчала. А что было говорить. Это правда. Она действительно не смогла устоять перед Захарией.

— Первое письмо я написала по двум причинам. Первая — Эмма, она постоянно закатывала мне истерики, грозилась рассказать вам об их связи, абсолютно не задумываясь о последствиях своих откровений. Вторая — вы сами. Я не смогла уберечь дочь, но надеялась, что хоть вы прислушаетесь.

— Почему же вы писали, а не рассказали мне обо всём лично?

— Не хотела порочить имя семьи, думала, вы уедете, и всё наладится. А… а сегодня погибла моя дочь, и я не знаю, что думать. У меня нет оснований для обвинений кого-либо, но я не могу отделаться от чувства, что это уже было. Что все женщины, кто так или иначе связан с Закари, погибают. Когда вы разговаривали с полицией, я напечатала второе письмо. Я боюсь, Габриэлла. Боюсь того, что происходит в этом доме. Я не хочу, чтобы умер кто-то ещё.

Элизабет с опаской оглянулась и тихо продолжила:

— Несколько лет назад я узнала, что Закари хранит документы, оставшиеся после смерти Ричарда, в своей мастерской. В восточное крыло не заходит никто, кроме него, но я решилась пойти туда, найти их и узнать правду. Племянник поймал меня в галерее на третьем этаже и запретил приходить туда. Ключ от двери есть только у него. Сегодня, после того как Закари приехал из полиции, я выкрала его из связки. — Она показала спрятанный в кармане ключ. — Закари был уставший и просто бросил их на столик в гостиной. Сейчас я хочу подняться туда и наконец узнать, что произошло десять лет назад, и кто виноват в смерти двоих самых дорогих для меня мужчин. Габриэлла, я понимаю, что вас это не касается, и пойму, если вы решите уехать, пока Закари отсутствует. Я не прошу вас пойти со мной, хоть и очень боюсь идти одна.

Габриэлла не знала, что сказать. Она не могла поверить во всё происходящее, а то, что она услышала, вообще казалось из области фантастики. Но просто взять и уехать она тоже не могла.

— Я пойду с вами, Элизабет.

В выгоревшем старом коридоре было темно, сыро и холодно. Именно так, как запомнила Габриэлла. Она уверенно шагала по каменной лестнице, абсолютно позабыв суеверный страх, накатывавший волнами в её первое посещение восточного крыла. Сейчас Габриэлла даже в мыслях не вспоминала об эфемерном призраке, который якобы бродит в этих промёрзших стенах. Слишком многое случилось сегодня, и узнала она тоже слишком много.

Элизабет осторожно кралась за ней, вздрагивая от каждого шороха и болезненно вздыхая от натужного скрипа деревянного пола. Они вышли в просторную, относительную освещённую галерею, и Габриэлла судорожно обняла себя руками. Витражное высокое окно было настежь распахнуто, и пронизывающий ледяной ветер без труда проникал в каждый уголок на третьем этаже, но закрыть его Габриэлла не решилась. Почему-то так — с зимним холодом, с шумом деревьев и редкими звуками, доносившимися со двора — всё здесь казалось более живым. А гробовая тишина, в основном царившая в этом месте, больше подходила склепу, нежели дому, пусть и заброшенному.

Габриэлла надавила на ручку, и дверь с тихим скрипом поддалась. Нашарив на стене выключатель, она осторожно коснулась кнопки, и комната буквально засветилась от невероятного количества света. После полумрака коридора привыкнуть к электрическому освещению удалось не сразу. Когда глаза перестало резать, они всё же вошли в мастерскую Захарии и осмотрелись.

Габриэлла быстро пробежала глазами по всему периметру комнаты, но ничего, даже отдалённо напоминающего сейф, не обнаружила. На столе лежали наброски, инструменты, подручные материалы — всё так, как она запомнила. Единственное, что выбивалось из привычного набора — маленькая бархатная коробочка.

— Элизабет, а вы знаете, где эти документы? — обратилась к притихшей миссис Крэмвелл Габриэлла, подавив желание взять в руки чёрный футляр. Она не успела даже удивиться или осознать происходящее, как ей на голову опустился точильный камень.

Габриэлла рухнула на пол, но сознание не потеряла, а лишь глухо застонала от боли. Висок резануло, будто ножом, а голова, казалось, лопнет от настырного звона. Габриэлла осторожно приподнялась и, прислонившись спиной к выдвижным ящикам стола, посмотрела прямо в дуло маленького чёрного револьвера.

<— Элизабет, что вы делаете? — пытаясь сфокусировать взгляд, непонимающе спросила она.

— Ну, почему вы такая недогадливая?! Я ведь действительно не хотела доводить до этого. — Элизабет сокрушённо покачала головой. — У вас столько было возможностей уехать, даже сейчас я дала вам такой шанс. Если бы вы сказали, что желаете покинуть Британию сейчас, немедленно, я бы лично посадила вас на самолёт, но вы предпочли другой путь.