Первые несколько дней я была в ступоре и шоке. Боль притупилась за счет безостановочной капельницы. Но даже сквозь дымку, я была уверенна, что все это было определенной ошибкой. Я была балериной. Я совсем недавно была принята в Школу балета Джофри. Даже когда комнату наполнили рыдания моей матери, а доктор описывал степень моих травм, я не плакала... потому что это была не я.

Он был не прав, мою медкарточку перепутали, он рассказывал о другом человеке. Мой перелом был минимален. Возможно, вывихнуто колено. Кто-то более квалифицированный придет в любую минуту и объяснит все. Просто обязан.

Но никто не пришел, к утру меня выписали, и я столкнулась лицом к лицу с действительностью жизни без танцев... В мире не существовало столько морфина, который смог бы оградить меня от правды. Нога была разрушена... а вместе с этим и мое будущее, над которым я работала всю свою жизнь.

Заикание, с которым я боролась большую часть моего детства, вернулось, а мой отец - который тратил больше времени на рассчитывание шансов, насколько моя карьера танцора станет прибыльной, нежели посещал мои выступления - был дома, притворяясь, что в душе не празднует это.

На протяжении шести месяцев я едва говорила. Делала то, что должна была: двигалась дальше. Я выздоравливала снаружи, пока Лола и Харлоу наблюдали за мной, обращая внимания на мою поддельную улыбку и брекеты.

Я и Ансель подходим к тому же углу, к которому я привела его вчера.

Утром, здесь, несомненно, светлее и менее уединенно, но я почти не замечаю этого, сверля глазами конверт, который он вручил мне. Он без понятия, какое значение несет это, последний раз, когда я писала себе письмо было в день, когда я решила снова заговорить, в день, когда я уговорила себя, что ничего страшного в том, что ты оплакивала вещи, которые потеряла, но настало время двигаться дальше.

Я села, написав все те вещи, которые боялась сказать вслух, и медленно начала принимать мою новую жизнь. Вместо переезда в Чикаго, как я всегда планировала, я перепоступила в Калифорнийский Университет Сан-Диего, и наконец, сделала то, что отец посчитал достойным: закончила его с отличием и была приглашена в самые престижные бизнес-школы страны.

По крайней мере, у меня был выбор из программ. Я всегда задавалась вопросом, подсознательно ли я пыталась уехать подальше, как только могла, от него и аварии.

Конверт помят и истрепан, сложен пополам, и вероятно, его вытаскивали из кармана туда-сюда много раз, напоминая мне большую часть письма, которое я читала и перечитывала на протяжении многих лет. У меня deja vu.[9] Один угол был испачкан в чем-то, а так же, поцелуй из моей помады был на другой стороне, но он все еще отлично заклеен, уголок не был отклеен даже не на чуть-чуть. Он не пытался его вскрыть, хотя судя по его тревожному выражению лица, он определенно рассматривал это.

- Ты сказала отдать тебе это сегодня, - говорит он спокойно. - Я не читал его.

Конверт достаточно толст, тяжел, а еще напичкан так, что ощущается, будто там сотня страниц. Но когда я открываю его и вижу, осознав, что это из-за того, что мой почерк просто огромен, а еще "пьяно танцует". Я вместила примерно двадцать слов на каждой узкой бумаге, предоставленной отелем. Я что-то пролила ни них, и несколько страничек немного порваны, будто я едва могла сложить их правильно перед тем, как плюнуть на это и запихнуть их грязной кучей в конверт.

Ансель наблюдает за мной, в то время, как я сортирую их и начинаю читать. Я могу практически чувствовать его любопытство, в том месте, где его глаза остановились на моем лице.

"Привет тебе, Миа. Мине. Себе." - Начинается. Подавляю усмешку. Помню волнение от этого момента, сидя на туалетной крышке и изо всех сил пытаясь сосредоточится на ручке и бумаге.

"Ты сидишь на туалете, пишешь письмо себе, чтобы прочитать позже потому что пьяна достаточно, зная, что ты не вспомнишь многое завтра но не на столько пьяна чтобы ты не могла писать. Но я знаю тебя, потому что ты -это я, и мы обе знаем, что ты не умеешь пить и твою память отбивает напрочь когда ты напиваешься джином. Так давай же я напомню тебе:

он Ансель.

ты целовалась с ним

он на вкус как лимон и скотч

ты засунула его руку в свое белье и потом

вы болтали часами на пролет. да, болтали. я болтала. мы. мы рассказали ему все об аварии и о нашей ноге твоей моей.

это сбивает с толку". - Я забыла об этом. Поднимаю глаза на Анселя, румянец, покалывая, приливает к моим щекам. Чувствую, как мои губы тоже вспыхивают, и он замечает это, и его глаза застилает пеленой.

Я была тык пьяна, когда писала это. - Шепчу я.

Он просто кивает, а затем кивает на листки, будто не хочет, чтобы я отвлекалась, даже на него.

"ты рассказала ему что не любишь разговоры но любишь движение

ты рассказала ему все о танцах до несчастного случая и о жизни без танцев после

рассказала о том как это, оказаться в ловушке, под горячим двигателем

о двух годах физиотерапий, и попытках танцевать "ради веселья" после

рассказала о Люке и о том, как он сказал, такое чувство будто старая Миа умерла под грузовиком

рассказала о отце, и как была уверенна в том, что он измениться

о Броке и Джеффе которые вырастают из милых детишек в тупиц

о том, в каком ты ужасе от осени и переезда в бостон

на самом деле ты сказала 'хочу любить всю свою жизнь так же сильно, как и любила эту ночь' и он не рассмеялся над тем как глупо ты звучала

и вот самая странная часть

готова?”

Закрываю глаза, немного покачиваясь. Я не готова. Так как это воспоминание всплывает в моих мыслях, победа, безотлагательность, облегчение. Я не готова вспомнить, как с ним я чувствовала себя в безопасности, и как прост он был. Я не готова осознать, что он стал свидетелем чего-то, чего еще никто не видел за всю мою жизнь до этого. Я глубоко дышу и смотрю вниз на письмо.

"ты не заикалась. ты ЛЕПЕТАЛА."

Почитав это, я встречаюсь глазами с Анселем, будто ища подтверждения в них, но он не знает, о чем говориться в письме. Его глаза расширяются, когда он исследует мое выражение лица, едва сдерживаясь от того, чтобы не заговорить. Помнит ли он все, о чем я ему поведала?

" вот почему ты сделала ему предложение и он ответил 'да' так быстро с этой пьяной улыбочкой, будто это было самой лучшей идеей которую он слышал, поэтому, конечно же, мы должны были поженится! Теперь, ты осведомлена, но я хотела написать это первым из-за того, что ты можешь и не помнить об этом, поэтому я тебе и написала это.

не будь дурой. он может оказаться прекрасным человеком, которого ты, когда либо знала.

целую

Мине. ты еще не переспала с ним. но хочешь. сильно. Пожалуйста, займись с ним сексом. ты спросила его о том, что вы ребята собираетесь заняться этим и он сказал 'посмотрим'. :/ "

Складываю листы так аккуратно, как только могу и засовываю их обратно в конверт дрожащими руками. Такое ощущение, что мое сердце увеличилось в два раза в размере, возможно, соединилось с другим, новым, которое предпочитает стаккато[10] паники. Удвоенные удары пульсируют и отражаются в моей груди.

- И? - спрашивает он. - Ты знаешь, я умираю от любопытства.

Я написала его до того, как мы... - Я поднимаю руку, показывая простое золотое кольцо. - Последний раз, когда я писала себе письмо... - Начала я, но он уже кивнул. Чувствую, что кружусь под тяжестью этого.

-Знаю.

- И я сделала тебе предложение? - Предполагаю я, удивленная, на самом деле тем, что предложение вообще поступило. И это было не просто пьяным бредом. Помню, как он дразнил меня накануне ночью, что я должна поехать с ним во Францию, но все это нужно было обсудить и спланировать. Найти машину, сказать направление. Требуется, чтобы мы подписали документы, заплатили, выбрали кольца, затем произнесли клятвы достаточно связно, чтобы убедить кого-то, что мы не были пьяны в стельку. Я даже немного впечатлена последней частью.