Но сил у Великобритании влезть сразу в три предприятия не было. Поэтому, чтобы не оказаться в положении приснопамятно буриданова осла, они решили действовать, строго расставляя приоритеты. То есть, сосредоточить все свои усилия на Индии, так как с французским флотом и русскими проливами в Лондоне еще могли смириться, а вот с потерей Индии - нет.

Тут нужно пояснить важный момент. Дело в том, что еще в 1868 году компания Суэцкого канала французского инженера Лессепса обанкротилась. Не без помощи русской разведки и проказ Моргана. Она и без того едва сводила концы с концами, постоянно ныряя в финансовую пропасть, выплывая лишь за счет привлечения новых инвестиций. Вот на одной из волн она просто не смогла выплыть. Поэтому, к моменту, описываемому в романе, сам инженер уже находился во Франции, слегший в постель от нервного истощения, а персонал компании уволен. И, как следствие, сама идея Суэцкого канала была дискредитирована в глазах европейцев. Она теперь выступала чем-то вроде идеалистической мечты и совершенно дикой финансовой авантюры, в которую готовы были вложиться только те, кто желал избавиться от своих денег.

Эта деталь очень серьезно скорректировала политику Туманного Альбиона, для которого Средиземноморье так и не стало ключевым участком ее транспортной магистрали до Индии. А потому и отношение к выходу русских на побережье этой гигантской 'лужи' было менее обостренным. Ведь, на тот момент Средиземное море было, фактически, огромным мешком, горловину которого контролировал английский Гибралтар. В то время как Франция угрожала коммуникациям Великобритании много больше, находясь на транспортной магистрали в Индию, а потому имея возможность, в случае необходимости, его заблокировать. Поэтому Лондон и избрал стратегию невмешательства в эту европейскую войну, намереваясь, пользуясь нейтралитетом Франции, разгромить индийских повстанцев. А потом, после разгрома Парижа, силами прусской, итальянской и русской армий, попробовать договорить о разборе французских броненосцев и вообще - максимальном ударе по французской морской промышленности. Вплоть до демонтажа заводов, тем более что все три страны-союзницы этой военной кампании не откажутся от возможности заполучить в свои руки хотя бы часть оборудования с французских верфей и ряда заводов. Безусловно, это их усилит, но Лондон считал, что в перспективе десяти лет ничего толком ни Россия, ни Италия, ни Пруссия сделать в плане создания мощного океанского флота не смогут, а дальше видно будет.

Стамбул же, как и предполагал Александр, просто взорвался после получения известий о желании русского Императора идти войной весной будущего года. Практически все руководство Великой Порты охватила нешуточная паника. Абдул-Азиз и Али-паша, находящийся в это время в должности визиря, пытались хоть как-то стабилизировать обстановку, впрочем, без каких-либо успехов. Из-за чего османская элита стала стремительно разваливаться на два неравных лагеря.

С одной стороны выступила небольшая часть военных и духовных лидеров. Довольно быстро в этой среде выделился Осман Нури-паша, сохранивший не только ясность мысли, но и трезвость рассудка. Он, конечно, имел невысокое звание, но энергия и духовная твердость поставила его в фактически лидеры партии 'ястребов'. Осман не испытывал иллюзий и отлично понимал, что выиграть войну у русских, в сложившихся политических обстоятельствах, нереально. Даже при активной материальной помощи европейских держав, которую они все стали активно, но тайно оказывать. В Османскую Империю хлынули полноводной рекой старые винтовки и пушки, за который Стамбул платил вполне солидные деньги. Осман морщился от поведения европейцев, использующих Великую Порту как вторичный рынок для своего старья, но никоим образом не высказывался против подобной тенденции. Да, табакерочные винтовки и капсюльные 'шарпсы' под бумажный патрон были не самым лучшим оружием, но они были. И что самое главное, были сильно лучше того, что имела на вооружении турецкая армия. Так что, Нури-паша прикладывал все усилия для того, чтобы это не самое современное оружие незамедлительно поступало в войска. Считая, что, несмотря на все прогнозы нужно дать бой с надеждой на то, что Аллах пошлет правоверным удачу в бою и явит свою благодать.

Партию же 'трусливых куриц, составили все остальные офицеры и сановники Великой Порты. Они увлеченно стали ругаться и рядиться, пытаясь 'встать удобнее, чтобы после разгрома собственной державы сохранить хотя бы часть своего влияния. Как несложно догадаться, никакого лидера у них не имелось, так как эти люди действовали 'каждый сам за себя, преследуя исключительно личные интересы.

Впрочем, несмотря на совершенное расстройство управления Османской державы, Великий визирь не оставлял попыток избежать военного столкновения. Так, например, уже спустя неделю после получения известий о столь печальных намерениях своего северного соседа, из Стамбула в Москву выехала большая дипломатическая делегация в традиционном восточном стиле. В частности, она везла многочисленные подарки 'на коронацию' Александра III, желая, 'между прочим, обсудить ряд политических и экономических вопросов'. Алим-паша искренне полагал, что если уступить России кусок Бессарабии, взятый у нее по итогам Крымской войны и отдать несколько крепостей в Закавказье, то Александр умерит свой аппетит и будет шанс договориться. По крайней мере, он хотел в это верить. Но он не был наивным человеком. Отнюдь. Но жить в ожидании 'северной бури' он не мог. Ему требовалось нормально отдыхать, чтобы сохранять работоспособность и сосредоточенность, так как в противном случае, затрещавшая от первого, еще робкого порыва ветра, Великая Порта, может попросту развалиться, не дожидаясь войны.

Другим неприятным следствием официального начала предвоенного марафона стало фактическое отсутствие флота для решения ряда задач. Безусловно, война должна была носить исключительно сухопутный характер, но некоторые военно-морские операции провести все же требовалось. И для них деревянные парусно-винтовые фрегаты, шлюпы и корветы, которые составляли практически весь Российский Императорский Флот, оказались неподходящим решением. Требовались броненосцы и мониторы или, на худой конец, бронированные канонерские лодки.

Конечно, имелись проекты тяжелых океанских мониторов, но их постройку Александр специально затягивал, дабы не надорвать бюджет и тщательно отработать технологию. То есть, на 23 мая 1869 года их проект существовал только в виде некоторого количества чертежей и двух масштабных моделей, которые мучили в ЦАГИ, испытывая в экспериментальных бассейнах. И собственно все. Ну и более-менее завершенный план реконструкции санкт-петербургских верфей, персонал которых только недавно был большей частью направлен на учебные курсы самого разного характера.

- Что делать будем, Николай Андреевич? - Закончив читать отчет о текущем положении дел, Александр посмотрел на военно-морского министра Аркаса, также пребывающего в задумчивости.

- Ваше Императорское Величество, - вы помните, что мне принадлежит, основанное еще при вашем покойном родителе Русское общество пароходства и торговли? В конце 1867 году мы с вами обсуждали вопросы возрождения отечественного военно-морского флота на Черном море. В те дни вы были очень сильно заняты делами далекими от устройства флота, а потому всячески отрешались от моих предложений, направленных на возрождение Императорского военно-морского флота Черного моря.

- Я мало что помню из тех наших с вами бесед, - Александр задумался. - Вроде мы решились строить какие-то корабли. Что-то вроде барж.

- Не совсем баржи. Уступив необходимости, вы согласились на создание серии винтовых пароходов двойного назначения. Мало того, даже приняли некоторое участие в их проектировании, подключив ЦАГИ.

- Я не следил за развитием событий. Что у нас в итоге получилось?

- К середине 1868 года ЦАГИ утвердил обводы корпуса нового 'коммерческого парохода весьма необычной конструкции и мы принялись их изготавливать. - С этими словами, Николай Андреевич Аркас извлек из принесенной с собой папки несколько листов стандартного имперского формата с чертежами некоего судна. Александр смотрел и удивлялся, смутно вспоминая свои эскизы, на которых когда-то изображал отдаленно знакомые силуэты десантных барж первой половины XX века. Однако с листов бумаги на него смотрели контуры совершенно иных кораблей, даже отдаленно не похожих на десантные баржи.