- Отчего так? - Удивился Тотлебен. - Бездымный порох очень серьезно улучшит баллистические характеристики этих мортир.

- Его очень мало изготавливается. Пока Павлово-Посадский химический комбинат не запустим с его возможностью выделять азот из воздуха в промышленных масштабах, мы новый порох толком использовать и не сможем. Нужно очень много азотной кислоты. Нам и на 'ромашки' бездымного пороха остро не хватает. Так что, не будем рисковать. По моим расчетам современная война будет 'кушать' очень много снарядов и сжигать гигантское количество пороха. Не обжечься бы.

Долгое заседание в Государственном Совете, посвященное экстренной подготовке к войне вызвало целый ряд неприятных последствий.

Самым главным из них стало то, что Император допустил целенаправленную 'утечку' информации, касающейся его желания напасть на Османскую Империю. Казалось бы, такой поступок был странным, ведь внезапность имеет огромное значение в войне. Но Александр рассудил иначе. Ведь времени на какие-либо маневры и пересмотры позиций у ключевых игроков уже не осталось. Поэтому такой 'слив' информации позволял создать определенный накал страстей в стане противника. Никто в Стамбуле иллюзий не испытывал в отношении реальных возможностей турецкой армии, поэтому заявление класса 'Иду на вы, даже поданное в неофициальном ключе, должно было сработать очень деструктивно. Ведь ожидать неизбежный разгром, а то и физическое уничтожение, очень сложно психологически.

Впрочем, это не помешало остаться недовольными всем основным участникам большой политической игры. Настолько, что разразился натуральный скандал, с огромным удовольствием подхваченным журналистами.

Бисмарк и Вильгельм расстроились из-за того, что Александр, по их мнению, решил не лезть в весьма непростую войну с Францией, сохранив дружественный нейтралитет. Раньше они это только предполагали, но теперь, когда всплыла информация о характере приготовлений, в Берлине позволили себе демонстративно обидеться. Пришлось даже писать письмо Отто:

'… Поэтому, я не могу отправиться вместе с вашей армией на запад, ибо опасаюсь турецкого удара в тыл. Да, вероятно, это глупости, но французская форма засветилась и в Индии. Боюсь, что Наполеон III специально старается вывести из предстоящей кампании одного союзника за другим. Но обещаю вам, что как только османская проблема решится, я непременно приду во главе с войсками вам на помощь…'

Впрочем, это письмо только ускорило отправку в Османскую империю всего устаревшего военного имущества, что Пруссия приобрела в ходе разгрома Австрии, Саксонии и Дании в позапрошлом 1867 году. Берлин не мог изменить намерений русского Императора, поэтому, его раздирали противоречивые чувства. Особенно наследника престола - Фридриха, который с каждой минутой становился все более ярым сторонником Великобритании, почитая русских не иначе как 'варварами, опасной 'ордой, которая подобно мифическим татарам в Средние века угрожала европейской цивилизации. Но коней на переправе не меняют, поэтому ни Бисмарк, ни Вильгельм, да и вообще никто в прусском правительстве не решался отказаться от задуманного плана войны. А потому варились в соку собственной злости и негодования, стараясь как можно больше навредить Александру в его турецком походе. В Берлине и до произошедшей 'утечки' все отлично понимали расклад, поэтому полуофициальное подтверждение намерений русского Императора ничего не изменило. Разве что Пруссия теперь была вынуждена поставлять туркам оружие тайком, чтобы не оказаться дискредитированной в глазах союзника.

Гарибальди был скормлен тот же самый пакет официальной информации, усвоенный его умственным пищеварением отменно. Все логично. Все здраво. Так чего возмущаться? А потому в своем, незамедлительно последовавшем ответе, пожелал удачи в разгроме вероломных турок и выразился надежду на то, что победа достанется русским солдатам малой кровью.

На первый взгляд поведение Гарибальди может показаться странным, ведь по идее он должен был демонстративно обидеться на то, что Александр решает погрызть Османскую Империю в одиночестве. Ибо кое-как интересы в восточной части Адриатики имелись и у Итальянской республики. Да и не только там. Например, значительная часть итальянской буржуазии вполне не отказалась бы от возвращения некоторых венецианских владений в Ионическом море и южной части Средиземноморья, которые все еще принадлежали туркам. Однако 'ларчик открывался' очень просто. Гарибальди был вынужден везти себя вежливо и тактично с Александром не только потому, что являлась его хорошим приятелем. Дело в том, что стремительно приближалась война с Францией за Савойю и Ниццу, а опыт войны 1867 года показал, что итальянская армия окажется в очень не простой ситуации. Ведь до тех пор, пока русский Император со своим корпусом не зашел в тыл австрийцам, те играючи удерживали 'великих' итальянских воинов в их рвении. Та война очень отрезвляюще подействовала на Рим, заставив его оценивать свои возможности более реально. Именно по этому, ни итальянское правительство, ни итальянская буржуазия не 'выступала из-за того, что Россия не пригласила своих верных союзников к разделу Османской Империи.

А вот с Парижем получилось непросто. Они даже прислали официальную ноту, в ответ на которую французскую сторону уверили в том, что нет никаких причин для беспокойства. И даже более того, на словах передали, что Россия на самом деле ищет поводов избежать участия в предстоящей войне в Европе, ибо решительное усиление Пруссии и Великобритании в связи с разгромом Франции ей не выгодно. Именно по этой причине Россия ввяжется в войну с Османской Империей и попробует в ней завязнуть настолько, насколько это позволят совершенно несостоятельные вооруженные силы турок. То есть, Александр попросту собирается тянуть время.

Хотя, конечно, Париж эти объяснения не успокоили, так как Наполеон III и особенно Джеймс Ротшильд уже привык к тому, что русский Император личность весьма непростая. Поэтому, хоть формально и успокоились, но продолжали искать подвохи и строить предположения относительно истинных намерений Александра. Ведь никто, по большому счету не верил, что он допустит такую утечку информации, с его-то контрразведкой. То есть, в руководстве Франции все считали, что русский Император пытается нарочно отвести взгляд общественности от чего-то более важного.

Кроме того, Наполеону III очень не хотелось поражения Османской Империи в предстоящей войне. Его скручивало как от зубной боли от одной только мысли, что русские смогут реабилитироваться на Черном море с Балканами и нивелировать успех Крымской войны. Не говоря уже о том, что перед ними появляются очень радужные перспективы овладения Босфором и Дарданеллами, контроль над которыми решительно менял всю геополитическую обстановку в регионе.

Лондон так и вообще оказался в легком ступоре, так как теперь, по большому счету он теперь разрывался между тремя архиважными целями, а не двумя, как раньше.

Прежде всего, это назревающая война в Индии, которая, по предварительным оценкам, должна была занять все невеликие вооруженные силы Соединенного Королевства. Ведь оборота британцев всегда держалась на превосходстве в море, а потому большой армии они практически никогда не держали. Потеря Индии, которую по праву называли жемчужиной британской короны, ставило бы под вопрос сам факт существования Великобритании как Великой державы. Потерю такого мощного рынка и сырьевого придатка очень сложно было как-то компенсировать. Тем более что были еще свежи воспоминания о восстании сипаев, которое с огромным трудом удалось подавить.

С другой стороны для безопасности Туманного Альбиона требовалось уничтожить непомерно большой французский флот, который на сложившийся момент времени вполне имел все шансы на разгром британского.

Ну и Османская Империя. Вероятность выхода Александра к проливам оценивали в Букингемском дворце и прочих влиятельных центрах Великобритании очень высоко. И стремились этого не допустить. Ведь кроме получения серьезного стратегического преимущества в военно-морском и политическом планах, Россия приобретала грандиозный бонус в виде самого значимого в регионе транзитного узла.