Именно в этот момент фордовский фургон “фэалайн” попытался выскочить с автострады. Джонни Фей не осуждала его за это – “у меня на уме было то же самое”, сказала она. Но он не подал сигнала и стукнул ее бампер, нырнув в правый ряд перед притормозившей полуторкой и направившись к съезду на Уэслайн.

Джонни Фей обогнала две машины, чтобы добраться до фургона, но не сумела к нему приблизиться. У первого же светофора она встала в параллельный ряд и нажала на сигнал. Она крикнула:

– Эй ты, ублюдок, съезжай на обочину! Я хочу побеседовать с тобой.

Окно “мерседеса” было закрыто, и водитель фургона не услышал ее. Теперь впервые Джонни Фей отчетливо его разглядела, тут же сообразив, что если бы даже он и услышал, то, скорее всего, ничего не понял бы, потому что это был косоглазый: характерные для них черные волосы и растерянный, ничего не выражающий взгляд.

Свет поменялся на зеленый, и фургон снова умчался вперед. Джонни Фей прибавила скорость, припустив за ним, и вскоре, к ее радости, вьетнамец загнал машину на стоянку перед химчисткой. Даже опуская окно, Джонни Фей заметила индианку, складывавшую картонные коробки. Вообще-то, подумала Джонни Фей, это место всегда называлось Соединенные Штаты Америки. А теперь это какая-то вонючая азиатская земля.

Она начала ругаться, собираясь показать вьетнамцу, что почем. Дан Хо Трунг не отвечал, а только смотрел на нее, как на сумасшедшую. Лицо его немного скривилось, однако по-прежнему ничего не выражало. Но Джонни Фей видела и “Platoon” и “Full Metal Jacket”, она знала, на что способны эти люди. Оба ее брата умерли из-за этих иностранных мерзавцев.

В ответ вьетнамец, по словам Джонни Фей, тоже начал ругаться, шипя сквозь свои выпяченные зубы, а затем потянулся к заднему карману брюк. Женщину охватил внезапный страх: вот так могла окончиться ее жизнь – на какой-то незнакомой стоянке от руки неизвестного иностранца. Джонни Фей повернула ручку “бардачка” и выхватила лежавший там среди груды магнитофонных кассет кольт “Даймондбэк” 32-го калибра. Одним натренированным движением она сняла оружие с предохранителя.

Вьетнамец выпрямился, держа в правой руке какой-то черный предмет, направленный в сторону “мерседеса”.

– Я, кажется, закричала, – сказала она Уоррену, – но я успела сделать то, что нужно, быстрее его. Золотое правило.

Быстро и судорожно дыша, с колотящимся сердцем, благодаря Господа Бога за избавление и поздравляя себя с тем, что она оказалась наготове, когда понадобилось защитить собственную жизнь, Джонни Фей поскорее уехала.

Кольт “Даймондбэк” остался лежать рядом, на сиденье. Как я любила этот маленький пистолетик, с грустью подумала она. Но, видно, придется с ним расстаться.

Уоррен понимал, что она искренне верит в то, что рассказывает. Приходилось смотреть на случившееся с ее точки зрения, как согласно инструкции обязаны были делать присяжные. “Убийство для нее – это способ решения проблем и сведения счетов”, – сказал тогда Альтшулер. Ясное, мгновенное, примитивное решение. Только после того, как все было сделано, ее изощренный ум взялся выдумывать, как запутать следствие. Таких людей, как Джонни Фей, Уоррен никогда раньше не встречал, но он знал, что подобные мутанты существуют.

Уоррен спросил:

– Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Гектор Куинтана?

– Вы, должно быть, шутите, адвокат, – сказала Джонни Фей нахмурившись. – Неужели вы думаете, что я впервые прибыла на этот рынок с партией арбузов? Гектором Куинтаной зовут того парня, которого вы собираетесь защищать на другом своем процессе, не так ли? На том, куда назначила вас некая женщина-судья.

Уоррен кивнул, но ее осведомленность его озадачила. Очевидно, здесь-то и была та логическая связь, которую он пропустил. Пристально глядя на Джонни Фей, он спросил:

– Ну и как же насчет Гектора Куинтаны?

– Он не делал этого, как мы оба теперь знаем. Поэтому вы вытащите его из этой истории точно так же, как меня из истории с Клайдом.

Как все просто! Она была женщиной бесконечной убежденности.

Кровь застучала в висках Уоррена.

– И давайте кое-что до конца проясним между нами, – решительно заявила Джонни Фей.

Она оставила сигарету с марихуаной дотлевать в пепельнице. Сделала глоток чая со льдом, затем поставила чашку на подставку из пробкового дерева. Привстав, наклонилась через стол, глядя на Уоррена своими внимательными разноцветными глазами.

– Вы все еще мой адвокат. Я оставляю вас.

Уоррен недоверчиво посмотрел на нее. Он-то был убежден, что это отставка.

– Хотите знать почему? Потому что я знаю вас лучше, чем вы думаете, Может быть, даже в некотором смысле лучше, чем ваша жена. Это называется интуицией. Она приходит с жизненным опытом, и это у меня есть.

Она улыбнулась Уоррену, но лишь губами, – взгляд ее по-прежнему оставался изучающим и холодным.

– Вы не знаете меня, – сказал Уоррен.

– Знаю. Возможно, вам это и не нравится, но это правда. Вы честны, как я уже однажды сказала вам. Прямодушны. Настоящий бойскаут по убеждениям. Вы не покинете меня в беде. Если вы останетесь моим адвокатом, то сделаете для меня все, что возможно. Может быть, теперь даже больше, поскольку вы знаете то, что знаете. Потому что вы побоитесь этого не сделать.

– Что заставляет вас думать, – спросил Уоррен, – что я все еще хочу быть вашим адвокатом?

– А разве нет? – Она, казалось, была удивлена вопросом. – Я считала, что для вас это большая удача.

– Если бы в этом штате по-прежнему существовала смерть через повешенье, – хриплым голосом проговорил Уоррен, – я сам бы затянул петлю и не слишком туго. Я бы даже лично вогнал ту дьявольскую иглу в вашу руку.

– Разумеется, – сказала Джонни, – разумеется, но в своем воображении. Это вполне естественно. Но не в реальности. Понимаете? Я действительно знаю вас. Зачем вам выпускать из рук мое дело? Что вы выиграете, если бросите его? Пойти в прокуратуру вы не сможете. Теперь вы мой адвокат, и вы были им вчера и за неделю до этого. Все, что я рассказала вам, останется между нами, даже если вы меня бросите. Теперь и навсегда, без каких-либо исключений. Я интересовалась соответствующим законом. У меня есть друзья, которые разбираются в таких вещах. “Конфиденциальность” – так это называется, верно? Вы можете помочь мне, и вы вместе с тем насмешливым еврейчиком сделаете это. Но вы не можете никому пересказать того, что я вам сообщила. Разве это не так, адвокат?

Уоррен не сумел сдержать стона.

– И зачем только Скут выбрал меня?

– Зачем выбрал?.. – Глаза Джонни Фей расширились. – Вы думаете, что это совпадение, правда? Просто невезение или, так сказать, ирония судьбы – оказаться одновременно и адвокатом Гектора Куинтаны и моим?

Видя, как изменилось лицо Уоррена, Джонни Фей в притворном изумлении похлопала себя по щекам.

– Вы все еще ничего не поняли?

– Думаю, что нет, – тихо сказал Уоррен, страшась того, что сейчас будет произнесено.

Наклонившись почти через весь столик, Джонни Фей объяснила:

– Прочитав в “Кроникл” о том, что этот Куинтана арестован за убийство косоглазого, я немножко заинтересовалась, так сказать, чем же все это кончится. Затем мне позвонил мистер Шепард и сообщил, что для ведения моего дела ему необходим помощник. “У меня на примете есть несколько хороших адвокатов, из числа которых я могу выбрать, но это все-таки ваши деньги, поэтому я немножко расскажу вам о каждом из них, а вы дадите мне что-то вроде одобрения”, – сказал он. В том списке было и ваше имя. Мистер Шепард рассказал мне о том, что вы делали в былые дни, и добавил: “Но теперь этот парень получил дело, которое поможет ему вернуться, а он этого заслуживает. Его только что назначили для защиты одного незаконного иммигранта, застрелившего вьетнамца”.

Через несколько минут Джонни Фей заключила, что “Уоррен Блакборн, по-видимому, человек подходящий”.

Совершенно ошеломленный, Уоррен покачал головой. Взяв его в качестве своего адвоката, Джонни Фей тем самым обеспечила его молчание на тот случай, если он докопается, что она имеет какое-то отношение к убийству Дан Хо Трунга. Не означало ли это, что она уже с первой минуты представляла себе тот день, когда, торжествуя и без всякого опасения, признается ему в совершенном преступлении?