– Сто тысяч долларов в год.

– И вы также имеете собственный источник дохода, не правда ли? – спросил Уоррен. – Из состояния вашей матери.

– Да.

– Вы любили вашего отчима?

– Собственно говоря, нет. Я недостаточно хорошо знала его.

– А миз Баудро вы знали так же хорошо, как вашего отчима?

– Разумеется, нет.

– Вы имеете в виду, что были едва с нею знакомы? Вы это хотите сказать?

– Думаю, что да.

– И фактически вы не знали ее настолько хорошо, чтобы судить о том, когда она шутит, а когда говорит серьезно, не так ли?

– А! Если вы намекаете на то, что она сказала насчет Клайда тем вечером у телевизора…

Уоррен перебил:

– Миссис Джерард, я ни на что не намекаю. Просто ответьте на тот вопрос, который я вам задал.

– Для этого я знала ее достаточно хорошо.

Кашлянув, Уоррен сказал:

– Миссис Джерард, вы, должно быть, не раз слышали подобные вещи от других людей. И что же, вы всегда воспринимали их всерьез?

– Ее слова я воспринимала всерьез. У нее было особое выражение в глазах.

Уоррен мог бы попросить судью, чтобы тот посоветовал свидетельнице быть более ответственной и воздержаться от комментариев, однако он чувствовал, что ее предубежденность против Джонни Фей шла на пользу защите.

– Когда миз Баудро сделала то замечание, которое вы ей приписываете, насчет того, что она-де перережет горло доктору Отту, когда тот будет спать, вы находились внизу и смотрели телевизор?

– Да.

– Не припомните ли вы, что за программа тогда шла?

– Какой-то фильм, мне кажется.

– Не помните, какой именно?

– Нет.

– Вы смотрели его с удовольствием?

– Да, во всяком случае, пыталась.

– А где в тот момент находилась миз Баудро?

– Позади меня. Рядом со мною. Точно я не помню.

– Значит, вы сидели, а она стояла, верно я говорю?

– Да, кажется, так.

– Никаких “кажется”. Скажите нам, действительно ли она стояла и действительно ли сидели вы.

– Хорошо. Да, так оно и было.

– Вы умеете смотреть одновременно в двух направлениях, миссис Джерард?

– Нет. Конечно, нет.

– Разве не факт, что, если вы смотрели телевизор, а миз Баудро стояла за вашей спиной, у вас не было возможности увидеть то, что вы описали, как “особое выражение в ее глазах”, в тот момент, когда она, как вы утверждаете, сделала свое замечание? Пожалуйста, ответьте нам просто: да или нет.

– Да, я видела это. Не спрашивайте меня, каким образом. Я видела и все.

– И затем, после ее предполагаемых слов, вы, как вы сами сказали, заткнули уши, чтобы ничего больше не слушать?

– Это не “предполагаемые слова”! Она сказала их.

– Я не спрашивал вас об этом, миссис Джерард. Я спросил о том, действительно ли вы заткнули уши, чтобы ничего больше не слушать?

– Да, я это сделала.

– И вы не слышали больше ничего из сказанного ею?

– Нет, я не хотела слушать.

– Следовательно, если миз Баудро потом прибавила еще что-то вроде “я просто шучу” или “да я это несерьезно”, услышать ее вы уже не могли, верно я говорю?

– Но она не говорила ничего подобного.

Уоррен улыбнулся.

– У меня нет вопросов.

– Отличная работа, – сказал Рик, когда Уоррен вернулся к столу защиты, а судья объявил перерыв, чтобы Мари могла оторваться от стенографа и расслабить руки.

Джонни Фей отозвала своих адвокатов в уединенное местечко в коридоре. На щеках ее горели малиновые пятна.

– Мне не нравится, какой оборот все это принимает!

– Вам следовало раньше рассказать нам о таких вещах, – сказал Уоррен.

– Да это же все ложь! – воскликнула Джонни Фей.

– И у вас не было никакой ссоры в далласском отеле “Анатоль”?

– Да нет же, черт побери!

– Вы ничего не говорили о Клайде, когда Лорна смотрела телевизор?

– Вы думаете, я сумасшедшая? Слушайте: эта Лорна – параноидная шизофреничка. Вы понимаете, в чем тут дело? Она меня терпеть не может. Все это она попросту сочинила!

Ни Уоррен, ни Рик не произнесли ни слова. Джонни Фей убежала в туалетную комнату, расположенную в конце коридора.

– Похоже, наша клиентка по уши в дерьме, – сказал Рик.

– Вполне заслуженно. Это ложь от начала до конца. Нам следовало ожидать этого.

– Что же заставляло нас думать, будто ее дело простое?

– Да. Даже моя Уби могла бы его выиграть, как ты говорил.

– Твоя собака действительно могла бы выиграть это дело, если бы все, что говорила нам наша клиентка, оказалось правдой.

– Правда, – сказал Уоррен, – это то, что меньше всего ей свойственно.

– Не паникуй! Возможно, ты имеешь не нее зуб из-за Куинтаны, но ты обязан ей помочь.

– Я сделаю все, что могу, – сердито буркнул Уоррен.

После короткого перерыва свидетельские показания давал Кеннет Андерхилл. Это был беспутный сын Шарон, мужчина лет сорока, нигде не работавший и ни к какой работе не способный, в чем он сам охотно признался. Он был наркоманом и находился на излечении. Кеннет заявил, что дважды оказывался свидетелем ссор между Клайдом Оттом и миз Баудро. Первая ссора случилась в ресторане “Анатоль”, где присутствовала и Лорна Джерард. Кеннет подробно пересказал все обстоятельства того ужина, причем рассказ его в основном совпал с рассказом сестры. Другая ссора произошла на Ривер-Оукс, он не смог вспомнить точно, что именно там говорилось, но миз Баудро явно вела себя оскорбительно по отношению к Клайду.

Когда Альтшулер отпустил свидетеля, Уоррен сказал:

– У защиты нет вопросов.

Джонни Фей тут же пнула его под столом в лодыжку, да так, что Уоррен начал ловить ртом воздух. Достаточно громко для того, чтобы это могли услышать присяжные и судья, Джонни Фей прошипела:

– Он лжет! Какого черта вы сидите?

Стиснув зубы и нагнувшись, чтобы потереть свою ушибленную ногу, Уоррен спокойно сказал:

– Больше никогда этого не делайте. Теперь слушайте меня. Нам, по-видимому, придется смириться с этим, но всякая ссора – это палка о двух концах. Клайд провоцировал вас. Вы провоцировали его. Поняли?

– А ты провоцируешь меня. Понял?

Уоррен улыбнулся так, чтобы среди присяжных это заметили.

– Теперь заткнитесь, к чертовой матери, – сказал он. – Если вы еще раз меня пнете, я вообще уйду из зала.

На закате дня на место свидетеля обвинения поднялся доктор Гордон Баттерфилд. В намерения Альтшулера входило приглушить спорный вопрос об угрозе, высказанной Клайдом в хьюстонском “Рэкит-клаб”.

– Итак, после того, как миз Баудро выплеснула вино, доктор Отт заявил: “Ты – сука, я с удовольствием убил бы тебя за это!” – что, по вашему твердому убеждению, не было сказано в буквальном смысле?

– Абсолютно нет, и у моей жены создалось точно такое же впечатление. Клайд сразу же после этого успокоился.

– Доктор Баттерфилд, как бы вы охарактеризовали доктора Отта?

– Трудолюбивый, жизнелюбивый, общительный человек. Лояльный, благородный и забавный. Вспыльчивый, но вместе с тем и отходчивый.

Альтшулер отпустил свидетеля.

– Всего один-два вопроса, – непринужденно сказал Уоррен. – Доктор Баттерфилд, “жизнелюбивый” – помимо всего прочего означает и любящий выпить?

– В каком-то смысле да.

– Компанейский?

– Да, думаю, что так.

– Сексуально неразборчивый?

– Можно сказать и это.

– “Вспыльчивый” – означает, что он легко выходил из себя, правильно?

– Да, но…

Уоррен перебил его:

– Вы уже ответили. А выйти из себя – это означает чрезмерно разгневаться и раскричаться, не так ли?

– Полагаю, так.

– Скажите, по вашим сведениям, имел доктор Отт стойкую привычку к кокаину?

Баттерфилд свирепо посмотрел на адвоката, и щеки его залились краской.

– Вы знаете мой ответ на это. Я уже говорил вам, когда вы приходили ко мне домой. Он был врач!

– То есть, вы хотите сказать нам, доктор Баттерфилд, что абсолютно невозможно, чтобы врач был кокаинистом?

– Такое случается весьма редко.

– У меня больше нет вопросов, – сказал Уоррен.