— Дэну не помешала бы чашка крепкого чаю.
— Я мигом заварю.
— Нет, вы несите, я сама.
Даже Мэй была в эту ночь так же мила, как все остальные.
В четверть первого Дэвид сел за пианино. Все запели. Сара наотрез отказалась солировать, боясь навредить только что наметившейся гармонии в ее отношениях со свекровью. Через минуту она вспомнила, что ей пора бежать. Выходя из гостиной, шепнула Мэри:
— Я сбегаю к матери, поздравлю ее с Новым годом.
— Это не опасно? — Вопрос был задан с искренней заботой.
Сара покачала головой.
— Со мной ничего не случится.
Мэй, слышавшая их разговор, дотронулась до ее руки и сказала:
— Неужели вы пойдете туда одна?
— Ничего, я привыкла.
— В такой час все может случиться. Я бы на в вашем месте опасалась ограбления.
— Ничего, на улицах полно людей.
Как все добры! Мэй и та проявила заботу! Она вышла вслед за Сарой, твердя:
— Взяли бы хоть провожатого. Позовите с собой Дэви.
— Нет, пускай играет. Всем хочется, чтобы он играл. Не беспокойтесь, Мэй, ничего со мной не будет.
— Тогда хотя бы дождитесь Джона. Он отлучился проверить наш камин и навестить старую миссис Уотсон, соседку. Он сейчас вернется.
— Не могу ждать, Мэй. Я мигом — одна нога здесь, другая там. Можете мне поверить… — Она широко улыбнулась. — Я привыкла бегать по улицам в темноте. Сколько лет я поздно возвращалась с работы!
Она заглянула в гостиную, вытащила из шкафа под лестницей свое пальто и накинула на голову платок.
За домом она столкнулась с Джоном. Он схватил ее за руку и уставился на нее в тусклом свете дальнего фонаря.
— Куда это вы?
— О!.. — Она взволнованно усмехнулась. — Тут недалеко, поздравить мать. Я быстро.
— Одна, без Дэвида?
— Он играет на пианино. Я не захотела его прерывать.
— Вам нельзя идти туда ночью одной. Я с вами.
— Нет-нет! — Почему-то она едва ворочала языком. — Говорю вам, я сама. Не нужно меня провожать, это займет считанные минуты.
— Минута или полчаса — не в этом дело. За кого вы меня принимаете? Что подумает Дэви, если узнает, что я отпустил вас одну, да еще в такой час? Тут что ни шаг, то пьяный. Такие времена, что они дуреют от одной капли.
— Не надо… — умоляла она, смежив веки.
— Ладно, если не хотите, чтобы вас провожал я, ступайте за Дэвидом. Одну я вас никуда не отпущу. Хорош я буду, если с вами что-нибудь случится! Все скажут: это он виноват, не надо было отпускать ее одну в новогоднюю ночь.
Именно так все и сказали бы, случись несчастье. Только никакого несчастья с ней не случится. Она не хотела, чтобы он провожал ее. Ох, как не хотела! Но он уже тянул ее в темноту. Не выпуская ее руки, он повторял:
— Мы празднуем Новый год, Сара! В Новый год все такие добрые, разве вы забыли?
Они выбежали на улицу, подгоняемые свирепым ветром.
— Ногами перебирать не надо — и так домчит! Вы взгляните, как прыгает луна! Словно учится ездить верхом!
Сара посмотрела на несущиеся по небу облака. Дэвид вразумлял ее, что двигаются облака, а луна висит на одном месте, то есть и она, конечно, движется, но не так быстро. Чему только не учил ее Дэвид… Тому, в частности, что никого нельзя ничему научить — человек должен учиться сам. Тебя учат, но это без толку, если не учиться самому. Дэвид знает гораздо больше, чем Джон, во всяком случае, про приятные вещи. Джон слишком занят политикой и всякими… Ой! Она вскрикнула, когда он потащил ее за собой, заставив перейти на бег.
Он бежал, не обращая внимания на ветер, как обезумевший медведь. Она попыталась вырваться, однако его хватка была стальной. Ей ничего не оставалось, кроме как семенить, задыхаясь, за ним.
— Обгоним луну! — крикнул он, как мальчишка, указывая пальцем в небо. Совсем свихнулся!
Они миновали две компании, чей смех и пение еще долго неслись им вдогонку.
— Джон! Остановитесь!
Она попыталась встать, как вкопанная, чтобы сыграть роль якоря. Сразу этого не получилось, но постепенно они остановились, не добежав всего ничего до ее улицы. Она привалилась к стене, прижимая руки к груди и прерывисто дыша. Она не могла отдышаться, но одновременно ее разбирал дикий хохот. Перед ней был выбор: либо хохотать, как помешанной, либо наброситься на него с бранью. Ничего себе Новый год!
— Вы… Вы ненормальный, Джон.
— Может, и так. Но вы скажите, вам когда-нибудь приходилось бегать наперегонки с луной?
Она укоризненно покачала головой. Он опирался о стену ладонью вытянутой руки; рукав его пальто задевал ее плечо. Его лицо, запрокинутое к небу, было сейчас совсем юным. Когда он обернулся к ней, луна зашла за тучи, и Сара уже не могла разглядеть его выражения. Отделившись от стены, она пожаловалась:
— Совершенно выдохлась! Ни разу так не носилась с тех пор, как закончила школу.
— О, вы много потеряли! — Это было сказано же ровным голосом, самым обычным тоном. — А я с недавних пор ежедневно бегал до завтрака. Участвовал в кроссах. Преодолевал миль по шесть, а то и больше. А на работу катил на велосипеде. Промчаться в воскресенье миль сто с другими членами клуба велосипедистов было для меня пустяковым делом. Тогда я был более подтянутым. — Он умолк, но уже через несколько шагов спросил: — Это ваша улица?
— Нет, моя — последняя.
Все выглядело проще простого. Он приходится Дэвиду родным братом. Отчего она так всполошилась, когда он предложил себя на роль ее провожатого? Он был совсем как мальчишка. Годами он, может, и был старше Дэвида, но душой — гораздо моложе. Он все время говорил и делал глупости; порой бывал мрачен, однако она находила в нем веселость, делавшую его похожим на Дэна.
— Вот и пришли, — сказала Сара. — Я пробуду там не больше пяти минут. Вам не придется долго меня дожидаться.
— Оставайтесь сколько хотите. Я тем временем попрыгаю.
Он с поразительной легкостью оторвал свое массивное тело от земли и запрыгал через воображаемую веревочку.
— Вы знаете, что вы полоумный? — Сара расхохоталась. — В общем, я скоро.
С этими словами она побежала к двери.
Увидев, что окно, согласно материнскому обещанию, оставлено незанавешенным, она испытала разочарование. Мать то ли откликнулась на приглашение миссис Янг, то ли легла спать. Нет, последнее исключено. Значит, она встречает Новый год с соседями. Из кухни Янгов раздавались голоса и взрывы смеха. Уходя, Сара подумала: «Я рада, что она не лишает себя радостей».
— Уже? Как быстро!
Джон уже не скакал на одной ножке, а смирно стоял у стены.
— Она у соседей, судя по шуму. Тем лучше — быстрее вернемся.
Она уже двинулась вперед, но он окликнул ее:
— Давайте пойдем наискосок, так мы укроемся от ветра, иначе он будет дуть нам в лицо.
— Хорошо.
Они перешли улицу и поспешили по Уэлем-стрит.
— А здесь — в переулок Фанни.
Она разинула рот.
— Вы знаете этот переулок?
— Конечно! Что тут удивительного? Я знаю Пятнадцать улиц вдоль и поперек.
— Не думала, что вам знаком этот конец.
— Это почему же?
В его тоне прозвучала воинственность, и она осторожности ради ответила ему более смиренно:
— Ваш конец никогда не соприкасался с нашим, пока не появился Дэвид. — Она закончила фразу ласковым тоном.
Переулком Фанни звалось пространство между двумя домами. Он шагнул туда первым. Они пробирались по пустырю, усеянному уродливыми железными навесами. Оказавшись в тени, отбрасываемой одновременно двумя навесами, он обернулся и сказал с таким напором, что она от неожиданности остановилась:
— Не говорите так… Что за униженность? Почему вы такая покорная? В чем причина?
— О чем вы? Что на вас нашло сегодня? — Теперь к удивлению у нее примешивался испуг.
— Слишком часто вы преклоняете колени.
— Ничего подобного!
— Вы сами знаете, что я прав. Господи, куда вы попали, по-вашему? К лорду Редхеду, в семейку Перси? Зарубите себе на носу, Сара: вы по-прежнему живете на Пятнадцати улицах! Все мы тут живем. Поймите, меня бесит, когда вы ведете себя так, словно вас выудили из сточной канавы… А с моей матерью вы вообще… Боже!