Ибо, как уже до нас кем-то справедливо сказано: копейка рубль бережет. А рубль в масштабах страны — миллион!

Об этом не следовало бы забывать и главному бухгалтеру управления Я. Н. Семеровых. Впрочем, как всякий финансовый страж, он, наверняка, помнит эту истину, но Семеровых — ведь тоже человек, а не только бухгалтер. Как он будет возражать одному замначальника, если другой замначальника, заботясь о нем самом, дает следующую телеграмму:

«Москва директору гостиницы Москва тчк вызову Совмина федерации прошу забронировать одно место первого марта главному бухгалтеру управления Семеровых тчк замначальника марийского управления Кизяев».

Как тут будешь перечить воле начальства. И я сочувствую Якову Николаевичу: в трудном он положении. С одной стороны — бухгалтер, с другой — обыкновенный смертный. Притом в гостинице «Москва» все же лучше, чем в каком-нибудь «Алтае», что за Останкином, на окраине столицы. Еще А. С. Пушкин сказал:

Правда, поэт славил не гостиницу, но это уж его личное дело.

И я решительно отметаю претензии к бухгалтеру. Тем более, он не ставил своей заковыристой росписи под телеграммами. Расписывались Песенко, Касатин, Вакуленко, Кизяев.

Им и ответ держать за многословные излияния служебной души, поскольку все эти излишества делаются за государственный счет.

Пользуясь случаем и не тратя лишних средств на телеграфные расходы, нам хотелось бы поприветствовать данных товарищей в связи с новой рабочей пятидневкой: «Горячо зпт всего юмористического сердца поздравляем вас двумя выходными тчк желаем успешно отдохнуть посылки телеграмм благо развития промышленности республики зпт личного счастья зпт здоровья тчк заодно приветствуем вас предстоящим республиканским собранием контролеров-ревизоров целях создания настоящей творческой атмосферы тчк».

Каждое утро Максим Иванович Иксов придирчиво осматривает свой кабинет.

— На предмет гигиены, — признается он в минуты откровения. — Чистота — залог здоровья.

Иксов не проводит пальцем по столу — пухлая рука может запачкаться. Не обтирает он платком абажур настольной лампы: платок — деликатная принадлежность туалета.

Он выдергивает из стаканчика листок нарезанной бумаги, и, взявши его двумя пальчиками, осторожно трет настольное стекло.

И, боже упаси, если он заметит хоть единую пылинку. Разнесет в пух и прах уборщицу тетю Машу, закричит на завхоза Недоглядкина.

Это утром. А вечером Максима Ивановича словно подменяют.

…В половине седьмого Иксов входит в подъезд коммунального дома. Уже на лестнице он слышит стук в своей квартире. Максим Иванович умиленно восклицает:

— Молодец, парнишка! Старается, не иначе строителем будет.

Чадолюбивый папаша входит в квартиру и убеждается, что сын не лодырничает. У вешалки школьник Витька деловито рубит полено.

— Плащ не посеки, — наставляет сына Иксов и проходит в кухню.

Здесь властвует Варвара Семеновна, женщина дородная и с ленцой. Быть может, поэтому в нос Иксову отдает тяжелый запах не то помоев, не то какой-то тухлятины, но супруг не обратит на это ни малейшего внимания. Насколько привередлив Максим Иванович в учреждении, настолько безразличен он дома.

— Вбей-ка, Макс, парочку гвоздей в ванной. Подлиннее, чтобы веревка не слетела, — говорит Варвара Семеновна, снимая с плиты бак с бельем.

Иксов взял у Витьки топор, нашарил в ящике несколько добротных болтов и принялся за дело. Через полчаса задание супруги было перевыполнено — Максим Иванович загнал четыре болта: «чтобы не возвращаться к этому вопросу следующий раз».

Ну, чем хуже Иксова, например, Ковырялкин Иван Алексеевич, начсбыта одной конторы. Посудите сами: прекрасную четырехкомнатную квартиру он превратил в… столярную мастерскую. Втащил верстак — и пошли кружить под потолком стружка и пыль.

Зато его соседу Евгению Смычкову не хватает именно столярных инструментов. Будь у него верстачок, он починил бы входную дверь, которую вышиб пинком: Евгений Афанасьевич по обыкновению с шумом справляет свой очередной выход из вытрезвителя.

А сколько жильцов прорубает крыши коммунальных домов для всякого рода антенн и даже для голубятен!

Бывает и так: гражданину дали новую квартиру. В предвкушении устройства на расширенной жилплощади он начинает оголять старую. Все идет в дело: и электрошнур, и шпингалеты, и полочки встроенного шкафа. В хозяйстве все пригодится.

Въезжает новый жилец и диву дается: будто ураган пронесся по комнатам. Он хватается за голову и не знает, с какой стороны приступить и капитальному ремонту еще в недавнем прошлом столь уютной квартиры.

…Мы строим города. Хотим, чтобы они были прекрасными. Государство не жалеет средств. Это одна сторона дела. Другая вот какая. Взгляните мысленно: за спиной маляра, что закончил отделку дома, стоят люди многих профессий. Горняки, доменщики и сталевары дали металл, лесорубы — древесину, железнодорожники и шофера доставляли грузы. Вот ведь чей труд не ценят Иксовы. Как и доброту государства, предоставившего им благоустроенные квартиры.

Всякий дом хозяином славится. Только не таким, как Иксов или Ковырялкин.

И ДАВАЙТЕ НЕ БУДЕМ!

Что это такое? Вы морщите лоб, напрягая память, недоуменно пожимаете плечами?

— МТС я знал, — говорите вы, — а с МСТ, простите, не сталкивался…

Сталкивались, уверяю вас, читатель. Причем ежедневно. И продолжаете встречаться с эМэСТэ на каждом шагу. Иначе бы вам в республике не жить. В буквальном смысле.

Идете вы на службу — на завод, в учреждение, в гараж — вас принимает в свои объятия МСТ.

Посетите театр — и тут дело рук МСТ.

Приходите домой — опять МСТ.

Что за чудо вездесущее!

А потому вездесущ МСТ, что он многолик, многорук и тысячеголов.

Но прежде чем расшифровать три загадочные буквы, встретимся еще с одной — эф. Ее почему-то не очень любят в народе. Все реже даются имена, с нее начинающиеся: Федул, Федора, Фекла… В литературе «ф» явно игнорируют. В Пушкинской «Полтаве» 30 тысяч букв и лишь трижды употреблено «ф», да и то в невежливом слове «анафема».

Напрасно! Это весьма симпатичная буковка. Внешне «ф» напоминает танцовщицу из хора Пятницкого, когда она упирает «руки в боки».

Но нас интересует не вид ее, а содержание. Вы послушайте, как она звучит. В таких, например, словах: фасад, фронтон, фундамент.

Звучит капитально, основательно, фундаментально!

И в менее масштабных названиях тоже приятно звенит: филенка, фрамуга, фланец.

Ясно, что такое звучание может быть только при отменном содержании. Словом, ласкает слух эта «ф». Незаслуженно отнесли ее почти в самый конец алфавита.

Ведь если вдуматься, «ф» вышла на передний край жизни. В сочетании с МСТ. Вернее, благодаря эМэСТэ. Все больше закладывается в республике фундаментов зданий, все чаще мы любуемся фасадами школ, фронтонами театров и клубов.

В старом уездном Царевококшайске, по данным Брокгауза и Ефрона, было 5 каменных и 129 деревянных домов.

Теперь в республиканском центре Йошкар-Оле тысячи кирпичных, крупноблочных и крупнопанельных домов. Сотни улиц.

Вырос новый город. Благодаря МСТ!

Как заметил дореволюционный журналист, прежде у деревянного моста через реку были бутафорские фонари без огней, «кои своим видом жалкое зрелище являли». Теперь у бетонного моста и на улицах столицы республики тысячи мощных светильников, которые своим видом создают отличное настроение у горожан.

И в селах появились двухэтажные каменные дома с центральным отоплением. Животноводческие фермы поднялись на железобетонных фермах.