Прошло десять лет. Нет, конечно, не ровно десять, чуть больше. Что еще изменилось в этом мире?.. Кого я забыл? Конклав Двенадцати… Мастер Скорпо…

Конклав почти в полном составе убрался из этого мира. Я так понимаю, что в страхе перед пришествием Отродья те девять драпанувших волшебников, как говорится, отрубили концы общения с нашим миром. Да и ладно! И без них здесь дышится более-менее хорошо.

Остались из этих, не считая Скорпо, только Акариус на своем острове Твилис и тот “овцевод” Ариес со своим “барашком”-учеником. Почему они остались? Акариус, справедливо посчитав происходящее очередным обманом Скорпо, не в пример остальным решил не идти на поводу у хитроумного коллеги, он оказался умнее и спокойно остался разгребать свой, точнее драконий, помет, который он натаскал на маленький остров за три года. Что же касается Ариеса, то, как потом выяснилось, он со своим э-э-э… любимцем решил разделить участь мира, захлопнув дверь своего замка со словами: “Все, что нам нужно, – это любовь!..”

Мастер Скорпо… Мой бывший хозяин исчез. Ни слуху ни духу. Когда мы с Дожем прибыли в разгромленный постоялый двор “Южный Тракт”, там уже никого не было. Колдун убрался восвояси, не оставив ни привета, ни следа. В позапрошлом году виделся с Ариесом, так он утверждал, что Скорпо, “восстановив свою физическую оболочку, как неприкаянный бродит-лазит по королевствам, напрашиваясь на неприятности”. Подробностей, увы, не знаю…

Вот и все. Все при деле, все в делах и заботах… Кто до сих пор вождем в Талат-Галене, а кто поит проезжих путников и по старинке дурит их в карты. Сам же я остался не у дел.

Нет, я не жалуюсь. У меня есть жилище, еда и вино. Что-то вроде всеобщего уважения. Я могу открыть дверь ногой в тронный зал аж в трех королевствах. Правда, так я поступил всего один раз, и то… по пьяни… До сих пор почти раскаиваюсь.

Раз в два-три месяца кто-нибудь да навестит тролля, зовущегося Луккой-Висельником. То Дырявый Мешок, то Куп, правда без своей Винетты, то мои сородичи из Вечной Долины.

Прошло десять с лишним лет.

Каждый вечер я прихожу в трактир “Пьяный Тролль”. Так хозяин назвал свое заведение в память о тех событиях, когда мы с Большим Озом здесь маленько побушевали. Мне выставляют мою “законную” выпивку и большое блюдо снеди. Честное слово, я бы и не ходил сюда, если бы не боялся… не боялся остаться один… Да-да, после всех приключений, мордобоя и волшебств я оказался почти в одиночестве. Домой меня не тянуло. Когда я наконец оказался в родном стойбище, то как-то все изменилось. Нет, не выросли новые деревья, у членов моей семьи не обнаружилось прибавления, да и сами они остались такими же, как были. Но я стал как бы чужим для них. Хотя и приняли меня с распростертыми объятиями. Я стал чужим в своем родном доме. Почему? Не знаю. Последняя капля багрово-кровавого вина, стекая из перевернутого кувшина, освещаемая настенным факелом, обрывается в полупустую кружку. Ко мне подсаживается Гурдиж-Мусорщик. Сегодня он несказанно доволен прошедшим вечером, отболтав весь язык, повествуя о моих и не только о моих приключениях. Красочно расписав битву с мертвецами и заслуженно наградив победителей, он с чувством выстраданного долга пытается утащить у меня из-под носа последнюю порцию винца.

– А вот скажи-ка мне, Лукка-Висельник! – Цепкие пальцы хватаются за сосуд с напитком радости, но я настороже. Гурдиж-Мусорщик притворно морщится и тут же как ни в чем не бывало продолжает: – Мне не дают покоя всего лишь два вопроса, которые делают мой рассказ сказкой: – Его рука змеей пытается снова стибрить вино.

Отодвигая подальше кружку и захватив с блюда пригоршню жареных овощей с мясом, я изучаю пару хитрых глазенок.

– Понимаешь, в чем дело, тролль. Я никак не возьму в толк вот что. Как эта веревка могла оборваться? Ведь она была сделана гномами, а, как известно, гномы никогда не делают что-либо кое-как. И колдун, лишенный своих магических сил, соответственно, не мог разорвать ее. А она таки порвалась. Почему?

Проглотив еду и допив вино, я усмехнулся.

– Мусорщик, я и сам не знаю ответа. – Хозяин у стойки навострил уши, видно, этот вопрос мучил и его. – Может, веревка не выдержала моего веса, а может… это было просто чудо. Самое обыкновенное чудо. А может, Небеса решили по-своему распорядиться моей жизнью. Хотя для меня это одно и то же.

Гурдиж молчит, переваривая услышанное, но в его глазах читается недоверие.

– Хорошо, – наконец размыкает он губы, – допустим, так оно и было. Хотя молва утверждает, что Дож – Дырявый Мешок как-то умудрился подрезать веревку. А вот что же ты такого сказал своим землякам? Ведь после твоих слов вся эта толпа точно обезумела. Тролли сровняли мертвецов с землей. И это после того, как сами уже собирались уходить. Что ты им сказал, Лукка?

С другой стороны подсаживается трактирщик, пододвигая новый, “внеочередной” кувшин вина. Я разлил напиток по стаканам. А что, может, и сказать им правду? Ведь сколько лет прошло, а меня все мучают этим вопросом. Я же говорил тогда на тролльском, а никто из бывших там его не понимал. И вот все эти годы все подряд пристают ко мне – “что да как?”.

– В тот день я… – Сделав большой глоток, я уткнулся в дерево столешницы. – Я в первый раз и, надеюсь, в последний обманул. Я сказал своим собратьям, что еда и пиво у них кончились не просто так – их украли. И перед ними те, кто это сделал. Они поверили и… обиделись. Никогда не обижайте или не расстраивайте троллей, только Небо знает, чем это может закончиться.

Гурдиж недоуменно вытаращился на меня:

– Это… правда? Ты именно это им тогда и сказал, да?

– Именно это, – с горечью усмехнулся я, ибо мне было стыдно. – Правда… Даю слово. Слово тролля.

Рваное Ухо, снарядив стрелу, краем глаза взглянул на вождя. Лесной Камень переговаривался с тэндхом[1], в свою очередь оглядывая своих, готовы ли? Где-то внутри Ухо передернуло: «Разговаривать с людишкой! И куда только смотрят боги?! Убивать! Резать их надо!..» Отсюда было хорошо видно, как человек что-то втолковывал вождю, а тот, согласно кивая, уточнял, указывая рукой на вставший в лесной глуши на ночлег обоз. «Человек командует орком. Орк подчиняется человеку, — горестно вздохнул Ухо, — и что будет дальше? Видит Устах, при первой же возможности я перережу глотку этому недоноску, не будь я сыном Чажо Утиру!»

Вождь вскинул руку: «Готовься!». Ухо прицелился в ближайшего к нему обозника. «Не этот, так тот». — Тетива натужно заскрипела, готовясь выбросить черную, в полторы локтя стрелу.

Камень махнул рукой, пальцы Уха разжались, и оперенная смерть со свистом впилась в шею стражника, как раз туда, где начиналась броня, оголяя незащищенную кожу.

— Орки, вперед!

Ухо, почти не целясь, выпустил следом еще две стрелы и выскочил из-за укрытия, вынимая на ходу чуть искривленный меч. Короткие ноги несли орка к враз запылавшим повозкам, руки слегка дрожали от предвкушения боя. Люди выпрыгивали из занимающихся кострищ, спросонья еще не разобрав, что происходит, где враг.

— Смерть им! — Эхо прошло над верхушками сосен.

— Смерть! Смерть им! — отозвался в голове молодого орка клич Камня.

Удар пришелся в щит стражника. Человеку повезло — он не погиб под первым залпом стрел и теперь, очнувшись ото сна, бился с завидным хладнокровием, спокойно разыгрывая эту партию.

Он не был юнцом. Рваное Ухо повстречал закаленного в боях ветерана — сильного и умелого противника. Орк сразу понял, что этого не возьмешь силой и ухарством молодости — тэндх знал, как гасить могучие удары и сохранять силы для последнего рывка. Сын Чажо Утиру — Выбитых Зубов не боялся противника. Опасался? — да! Нет ничего постыдного в том, чтобы сохранить свою шкуру до седой шерсти. Так или иначе, но все уже было предрешено — сегодня орков было намного, раз в пять, больше, чем людишек. Пусть даже хоть каждый из стражников и стоил бы двоих-троих из собратьев.