- Госпожа, - тихо сказал Хокану, - с тех пор, как мы виделись в последний раз, многое изменилось. - В его голосе появился оттенок благоговения; ладони сильнее прижались к резной узорной раме. - Да, я наследник владений Шиндзаваи, это так, но ты... ты Слуга Империи. Что за жизнь будет у нас, если между твоим положением и моим - целая пропасть?

Мара не без труда стряхнула воспоминания о неугомонном варваре.

- Будем жить как подобает мужчине и женщине; будем жить как равные, Хокану. В нашем потомстве продолжится и твой род, и мой, и имена обеих наших семей сохранятся. Вести дела наследственных владений мы поручили достойным управляющим...

- А сами поселимся во дворце, который раньше принадлежал Минванаби? - закончил фразу Хокану, еще не вполне овладевший собой.

- Ты боишься накликать несчастье? - напрямик спросила Мара.

Хокану издал короткий смешок.

- Госпожа, в тебе воплощено все счастье, о котором я мог бы мечтать. Но... Слуга Империи... - задумчиво повторил он. Однако молодой воин не позволил себе надолго отклониться от сути беседы. - Я всегда восхищался домом Минванаби. И если ты будешь рядом со мной - значит, именно там моя мечта станет явью.

Чувствуя, что Хокану вот-вот произнесет слова официального согласия на брак с ней, поскольку властитель Шиндзаваи доверил сыну принятие решения, Мара быстро заговорила:

- Хокану, прежде чем ты скажешь еще что-то, я хотела бы открыть тебе одну тайну.

Ее серьезный тон заставил собеседника отвернуться от окна. Лучше бы он этого не делал, подумала Мара. Его прекрасные темные глаза смотрели на нее с таким вниманием, такое искреннее восхищение светилось в их ясной глубине, что у Мары защемило сердце. И все-таки она сказала то, что было необходимо сказать:

- Ты должен знать: уже месяц как я ношу под сердцем ребенка от другого мужчины - раба, к которому я питала глубочайшее уважение. Он навсегда вернулся на родину: его отправили через Бездну, и мы с ним больше никогда не увидимся. Но если я вступлю в брак, то поставлю непременным условием требование, чтобы ребенок считался законным.

На красивом лице Хокану не дрогнул ни один мускул.

- Кевин... - задумчиво произнес он. - Мне известно о твоем любовнике-варваре.

Мара напряглась, внутренне готовая к вспышке мужской ревности; пальцы с такой силой вцепились в край подушки, что впору было побеспокоиться, не оторвется ли бахрома.

Ее волнение не осталось незамеченным. Хокану пересек комнату и ласково развел сжатые пальцы Мары. Прикосновение было кратким и легким, но в нем угадывался еле заметный трепет - свидетельство чувств, которые Хокану считал себя обязанным держать в узде.

- Госпожа, я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять: забеременеть по легкомыслию ты не могла. Значит, остается думать, что Кевин - человек, воистину достойный уважения. - Ее удивление зажгло у него в глазах веселый огонек. - Разве ты забыла, что я провел некоторое время в Мидкемии? - спросил он, неожиданно улыбнувшись. - Мой брат Касами позаботился о том, чтобы основательно ознакомить меня с "варварскими" понятиями честности и справедливости. Для меня не в новинку склад характера мидкемийцев, властительница Мара. - Теперь его губы искривила невеселая усмешка. - Ведь именно я привел к отцу "варварского" Всемогущего по имени Паг, потому что угадал в нем некий редкостный дар. - Видя, что названное имя явно ничего не говорило Маре, Хокану объяснил: - Здесь он стал известен как Миламбер из Ассамблеи.

Мара не могла удержаться от смеха: вот уж воистину ирония судьбы!

- Вот так и получилось, - договорил Хокану, - что я тоже сыграл свою, пусть даже очень маленькую, роль в последующих ужасных событиях.

Властительница Акомы взглянула в лицо Хокану и прочла удивительное понимание в устремленных на нее глазах. И хотя она не могла привнести пламя страсти в какой бы то ни было союз с домом Шиндзаваи, но перед ней был мужчина, которого она могла уважать, способный разделить ее взгляд на будущее - взгляд новый и непривычный. Объединив свои силы, они могли трудиться над созданием еще более великой Империи.

Хокану опустился перед ней на колени.

- Ты способен заботиться о двух мальчиках, которым не приходишься отцом? - спросила Мара.

- Не просто заботиться, я их буду любить! - Он улыбнулся при виде откровенного изумления своей избранницы. - Вспомни, Мара, я же приемный сын Камацу. Хотя между нами нет кровных уз, связывающих отца и сына, он научил меня ценить крепкую любящую семью. Прекрасные качества Айяки говорят сами за себя, а ребенка Кевина мы воспитаем таким, каким его хотел бы видеть, родной отец.

Мара потупилась, чтобы скрыть предательскую влагу на глазах. Руки Хокану бережно обвились вокруг ее плеч, и тогда она дала волю слезам облегчения. Разве смела она надеяться на большее, чем просто согласие принять в семью сына Кевина? Сердечный, великодушный отклик Хокану - разве это не щедрый дар небес? Маре показалось, что она слышит ворчливый голос Накойи, твердившей, что молодой Шиндзаваи - человек совсем особенный и заслуживает лучшего обращения.

- Боги рассудили мудро, Хокану, - тихо промолвила Мара, - ибо ни один мужчина, рожденный в нашем мире, не сумел бы лучше тебя понять сложности моей жизни и остаться мне другом...

- Я принимаю твое брачное предложение, властительница, Слуга Империи, - прошептал Хокану слова официального согласия. Потом он поцеловал ее, но совсем не так, как Кевин. Вопреки самым лучшим намерениям Мары ее тело отказывалось тотчас воспламениться: перемена была слишком ощутимой. Прикосновение Хокану не показалось неприятным, просто... другим.

Обостренная чуткость подсказала Хокану: Маре необходимо время, чтобы привыкнуть к нему. Он слегка отстранился, по-прежнему держа ее в крепких объятиях, и в его глазах засветилось лукавство.

- Каким образом, во имя всех добрых богов, ты можешь знать, что родится мальчик?

Последние сомнения покинули Мару, и она рассмеялась от всего сердца.

- А просто я так хочу, - ответила она, разом превращаясь из властительницы в женщину. - И все тут.

- Значит, неукротимая моя суженая, быть посему! - провозгласил Хокану, помогая ей подняться. - А сейчас нам лучше пойти к моему приемному отцу и уведомить его, что в течение некоторого срока он не сможет исполнять свои обязанности при императоре, поскольку ему придется присутствовать на нашей свадьбе.

Мара подала сигнал, и процессия остановилась. Жрец Туракаму повернул к ней лицо в красной маске: его поза выражала безмолвный вопрос. Он стоял во всем своем жреческом великолепии, хотя это великолепие сводилось главным образом к наличию краски на коже. Его наготу прикрывала лишь украшенная перьями и костями накидка, наброшенная поверх ожерелья из младенческих черепов. Однако, явившись при всех положенных регалиях, он не счел нужным взять с собой прислужников, необходимых для проведения того или иного обряда: он намеревался всего лишь проследить за тем, чтобы молитвенные врата были убраны из поместья Минванаби с соблюдением всех правил.

Мара вышла из носилок, чтобы переговорить с ним.

- Досточтимая госпожа, - официально приветствовал ее жрец. - Твое щедрое пожертвование храму принято благосклонно.

- Что это? - спросила Мара, указывая на разведенный вблизи от дороги костер, где горело несколько крупных бревен.

- Злосчастные врата Десио, постройка которых так и не была завершена. Храм принял решение: падение дома Минванаби служит несомненным доказательством того, что их дело не снискало одобрения Красного бога. Поэтому врата не могут считаться священными и не отмечены благословением; следовательно, их можно разрушить, не опасаясь божественного возмездия.

Он показал на пару запряженных нидрами повозок, стоящих на обочине дороги в ожидании, пока раскатают по бревнам вторые врата.

- Их отправят, куда ты укажешь, а эту землю освятят заново. - Несмотря на зловещее обличье жреца, говорил он почти обыденным и вполне дружелюбным тоном. - В твоем намерении перенести молитвенные врата на новое место есть нечто странное, Мара, но мы не усмотрели в этом ни богохульства, ни святотатства. Если вспомнить обо всем, что связано с этими вратами, то становится понятным твое желание убрать их, раз уж поместье перешло в твои руки. - Чисто по-цурански пожав плечами, он продолжил: - Теперь, когда Высший Совет лишился значительной доли своей власти, для храмов открывается больше возможностей содействовать благополучию Империи. Ты немало способствовала такому повороту событий, и служители богов признательны тебе.