Было уже совсем поздно, когда Мара, разрумянившаяся от радостного волнения, как на крыльях влетела в свои покои. Там ее уже поджидала Накойя с донесением о важной торговой сделке в Сулан-Ку. Одного взгляда на лицо госпожи ей было достаточно, чтобы напрочь забыть о содержании доставленного свитка.

- Хвала святой Лашиме! - провозгласила она, верно истолковав причину такого оживления. - Наконец-то ты познала женские радости!

Властительница рассмеялась, закружилась как девочка и рухнула на подушки. Кевин был тут как тут, растрепанный, но вполне владеющий собой. Накойя придирчиво осмотрела его с ног до головы, неодобрительно скривилась и обратилась к Маре:

- Госпожа, прикажи-ка рабу убраться за дверь.

Мара подняла глаза, и ее удивление сменилось досадой.

- Благодарю, советница, но я сама решу, как мне поступить с рабом.

Накойя уважительно поклонилась, признавая правоту властительницы, и повела разговор так, словно Кевин исчез неведомо куда.

- Дочь моего сердца, теперь ты узнала, как упоительны плотские наслаждения. Давно пора. Ты не первая знатная госпожа, которая для этого призвала раба. Так-то оно лучше, ибо раб ничего не сможет от тебя потребовать. Между тем Десио Минванаби только и ждет, где ты проявишь слабинку. Поэтому не совершай ошибок. Не путай развлечение и сердечную привязанность. А мидкемийца все-таки следует выставить за дверь: тебе нужна ясная голова. Потом подыщем двух-трех крепких молодцов ему на смену - тогда ты поймешь, что все это делается... для красоты и здоровья.

Мара поднялась на ноги и застыла.

- Твои речи неуместны. Оставь меня сию же минуту, Накойя.

Первая советница Акомы сложилась в поклоне.

- На все твоя воля, госпожа. - Испепелив взглядом Кевина, она заковыляла к двери.

Когда стук ее сандалий затих в конце коридора, Мара сделала знак невольнику.

- Подойди сюда. - Она сбросила платье и улеглась на циновку с горкой подушек, служившую ей постелью. - Покажи-ка еще раз, как у вас мужчины любят женщин.

Кевин сверкнул привычной лукавой улыбкой:

- Молись своим богам, чтоб меня не оставили силы.

Быстро скинув одежду, он растянулся рядом.

Потом Мара лежала без сна в объятиях Кевина и при слабом мерцании ночника размышляла о том, что среди множества бед ей вдруг выпала нежданная радость. Она высвободила руку, чтобы пригладить непокорные рыжие волосы своего возлюбленного, и заметила у него на плече затянувшиеся ранки от шипов кекали. У Мары нестерпимо защемило сердце; только теперь она осознала, что в любви есть привкус горечи.

Кевин встретился на ее пути рабом, а раб обречен на вечное рабство - такова непреложная истина.

Душа Мары преисполнилась печали. Глядя сквозь оконные ставни на бледный диск луны, властительница подумала, что злой рок, сгубивший ее отца и брата, скорее всего обрушится и на нее. Она принялась истово молиться Лашиме, чтобы ни одна капля крови из ссадин Кевина не оказалась пролитой на землю. Десио принес кровавую клятву. Но кому под силу предугадать изменчивый нрав бога смерти? Если Туракаму будет благоволить роду Минванаби, то Акома обратится в прах, а ее имя сотрется из людской памяти.

Глава 7

МИШЕНЬ

В предрассветных сумерках Мара пошевелилась и, открыв глаза, увидела рядом с собой Кевина. Опершись на локоть, он вглядывался в ее лицо.

- Ты прекрасна, - проговорил он.

На ее губах заиграла сонная улыбка, а голова удобно устроилась на изгибе его руки. За те несколько месяцев, что Кевин делил с нею ложе, Мара открыла в себе новые черты, о которых доселе не подозревала. Те радости, которые подарил ей рыжеволосый варвар, почти изгладили из ее памяти весь ужас недолгого замужества.

Она игриво пробежала пальцами по завиткам волос на груди Кевина. Доверительные утренние разговоры после ночи любви стали для нее такой же неотъемлемой частью жизни, как ежедневные беседы с советниками. Не всегда отдавая себе в этом отчет, Мара постоянно узнавала от него что-нибудь новое. Оказалось, Кевин вовсе не так беспечен, как считали домочадцы Акомы. Его прямота и видимая открытость были всего лишь данью мидкемийским нравам. Он тщательно избегал любых откровений о своей семье и прежней жизни. Конечно, ему было далеко до цурани, и все-таки Мара разглядела в нем глубокую и сложную натуру. Она поражалась, что такой незаурядный человек служил простым солдатом, и не могла поверить, что остальные невольники столь же щедро наделены природой.

Погруженная в свои мысли, она пропустила мимо ушей слова Кевина.

- Повтори, что ты сказал, - попросила она с виноватой улыбкой.

Кевин просто размышлял вслух:

- Твой мир полон вопиющих противоречий.

Какие-то незнакомые нотки в его речи заставили Мару насторожиться:

- Что тебя угнетает?

- Неужели мои мысли так прозрачны? - Кевин смущенно пожал плечами и помолчал, прежде чем дать ответ: - Мне вспомнились трущобы Сулан-Ку.

- С чего бы это? - нахмурилась она. - Ведь тебе никогда не придется жить впроголодь.

- Жить впроголодь? - переспросил Кевин и в упор посмотрел на Мару. - Речь не об этом. Мне еще ни разу в жизни не доводилось видеть такого скопления страдальцев.

- Разве у вас в Королевстве нет нищих? - равнодушно возразила Мара. - Кто прогневал богов, тот обрек себя на жалкую участь в следующей жизни.

Кевин окаменел:

- При чем тут боги? Я говорю о голодающих детях, о болезнях и страданиях. Для чего же тогда существуют добрые дела и благотворительные миссии? Неужели благородные цурани от рождения настолько бесчувственны, что скупятся на пожертвования?

Мара поднялась так резко, что подушки разлетелись в разные стороны.

- Ты какой-то странный, - заметила она с беспокойством.

Ей самой не раз случалось нарушать традиции, но те поступки не имели ничего общего с богохульством. Она ни под каким видом не стала бы навлекать на себя небесную кару. Властительница знала, что не все родовитые семейства незыблемо придерживаются веры предков, однако это ничуть не поколебало ее собственной набожности. Если бы судьба не предназначила ей стать главой рода, она бы целиком посвятила себя служению Лашиме. Установленный богами порядок был для нее превыше всего. Малейшие сомнения грозили подорвать, само понятие чести - основу цуранского общественного уклада. Этот уклад придавал смысл всему сущему; он обещал награду за беспорочную службу, давал благородным право на власть, определял правила Игры Совета во избежание всеобщего кровопролития.

Одной неосторожной фразой варвар бросил вызов цуранским верованиям.

Несмотря на внешнее спокойствие, Мару охватили тревожные сомнения. Те радости, которые дарил ей мидкемиец, не могли заслонить его страшное святотатство. Хорошо еще, что эта ересь не достигла ушей Айяки: ребенок обожал Кевина и буквально смотрел ему в рот. Душу наследника Акомы надлежало оберегать от опасного безверия. Властительница приняла единственно возможное решение.

- Уходи, - коротко приказала она.

На хлопок ее ладоней в спальню вбежал старый Слуга, а за ним две горничные.

- Оденьте меня, да побыстрее, - распорядилась Мара.

Одна из горничных бросилась выбирать подходящий наряд, вторая начала расчесывать густые волосы госпожи. Слуга принялся поднимать рассыпавшиеся подушки и открывать ставни. За долгие годы службы старик привык ничему не удивляться; он и бровью не повел при, виде обнаженного Кевина, хотя тот, как назло, все время оказывался у него на пути.

Руки Мары скользнули в рукава нежно-розового шелкового халата. Обернувшись, она увидела, что Кевин, совершенно сбитый с толку, сгреб в охапку свою одежду и пытается прикрыть наготу. Лицо властительницы оставалось неподвижным, только темные глаза сделались совсем бездонными.

- Джайкен говорит, что расчистка пастбищ продвигается крайне медленно. Виной тому - твои земляки, которые без конца пререкаются и отлынивают от работы, а ведь с приходом весны поголовье нидр увеличится, - деловито начала Мара, пока у нее на затылке сооружалась затейливая прическа. - Поручаю тебе взять дело в свои руки. Надсмотрщики поступают в твое распоряжение. Лес нужно выкорчевать до появления первого приплода. С бездельников спрашивай по всей строгости. Времени осталось в обрез, до Весеннего праздника, а потом за каждый просроченный день одного из мидкемийцев - первого попавшегося - будет ждать виселица.