Инкомо выронил перо и поклонился в пояс:

- Тасайо!

- На сей раз я прощаю фамильярность, первый советник. В первый и последний раз.

Инкомо отбросил письменную доску, едва не опрокинув чернильницу, после чего поспешил поклониться новому хозяину по всем правилам - земным поклоном, уткнувшись лбом в пол.

- Господин мой!

Только ветер заполнял комнату неумолчным шумом, пока Тасайо осматривал комнату. Он не давал Инкомо разрешения подняться с колен, но изучал изображения птиц, нарисованные на стенах, изношенную спальную циновку, и уже после всего - распростершегося на полу престарелого советника.

- Да. Тасайо. Властитель Минванаби.

Получив наконец дозволение распрямиться, Инкомо не сдержал изумления:

- Но как же ты...

В тоне нового хозяина сквозила легкая насмешка, когда он нетерпеливо перебил:

- Инкомо! По-твоему, в этом доме только у тебя имеются агенты? Покойному кузену была отдана моя верность, но не мое уважение. Я никогда не позволил бы себе опозорить имя Минванаби, но в моем положении только дурак оставил бы кузена Десио без присмотра. - Тасайо отвел со лба мокрые волосы и поправил оружейный пояс. - С того момента как я ступил на этот проклятый остров, я держал наготове лодку с гребцами и припасами, чтобы можно было в любой момент выйти в море. Когда бы ни пришел вызов, днем или ночью, мне оставалось лишь отдать швартовы. Как только моему кузену пришел конец, один из верных мне людей отправил сообщение на Сторожевые острова. - Тасайо пожал плечами. В свете лампы блеснули капельки воды, упавшие с его одежды. - На лодке я добрался до Нара и захватил первый же попавшийся корабль. Когда Высший Совет будет избирать нового Имперского Стратега?

Невольно следя за ручейками дождевой воды, которые угрожали его спальной циновке, Инкомо постарался собраться с мыслями:

- Сообщение получено только сегодня утром. Свет Небес призывает Высший Совет на собрание, которое состоится через три дня.

Вкрадчиво-мягко Тасайо полюбопытствовал:

- Ты позволил бы мне пропустить это собрание, Инкомо?

Мокрые подушки внезапно утратили всякий интерес в глазах первого советника.

- Господин мой! - Инкомо снова ударился лбом об пол. - Кончина Десио случилась столь внезапно! Самый резвый наш гонец отправлен в дорогу час тому назад, и ему приказано взять самую быструю лодку. Я смиренно признаю: мною сделано лишь то, что было в моих силах. Не осуди старого слугу за ограниченность его возможностей: мне никогда не сравниться с моим господином в прозорливости и мудрости...

Тасайо невесело засмеялся:

- Я не люблю бессмысленную лесть, первый советник, равно как и фальшивое смирение. Вставай и запомни это.

Оглушительный громовой раскат потряс дом, и его затихающие отголоски прокатились над ночной темнотой озера. Воспользовавшись усвоенной за годы боевой службы привычкой соразмерять свой голос с любыми шумами, Тасайо объявил:

- Для тебя приказы такие, первый советник. Отошли телохранителей Десио и его наложниц. При мне находятся мои собственные слуги, и они помогут мне облачиться в траурные одежды. Этой ночью я буду спать в офицерских казармах. Передай моему управляющему, чтобы он выбросил из господских покоев все, что принадлежало Десио. Я хочу, чтобы комнаты были пустыми. К рассвету мои походные сундуки и личные вещи должны быть установлены на места, а одежда, постель и прочее добро прежнего властителя - сожжены. - Глаза у Тасайо сузились. - Скажи старшему псарю, чтобы он перерезал глотки собакам-убийцам... они все равно не станут слушаться нового хозяина. Когда начнет светать, собери всех домочадцев на учебном плацу. Новый властитель Минванаби принял бразды правления, и все должны понять, что нерадивым я не дам спуску.

- Как прикажешь, господин.

Инкомо приготовился к бессонной ночи. Он разогнул усталые колени и собрался встать, но оказалось, что хозяин еще не закончил.

Властитель Минванаби уставился на своего первого советника тусклым холодным взглядом:

- От тебя не требуется, чтобы ты мне поддакивал, как привык поступать с моим кузеном. Я стану выслушивать любое твое мнение, даже если оно не совпадает с моим. Ты можешь предлагать все, что сочтешь нужным, - до того момента, когда я начну отдавать приказания. Тогда ты будешь молча повиноваться. Завтра мы вместе просмотрим счета и вызовем почетный эскорт. К полудню я хочу быть под навесом моей парадной барки, на пути вниз по реке - к Кентосани. Присмотри, чтобы все было готово к путешествию; проверь каждую мелочь. Как только прибуду в Священный Город, я намерен взяться за дело.

- Какое дело, господин? - спросил Инкомо, преисполненный искреннего почтения.

Тасайо наконец улыбнулся:

- Какое дело? Стать Имперским Стратегом, это же очевидно! Разве кто-нибудь подходит для этой должности лучше меня?

Инкомо почувствовал, что волосы у него на загривке встают дыбом. Наконец-то, после многих лет бесплодных мечтаний, он будет служить настоящему властителю - умному, решительному и честолюбивому.

От грома снова содрогнулся дом, и дождь хлестнул струями по стенам. Освещенный колеблющимся светом лампы, новый хозяин Минванаби, горделиво выпрямившись, закончил свою мысль:

- А когда я облачусь в белое с золотом, мы уничтожим Акому.

Инкомо снова склонился до земли. Когда он встал, комната была пуста, и сквозняк из темного дверного проема служил единственным следом, оставшимся от визита хозяина. Первый советник задумался о странностях жизни: самое заветное его желание, в котором он никогда не посмел бы признаться, судьба и боги исполнили по собственной доброй воле: властителем Минванаби стал Тасайо. С неожиданно горькой иронией Инкомо спросил себя: почему же этот дар заставил его почувствовать себя измотанным и старым?

Струи ливня ручейками обтекали символы счастья, закрепленные на гребнях крыши Имперской Палаты, и по резным водостокам сбегали вниз, в лужи во дворе. Внутри здания шум дождя звучал приглушенно; пламя ламп - тех, которые слуги позаботились зажечь, - колебалось от сквозняков, проносившихся вдоль коридоров-ущелий словно тяжкие вздохи. Люджан и пять вооруженных воинов быстрым шагом проследовали через тускло освещенные развилки в апартаменты Акомы для доклада.

Мара встретила своего военачальника в средней комнате, где она держала совет с Аракаси. Кевин стоял за ее плечом у стены, приведенный вынужденным бездействием в самое едко-саркастическое настроение. Его мучила головная боль: тошно было слушать, как воины точат мечи, и вдыхать запах лака, используемого для защиты доспехов из слоистой кожи.

Исполнив положенный поклон перед Марой, Люджан немедленно приступил к делу.

- Госпожа, - начал он, - мы должны доложить тебе о том, что в апартаментах, ранее пустовавших, замечено прибытие солдат из Саджайо, Тондоры и Хинейсы.

Мара нахмурилась:

- Псы Минванаби. Что-нибудь слышно о самом псаре?

- Нет. Пока еще нет.

Люджан отстегнул свой шлем и пальцами взъерошил влажные волосы.

Аракаси оторвался от груды записок, полученных утром от его осведомителей из разных дворцовых служб, и перевел угрюмый взгляд на военачальника Акомы:

- Через три дня Свет Небес вернется во дворец.

Привалившись плечом к стенке, сложив руки на груди, Кевин подал голос:

- Как видно, он приятно проводит время и никуда не спешит.

- В дороге приходится соблюдать множество обрядов и церемоний, - перебила Мара, почти не скрывая раздражения. - Тот, кто путешествует в компании двадцати жрецов, тысячи телохранителей и пяти тысяч солдат, поневоле передвигается медленно.

Кевин пожал плечами. Теснота в душных покоях, напряжение и неизвестность угнетали всех. В течение двух дней Мара проводила по пятнадцать часов подряд в Палате Совета. По вечерам она возвращалась к себе такая усталая, что ее с трудом удавалось уговорить хоть немного поесть. Она выглядела обессиленной и исхудавшей, и несмотря на всю заботливость Кевина, те немногие часы, которые ей удавалось выкроить для сна, были тревожными и не приносили облегчения. Ночи были скверными, но дни еще хуже. Любое бездействие прожигало Кевину душу, но даже скука имела свои пределы. Дежурство на кухне доводило его почти до открытого бунта, и хотя он редко давал волю языку, ему не хватало фатализма, который позволял цуранским воинам вытерпеть ожидание, казавшееся бесконечным.