Глава 20

У СТЕН И ЗА СТЕНОЙ

Так вышло, что Лерой стал нам близок. Он проводил с нами все свободное время, а так как других дел у него не было, то он попросту торчал возле нас, боясь, что в его отсутствие мы можем выкинуть фортель. А мы не возражали, чем дольше он ошивается подле нас, тем меньше он может сотворить без нашего ведома.

Но самим нам было не до фортелей, да и Гробовщик порассказывал об их приключениях на предыдущей войне. Вот та была война так война! Не чета этой. За все те месяцы, что паарцы занимали Станрогт и Длалин, не было ни одного действительно стоящего сражения. И если армии и несли потери, то по глупости или нелепой случайности.

В общем, сдружились мы с Лероем и уже называли друг друга на «ты» по его просьбе, мол, что нам, объединенным общим секретом, выкать да выстилаться. Я не возражал. И он, на правах новоявленного друга, выпытывал у меня, как я познакомился с Аделью и где она теперь. На первый вопрос я отвечал охотно и правдиво, разве что опустив некоторые способные повредить ей подробности, да приукрасив свои заслуги. А вот на второй я не мог ответить ничего, и единственный человек, кто мог, вернее могла, находился неизвестно где и с кем.

Шепот с ее неугомонной, жадной до легких денег натурой, могла быть где угодно. А я не знал даже того, где она, что уж говорить об Адели.

Но в целом, если отпинаться от Лероя, перепоручить его пораженному историей Гробовщику, жизнь в монастыре была совсем даже ничего. Не могу этого сказать об улицах города, что кишели солдатами и готовились к осаде и штурму.

Народ, принудительно согнанный на работы, таскал смолу, надстраивал стены, заготовлял дротики и стрелы и тихонько ворчал. Настроение его не улучшали все время урезаемые пайки и частые аресты. Тюрьмы переполнены, и за любую провинность можно угодить туда. Самой же большой виной считается отказ от работы. За это могут и повесить. Но, не смотря на это, все больше людей предпочитали находиться в тюрьме, нежели пахать на обнаглевших захватчиков.

И в один прекрасный день паарцам не хватило людей, чтобы заполнить все рабочие места, и они явились в монастырь. Их главный долго разговаривал с настоятелем, а тем временем его люди обкладывали храм соломой и разливали в залах масло. Наконец настоятель согласился с требованиями, и под пристальным вниманием солдат нас погнали на стены.

Солнце не спешило вставать, а куда ему спешить, встанет оно или нет, день начнется все равно. Под стеной нас уже ждали и, вручив каждому по увесистой лопате, приказали ворочать камни, носить их на стену и подтаскивать к бойницам. Ума не приложу, на кой хрен при такой работе лопата. Может, они дальше чего планировали, да только планы их сорвались. Когда утренний ветерок разогнал туман и остатки ночи, я, стоя на стене, увидел, как к городу боевым порядком приближаются войска Архарега. На радостях я сбросил камень вниз, за что тут же получил по спине плеткой.

– Чего творишь? – зарычал охранник.

– Я случайно, – выдавил я, – мне за ним сбегать?

– Нет, – охранник подошел к краю и глянул вниз, – обойдемся. Ты, это, ты в следующий раз аккурат…

Он умолк и, выпучив глаза, уставился на приближающиеся в полной тишине войска. Придя в себя, он выругался и со всех ног побежал вниз. Минуту спустя взревели трубы, глухо застучали барабаны, противно заверещали свистки сержантов.

Ворота распахнулись, и навстречу войскам маршала двинулась армия паарцев, вооруженных копьями и арбалетами и гонящих впереди себя разношерстную толпу местных жителей с палками да ржавыми ножами в руках.

Войска Архарега остановились. Вновь заиграли трубы, и над полем взвились знамена и штандарты. Большинство из них я не знал, но попадались и знакомые, например, знамя моей родной, отдельной роты вербовщиков. Грязная тряпка на обломанной в ближайшем лесу палке. Совсем забыла нас интендантская служба. Вот выберусь отсюда, пожалуюсь своему другу – маршалу, а то и сам взгрею кого надо.

Паарцы отодвинули своих жертв от города на полет стрелы и заставили укрепиться на сооруженном валу. Сами же отошли ближе к городу.

Архарег двинулся вперед. По нестройным рядам защитников города пробежал ропот, слышный даже наверху стены. Я застыл, глядя, как медленно перестраиваются войска маршала и при этом двигаются вперед. Вот разошлись передние ряды, и из глубины выступила закованная в броню тяжелая пехота. С флангов появились всадники. Пара отрядов устремилась к обороняющимся. Не доехав, они выпустили по несколько стрел и повернули обратно.

– Предложение о сдаче, – сказал, усаживаясь рядом, Следопыт.

– Сам знаю, – ответил я. – Где остальные?

– Треска здесь был, а вот Гробовщика они увели. Куда – не знаю.

– Надо бы узнать, – не обращаясь ни к кому, сказал я. Следопыт не шевельнулся.

– Как думаешь, примут они предложение? – вместо этого спросил он.

– А ты бы принял? – вопросом на вопрос ответил я. – Вот и они не примут. На хрена, тут стены, еда, вино и бабы. Кто же по доброй воле от такого уйдет.

Мы замолчали и во все глаза уставились на то, как Архарег проводит устрашающие маневры, показывая всю серьезность своего намерения. Вперед выдвинулись лучники, кто-то пустил стрелу. Нет, слишком далеко, чтобы бить на поражение. Это так, расстояние замерить.

Вновь вперед стала пехота, и армия двинулась под вой труб и барабанный бой. Они сходились. Вернее, маршал приближался. Все огромное поле перед Станрогтом было заполнено людьми, от края до края. От одного леска до другого. Вот в таких-то лесах и хорошо устраивать засады. Сидишь там до последнего, а как обоз показался, так бей в тыл. Я бы так и сделал. Надеюсь, паарцы тупее меня.

Они не были тупы, хотя их выходка попахивала саботажем. Как только Архарег вошел в зону поражения, полетели стрелы. А когда он втянулся настолько, что отступать уже было нельзя, из лесу, с обеих сторон, выскочили люди. Они врезались во фланги и принялись кромсать наступавших. Так должно было быть, но маршал оказался хитрее и, дав им возможность вклиниться вглубь, захлопнул выход. Никто не ушел. Да и не мог уйти, слишком мало их было.

С лесных дорог к маршалу подтягивались егерские части. Он что тут – все королевство собрал? Заходи с другой стороны и бери нас голыми руками. Егерей-то зачем? От них в поле проку, что в драке с нашего Грязнули.

Войска остановились, ряды раздвинулись, из середины выехал одинокий всадник с белым флагом в руках. Переговорщик?

Во маршал дает, делает все, чтоб потом его не обвинили в бойне. А бойню он все равно устроит. Куда от нее денешься?

Наступила пауза. Всадник стоял посреди поля и размахивал флагом, призывая к переговорам, а паарцы не спешили. Наконец городские ворота скрипнули и одетый в парадный черный мундир всадник отправился разговаривать. Следопыт тронул меня за локоть и кивком головы указал на появившихся на стене двух паарских копейщиков. Один из них показался мне знакомым. Странно, паарцев я в глаза не видел, разве что в Длалине, но это можно не считать.

– Они сами дают нам время, – не замечая нас, усмехнувшись, сказал один. – Лейтенант говорил, нам нужен день, ну, может, два.

– И ты думаешь, мы их получим? – зло спросил мой знакомый. – Черта с два. Погонят нас вниз, – он глянул на поле и в сердцах сплюнул, – вон туда. Скажут, деритесь парни, пока всех их не перебьете. Или сами не подохнете, – он вздохнул. – Начальству тоже жить охота.

– Ты думаешь? – осторожно спросил первый. – А как же их задачи?

– Да наплевать им и на задачи, и на нас с тобой! – Мой знакомый снова вздохнул и сплюнул. – Один начальник сидит себе в Пааре и раздает приказы. Лорд! Слыхал о таком? А другие нас с тобой гоняют. Сутки им нужны. Чего смеяться, мы тут с начала весны загораем, и что? Нельзя было за это время подготовиться? Все ждут, чтоб их жареный петух в задницу клюнул. Сволочи, мать их! Им-то не умирать! – Он собрал всю влагу, имеющуюся у него в носу, и с остервенением сплюнул. – Знаешь, – продолжил он, – была бы моя воля, ни за что бы не пошел сюда.