Сперва меня сбили с ног, потом приставили нож к горлу и только потом, подняв голову за волосы, разглядели лицо. Одолели, мать их! Меня сейчас только младенец не одолеет, да и то если спать будет. После такого удара по голове идти я был не в состоянии, и им пришлось меня нести. На моих ногах остались воспоминания о каждой кочке и каждом колючем кусте по дороге. Не слишком-то они церемонятся, да и пускай. Право победителя – делать с проигравшим все, что взбредет ему в голову. Надеюсь, меня убьют быстро и я смогу увидеться с парнями, отдавшими свои жизни за пустое место. Сквозь боль во мне рождался истеричный смешок. Прыгать по болотам как лягушки, жрать своих зеленых собратьев, закусывая пиявками, отдавая долю переваренной добычи комарам и прочим кусачим тварям. И ради чего? Мы гнались за тенью, которой и вовсе там не было, а тетя Шепот умело подбрасывала нам доказательства того, что она была.

Небось ржала как лошадь, потешаясь над идиотом Медным и полудурком Следопытом, а также всеми, кого они завели в ее ловушку. Или Следопыт тоже тут замешан? Нет, это уже паранойя.

Ладно, ребята, давайте покончим с этим побыстрее, уж больно хочется червей покормить, может, из них вырастут те мухи, что искусают вас до смерти.

– Живой! – Гробовщик уронил меня возле костра. – Только вот помятый какой-то.

Будешь тут помятым. Никому веры нет. Эй, а кто сказал, что это Гробовщик, может, просто голос похож. Но вокруг меня уже хлопотали люди, среди которых мелькали знакомые лица. Вот мелькнуло улыбающееся, давно не бритое лицо Хорька, из темноты вылезла противная харя Следопыта, где-то над ухом без умолку трещал Трепа.

Меня усадили, Следопыт влил мне в глотку вонючую жидкость, на вкус это было дерьмо, смешанное с болотной тиной и размешанное его грязным пальцем. Меня чуть не вырвало.

– Глотай, глотай, не морщись. Это тебя на ноги поднимет, – заверил он.

Черта с два оно поднимет, отравить меня решил, нет, все же надо его придушить, ну хоть чуть-чуть.

– Где ты был? – спросил Лерой, поудобней устраивая перебитую руку.

Ага, так я тебе и сказал. Счас! Ты же аристократ, а к вам у меня нет больше веры.

– За призраками гонялся, – выдавил я.

– Ну и как, поймал?

– Не-а, они ж бесплотны. – Настоящие призраки, не те, за которыми я бегал. Те плотны, еще как плотны.

– Не, вы слыхали? – затараторил Трепа. – Он де, значь, за призраками носится, а мы тут кровь проливаем.

На него зашипели, и он заткнулся.

– Ну рассказывай. – Настойчив этот герцог, прям деваться от него некуда.

– Нечего рассказывать, – я сделал еще глоток, ну и дрянь же подсунул мне Следопыт, ладно, еще хоть теплая, хоть греет малость. – Впустую мы прошлепали. Не было тут Адели. Сразу не было.

– Как это не было? – Следопыт мне не поверил. И остальные тоже. Да я сам себе не верил. – А ее шарфик? А та сумочка?

– Тоже мне, доказательства. – Я сморщился, как только мог сморщить свою и без того сморщенную рожу. – Шепот его подкинула, а Адель уже давно незнамо где. Сам слышал, как она об этом говорила.

(Ну-ка, Медный, пасть свою заткни.)

– Где слышал? – Лерой напрягся.

– В лесу. Твою мать, ты что, мне не веришь? Да если бы я был такой распоследний подлец, какого бы черта я с вами по болотам носился!

Интересно, а будь я на его месте, я поверил бы, а? Черта с два. Вот только каждый из нас на своем месте, и у меня столько же причин не доверять ему.

– И где она теперь? – нахмурился герцог.

– Удрала, – пожал плечами я.

– То есть ты ее еще и упустил?

– Ну да, упустил. Что ж мне теперь, на меч броситься? – Я обвел всех взглядом, ища поддержки, и наткнулся на стену недоверия во взглядах. Прощай, авторитет командира, и звания тоже прощайте.

– Может, для тебя это и выход, – изрек Лерой и демонстративно отвернулся. Все молчали и постепенно утрачивали всякий интерес к моей персоне, так что скоро я смог потихоньку выползти из света костра и лечь.

– Ну, – Следопыт присел рядом, – ладно, ему ты не хочешь рассказывать, но нам-то можешь сказать?

– Нет, – ответил я, не верят и не надо.

– Да пойми ты, медная душа, тебе никто не верит не потому, что не хотят. Хотят, еще как хотят! Но когда здесь драка началась, ты как-то сразу исчез, а как все кончилось, объявился. Целый и невредимый.

– Кто погиб? – В этом я не сомневался.

– Пони, слугу герцога зарезали, да и самому ему досталось, Бублик и Тарго до утра не доживут. Окорок потерял глаз, Трепа ухо.

– Хреново теперь ему будет слухи подбирать, хорошо, хоть не язык, – проронил я. Следопыт смерил меня мрачным взглядом:

– Что произошло, Медный?

– Шепот нас предала, но я думаю, это ты и так понял. – И я выложил ему все. – Ну а теперь, – сказал я, закончив свой рассказ, – решай сам, стоит ли мне верить.

Он помрачнел и отошел в сторону, а я уснул.

Следопыт оказался прав. Тарго умер еще до рассвета, Бублик последовал за ним, едва взошло солнце. Мы завернули их тела в плащи, осторожно положили в яму, и, как смогли, присыпали землей. Герцог прочитал траурную речь, от которой слезы навернулись на глаза. Из четырех сложенных в яму тел герцог был знаком только с одним, но витиеватость и красота постановки фраз у аристократов в крови. Я постарался не отстать от него, но все, что я смог, это не разреветься от нахлынувших чувств.

После похорон отношение ко мне изменилось, словно и не было вчерашнего недоверия во взглядах. Как раз наоборот, все стремились показать, что знают все и ждут от меня действий. И лишь герцог ходил кругами, вытаращив глаза, и не понимал, что происходит. Ему никто ничего не сказал. Даже Трепа умудрился держать язык за зубами.

Дождавшись, когда наш высокородный друг отлучится по нужде, мы кратко все обсудили и, приняв решение, пошли на найденную мной дорогу.

– Берройский тракт, – равнодушным шепотом озвучил мои мысли герцог.

Мы лежали в пожелтевшей траве, скрытые от дороги деревьями, и смотрели на бесконечные вереницы бредущих по дороге людей.

– И где Беррой? – также шепотом спросил я.

Мы заблудились. Дорога, на которую мы вышли, вскоре затерялась в лесу. Лес был непролазным, и, когда удавалось разглядеть небо сквозь кроны деревьев, видно было только бегущие по нему низкие серые облака. Я невольно взглянул туда, но картина была прежней. Тучи, тучи, тучи и дождь – мелкий, противный, не дождь, а морось, и эта морось пробирала до костей.

Если с меня снять одежду, кожу и остатки мяса, то и кости можно будет выжимать, то-то Грязнуля обрадуется. Такого ему еще не попадалось, а уж у него коллекция уродов побольше, чем в любом цирке. Если он еще жив, конечно.

Я тяжело вздохнул и бросил через плечо взгляд на сидящих с обнаженным оружием людей. Дьявольская история и мое дьявольское умение влипать в подобные штуки заставляли людей следовать за мной и умирать непонятно ради чего. А умирать никому не хотелось, и мне тоже не хотелось, чтобы они умирали. Перед моим мысленным взором встали лица тех, кто был отравлен в Лесфаде, и тех, кто погиб в форте Агмен. Погиб по моей вине. Нет, не по моей. Шепот, проклятая сучка, должно быть, сейчас пляшет на их могилах. Да и хрен с ней, пусть радуется, и пусть радость эта встанет ей поперек горла!

– Черт его знает, где этот хренов Беррой, – задумчиво произнес герцог. – И кончится когда-нибудь этот хренов дождь, чтоб его!

– Ты чего так ругаешься? – встрепенулся я, ругань из этих благородных уст мне слышать еще не приходилось.

Что ж, и его прорвало. За время нашего скитания он проронил всего пару слов, не больше, да нам и разговаривать не хотелось. Но теперь, когда мы наконец вышли на дорогу, когда перед нами шли люди, до которых можно было дотянуться и потрогать, когда вновь появилась уверенность, что кроме поднадоевших рож есть и еще лица, теперь хотелось не просто говорить, хотелось петь и танцевать.