На этом мы и порешили. Поговорив еще немного о возможных осложнениях и путях их преодоления, мы втроем с Юркой и Сергеем ушли в рассечку и подготовили ее к возможному визиту Резвона.

Лишь только мы улеглись спать, внизу у реки послышались короткие автоматные очереди. Их было три, стреляли, скорее всего, из одного автомата. Пальба длилась минуты две, не больше.

– Похоже на расстрел... – пробормотал Кивелиди, приподнявшись.

Не сказав ни слова, я схватил один из трофейных автоматов и побежал искать лагерь Резвона. Когда я выскакивал из штольни, одна за другой раздались еще две очереди.

Сердце подсказало мне, где располагается лагерь бандитов: внизу, в двадцати минутах ходьбы от штолен, на стрелке между двумя составляющими Уч-Кадо ручьями. Высокие, обрывистые борта ручьев защищают ее с двух сторон, с третьей же к ней примыкают неприступные отвесные скалы. Я не сомневался, что Резвон бросил свои кости именно там – более надежного места для ночевки, да и для обороны, в этих краях не найти.

Небо уже посветлело, и скоро я смог убедиться в своей правоте – на поляне действительно стояла покосившаяся четырехместная палатка. Старая, выцветшая от южного солнца, она довольно легко различалась в утренних сумерках. Крадучись, я подобрался к лагерю метров на четыреста и залег на седловине одной из скал, возвышающихся на правом берегу Уч-Кадо.

Скоро стало совсем светло и перед входом в палатку у потухшего костра я смог различить неподвижно сидящего Бабека. Рядом на цветастом одеяле лежала связанная Лейла. Позади палатки, прямо на траве распластался человек в стеганом халате. Под обрывом у самой речки паслись два осла.

Неожиданно Бабек поднял голову и посмотрел в мою сторону, затем быстро встал и пошел в палатку. Через минуту он вышел, пятясь и волоча за ноги несомненно мертвого Резвона.

Бросив его недалеко от входа, Бабек вернулся в палатку и тем же манером, вытащил другого мертвеца. Оставив его рядом с первым, вновь посмотрел в мою сторону и призывно, вкруговую, махнул рукой.

Будь мои товарищи рядом, они по всей вероятности подумали бы, что Бабек – мой сообщник в какой-то тайной игре. На их месте я и сам бы так подумал, подумал бы, если бы мне не были хорошо известны простодушие и непосредственность этого горца – он всегда следовал логике данности. Следовал, так как знал, что такое следование – это всегда верный путь к выигрышу. Вот и этой ночью он, видимо, решил, что разумнее перейти на нашу сторону...

Приняв эту гипотезу, я встал, забросил автомат за спину и, не скрываясь, пошел к палатке.

Лейла была без сознания. От ее бледно-серого лица веяло не вынесенным страданием. Я посмотрел на Бабека, желая невозможного – опровержения ударившей в мозг догадки. Но он закивал головой.

– Резвон ее взял, – сказал он дрожащим голосом. – Я не мог слышать, как она кричит, стрелял в него. Потом я ее веревка вязал – она убивать себе хотел. Два часа лежит, но живой. Не развязывай совсем – пусть в себе придет. А то убежит опять. Мусульманский женщина после такой жить не может – сам себя убивает.

Я положил голову Лейлы на колени, пригладил ее растрепавшиеся волосы. Она была холодна как камень. Бабек, прочитав мои мысли, сходил в палатку за стеганым одеялом и занялся разведением костра. Я бережно укутал Лейлу до подбородка и задумался. “Несколько часов назад на этом красном, дырявом одеяле Резвон насиловал Лейлу... Сейчас он мертв. А Лейла... Нет, я не отпущу ее с ним! Главное – успокоиться. И правильно себя вести. Если я хоть как-то покажу ей, что, как и она, убит горем, то – конец. Надо дать ей понять, что все прошло и все осталось... Надо думать, говорить об этом даже сейчас, когда она лежит в забытьи. Если я остался прежним, значит, и все между нами осталось прежним. И как прежде я буду целовать ее губы, ее бедра, ее...”

– Она будет живой, не бойся, – подойдя к нам, прервал мои мысли Бабек.

– Что тут случилось? Расскажи все...

– Чего рассказывать? Резвон, когда сель нам дорога закрывал, приказал мне идти за вам, узнавать все и потом твой жена брать и назад идти. Он хитрый, не верил, что просто рыбалка идете. А то, говорил, плохо мой семья будет. Он весь мой родственник в Душанбе знает, где мой жена живет знает... Ну, я пошел. Когда сюда пришли, и я все узнавал, я взял твой жена и пошел назад Сардай-Миона. Я ее сильно не обижал, не бойся. В Хаттанагуле их встречал. Еще с ним мама и тетя Лейлы был.

– Мать Лейлы здесь!!? – вскричал я.

– Зидесь, зидесь! – ответил Бабек с интересом вглядываясь в мои глаза. – Палатка сидит... Не киричи только. Смотри, Лейла спит.

– Фантастика!!! Триллер!!! – укачивая девушку, продолжил я шепотом. А зачем ты их в палатке спрятал?

– Я думал, если ты видишь – злой будешь. Они мне все рассказал про твой иранский трам-тарарам.

– Я балдею! Какой сюжет! Сплошной отпад! Дальше рассказывай! Кто еще с ними был?

– Еще шесть человек был. Два – уже мертвый, на перевале умирал. Там хорошо для вас был. Их вертолет видел и низко вокруг летал. Как в Гускеф. Они в его морда автоматный залп стреляли, и вертолет падал прямо них и два эти савсем убивал.

– Да ты что!!? Какой вертолет был?

– Маленкий, не болшой. Взрывался савсем и гарел.

– И кто в нем был?

– Три человек. Один черный был, савсем гарел. В лоб его кокарда был, с фуражка оставался. Летчик, наверна. Другой таджик белый короткий рубашка был, голова тоже горел, два нога нет, сначала живой был, потом умирал... Русский еще был, белый волоса чуть-чуть остался...

– Щас помру! Ну, дела... Джеймс Бонд и Никитa с ударением на а! И весь этот противовоздушный бой на нас ведь, сопливых, повесят!

– Не повесит. Резвон там горелый бумага находил. Полетный документ. Там бил написан, что вертолет савсем другой сторона летит, Барзанги-Калон.

– Все равно машину найдут. С воздуха.

– Э!!! Зачем боишься? Это давно будет. Месяц, наверно, пройдет. Мы Душанбе уже сидим.

– Может быть, ты и прав... Валяй дальше. И если сейчас ты мне расскажешь, что у тебя в палатке сидит рота марсиан с портативным аффинажным[67] заводиком, я поверю сразу и без вопросов!

– Никакой завод и марсиан палатка нет. Один Фатима и Фарида там.

– Жаль. Ну, потом вы лагерь здесь поставили и пошли нас мочить. Дальше что?

– Ночью, когда от ваш лагерь и штольня пришли, Резвон злой был. Он с пропавший афганец штольня ходил, немного дробь ему жопа попадал. Меня ругал – зачем стрелял, не резал. Я нарошно в скала стрелял – вас предупреждать хотел.

– Нарочно скала стрелял? Да ты чуть Сергея не убил – бедро ему насквозь прострелил!

– Сергей пападал? Жалка, ругать меня будет... Ракашет, наверно. Я в сторона стрелял.

– Рикошетом пуля так не ранит, не ври... Странный ты человек – сначала их привел, потом нас предупредил. А вечером, после чая, всех своих дружков перестрелял.

– Зачем странный? Если другой был – давно ворона и шакал дикий меня мертвый кушал. И вы все мертвый был. Это вы странный – сюда пришел, наш золото брал, люди убивал... А меня наш мулла спасибо за Резвон и его шайка будет говорить. Уважать будет!

– Да ты, брат, стратег и теоретик! Давай, рассказывай, что дальше было.

– Далше он говорил, что утром ловить вас будет. Лейла, сказал – хороший наживка. Потом Лейла брал, палатка шел. Фатима, мама ее, и тетя руки его хватал. Он сказал мне и другой человек привязать их. Что буду делать? Привязал, за палатка положил... Потом Лейла кричать сильно стал, меня звал. Я ее уважал, хороший девочка, палатка пошел. Другой человек не пускал. Я злой стал, автомат брал, его стрелял. Резвон палатка выскочил – я его стрелял. Вовчик сзади меня толкал – я его тоже стрелял. Палатка потом зашел – Лейла угол лежит, голый совсем, ничего говорить не может, ходить не может. Меня увидел – из палатка побежал, в речка с обрыв падал. Я ее ловил, она кусался, царапался, убежать опять хотел. Я ее одевал, очень красивый девочка, вязал, на одеяло ложил. Чай крепкий, сладкий давал через ложка давал. Я знал, кто-нибудь из вас придет, потом тебя видел, рука махал...