С краю стоял одинокий фенрисиец, мрачно наблюдавший за всеми. Белый Шрам выглядел более заметно, но так же загадочно. Чогориец, сидевший на оружейном ящике, пригладил усы и удостоил Нумеона кивком, хотя они никогда раньше не встречались.

Последний легионер, привлекший особое внимание Саламандры, исчез, едва появившись. По-видимому, случайный наблюдатель; Нумеону показалось, что он был облачен в серую броню без опознавательных знаков, но в сумерках легко было ошибиться. В любом случае о сером легионере быстро заставил забыть старый знакомый, раскрывший ему широкие объятия.

— Брат!

Зитос крепко обнял Нумеона, на что тот, помедлив, неловко ответил тем же, и они отпустили друг друга.

Вар’кир, приблизившийся после того, как счастливый Зитос с неохотой отошел, повел себя более сдержанно и лишь поклонился, но его глаза говорили, как рад он видеть Нумеона живым.

Другие огнерожденные, которых было удручающе мало, стояли в стороне и приветствовали вернувшегося капитана кивками и улыбками. Это был короткий луч света в их мрачном воссоединении, и радость Нумеона пропала, едва он встретился взглядом с Вар’киром.

— Где наш отец? — спросил он.

Проводив Нумеона до посадочных полей, Тиэль и Инвиглио вновь поднялись в воздух и направились в Восточную крепость.

Серые неприступные стены величественного бастиона венчала небольшая посадочная площадка. С наступлением ночи сирена на одной из укрепленных контрфорсами башен объявила начало комендантского часа, и штурмовик, нарушивший тишину ревом двигателей, мгновенно привлек к себе свет встроенных поисковых ламп. Разорвав опустившуюся темноту, два зернистых луча сошлись на корабле Ультрамаринов, обрисовав его жемчужно-белым светом.

Из караульного помещения на площадке маршевым шагом вышли два легионера в полном боевом облачении и с болтерами на груди.

Автоматизированные орудийные установки, расположенные по всем четырем сторонам башни с площадкой, повернулись, беря на прицел медленно опускающийся штурмовик.

На протяжении всего спуска Тиэль внимательно наблюдал за оборонительными сооружениями башни. Он знал, что Инвиглио уже стоял у рампы, переместив контейнер с Ксенутом Сулом к краю отсека. Гравитационные импеллеры уменьшали вес ящика, поэтому Ультрамарину требовалось лишь слегка подтолкнуть его.

Сам пленник и информация, которую Титу Прейтону предстояло из него извлечь, могли иметь вес куда больший.

Не успели когтистые опоры штурмовика коснуться посадочной площадки, как Тиэль выпрыгнул из бокового люка, обежал корабль и встал у опускающейся рампы. Инвиглио, стоявший с другой стороны, дождался, пока «Громовой ястреб» сядет, и выдвинул контейнер вперед.

Подхватив контейнер с обеих сторон, Тиэль и Инвиглио направились к ждавшим стражам, но те жестом приказали остановиться и связались с кем-то по воксу, сообщая об их прибытии.

Спустя пару секунд один из стражников разрешил продолжить путь, и Тиэль с Инвиглио покатили контейнер к высоким воротам, которые вели в саму крепость. В контейнере имелось смотровое отверстие из бронестекла, чтобы пленник всегда был на виду. Сквозь него Тиэль в последний раз взглянул на Ксенута Сула.

Несущий Слово лежал с открытыми, немигающими глазами, словно был в трансе. В рот ему засунули металлический кляп, чтобы он не мог говорить, и Тиэлю показалось, что Ксенут Сул жевал его, проговаривая какие-то колхидские молитвы.

Тиэль даже не пытался скрыть отвращение. Ему страшно хотелось выместить свою злость на этом ублюдке, но Ксенуту Сулу было уготовано наказание, которое проникнет гораздо глубже.

В одном из подземелий Восточной крепости пленника ждал Тит Прейтон, и Тиэль улыбнулся, представив, как его брат будет разбирать разум Несущего Слово по кусочкам.

Он отвел взгляд от лица пленника, чтобы вместе с Инвиглио вступить сквозь скрипящие ворота в крепость, и не увидел, что Ксенут Сул тоже улыбается.

Какие у него планы? — спросил Нумеон, когда платформа начала медленно опускаться в склеп.

В транспортере было тесно и темно, и единственным источником света служили слабые лампы в полу. Возможно, это должно было придать обстановке торжественности, но Нумеона сумрак только еще больше злил. Зитос и Вар’кир, сопровождавшие его к отцу, испытывали те же чувства.

— Он хочет, чтобы мы оставались здесь, пока шторм не утихнет, — ответил Зитос. — Только тогда он разрешит нам вернуться на Ноктюрн.

Нумеон приподнял бровь:

— «Разрешит»? С какой стати мы подчиняемся законам Макрагга?

Услышав боль в голосе Нумеона, Вар’кир вмешался, прикрывая Зитоса.

— С той стати, что находимся на Макрагге, — печально пояснил он.

После прибытия на планету Нумеон отказался от предложенного отдыха и еды. Он до сих пор был в панцирных доспехах, который надел на «Вызове Калта», хотя Зитос сообщил, что для него переделали легионерскую броню.

Возможно, потом. Нумеон не хотел откладывать визит, он хотел… он обязан был собственными глазами увидеть то, о чем рассказал Тиэль и на что указывало поведение братьев.

Что Вулкан мертв.

— Ты ошибаешься, брат, — сказал Нумеон, решительно смотря вперед, на двери, которые скоро откроют им путь в склеп. — Сыны Ноктюрна не подчиняются другим примархам. Мы отвечаем перед лордом Вулканом, и только перед ним.

— Нумеон… — начал Зитос, но Вар’кир сперва поднял руку, заставив его замолчать, а затем мягко положил ее Нумеону на плечо.

— Не надо мне ничего объяснять, — предупредил его Нумеон. — Лучше посоветуй, как и когда можно вывезти нашего отца из этого стылого, дрянного места.

Вар’кир молча убрал руку. Оглушающая тишина опустилась, словно тяжелый молот.

К счастью для Зитоса и Вар’кира, спустя несколько мгновений платформа с дрожью остановилась, и двери в склеп раскрылись.

Нумеон вышел уверенно, смело, как надвигающийся шторм, но дрожь выдавала фальшивость бесстрашия.

Встреча с умершим, с тем, кого мы знали и любили при жизни, напоминает нам, что и мы смертны. В миг принятия смерти ложь и полуправда уходят, гнев гаснет от осознания собственной слабости и от желания остановить великую, всепоглощающую энтропию. Глядя на мертвого, мы видим эхо прошлого, жестокую, пустую оболочку, серую, как пыль. Такова судьба всего смертного.

Для Нумеона же эта боль была еще сильнее, поскольку напоминала ему о его самой позорной неудаче, ибо разве не он был обязан защищать своего повелителя?

Склеп наполняла тьма, глубокая и черная, как в океанской впадине. Бездонная, душащая всю надежду, она липла к гладким стенам и угрожающе подступала к осажденному мемориальному огню. Застоялый воздух был враждебно холоден, как морозной зимой. Сюда приходили увядать и исчезать — не сгорать ярко в пламени горы, разжигая искры новой жизни.

— Вы позволили им держать его здесь?! — прорычал Нумеон со злостью, которая выходила за грань простого обвинения.

Несмотря на страдальческое выражение лица, Зитос едва не огрызнулся, но его взгляд упал на Вар’кира. Капеллан медленно покачал головой, поэтому Зитос опустил глаза от горя и отчаяния.

Они пропустили Нумеона вперед, а сами следовали за ним в паре шагов.

Золотой саркофаг, в котором был заключен Владыка Змиев, находился недалеко, и, когда они приблизились, Вар’кир подал Зитосу знак остановиться. Нумеону потребуется немного личного пространства для встречи с неоспоримой истиной, что Вулкан, их отец, был мертв.

Нумеон тоже замедлил шаг, но неосознанно — как осужденный на пути к виселице.

Он так долго верил, что Вулкан жив. Он знал это каждой клеткой своего тела, чувствовал нутром. Вера в Вулкана спасла его, когда он умирал на черных молниевых полях Траориса. Мантра Вулкана давала ему силы, когда в плоть вонзались ножи Ксенута Сула.

— Вулкан жив…

Он произнес слова вслух, крепко сжал печать отца, опять же неосознанно, и приблизился к саркофагу.