Полковнику стало жалко «бедного, доброго» старика. Он взял его руку, пожал ободряюще и ласково.
– Государь не взыщет, Иван Степанович. Я доложу… В болезнях не мы, а один господь волен…
Мазепа, казалось, не слышал ничего, лежал без движения.[32]
Полковник тихо и скорбно удалился. В ставку он отбыл с печальными известиями о тяжкой болезни, постигшей верного гетмана… В то же самое время по другой дороге в закрытой карете ехал Мазепа, направляясь в одно из своих имений – любимую Поросючку, где ждала его Мотря.
III
После казни Кочубея отношения между гетманом и Мотрей изменились.
Когда Мазепа, со слезами на глазах, рассказал ей ужасную новость и, призывая бога в свидетели, уверял, что он в этой крови, пролитой тираном-царем, не повинен, девушка поверила. Но как бы плохо ни относилась она к родным, казнь отца потрясла ее, отвлекла на время от честолюбивых мыслей. Она много плакала, молилась. Ей захотелось увидеть свою мать, свою сестру, свой дом, где прошло детство…
Гетман отговаривал:
– Нельзя, мое серденько. Сама рассуди, как тебя дома примут? Насмеются над тобой родичи, обесчестят… Вот подожди. Как благословит нас церковь и будешь госпожой Украины, тогда никто не посмеет слова плохого тебе сказать…
Мотря понимала – гетман прав. Однако бесконечно ждать ей уже надоело. Когда и чем все это кончится?
Мысли ее начинали путаться, в душу закрадывалось сомнение… Да, она любила умного, сильного, гордого гетмана! Но теперь девическое обожание прошло. Она все чаще и чаше замечала его недостатки, сравнивала невольно гетмана с другими людьми…
Почему-то во сне вот уже три раза видела она Войнаровского. «Что он говорил тогда, на вечере, в замке? – старается припомнить она. – А что, если он сейчас войдет сюда?..»
Мотря краснеет. Она старается отогнать такие мысли, но они идут, идут против воли…
Крестный! Господи, как уныло висят его усы, как смешно он морщит лоб… Вот у Андрия… Нет, нет, не хочу об этом думать. Крестный такой хороший, он меня так любит…
Но зачем он меня прячет? Говорит, что родичи насмеются, обесчестят. Это правда… А почему нельзя сейчас в церковь? Почему надо ждать и ждать?
Мотря вспомнила всю историю своей любви и отметила в поведении гетмана много такого, чего раньше не замечалось ею, а теперь наводило на сомнение в искренности его любви…
Уже не радостно и доверчиво, а настороженно встретила Мотря на этот раз гетмана.
– Что с тобой, Мотроненько? – спросил он. – Опять, видно, скучала и плакала. Вот подожди…
– Я устала ждать, – перебила девушка. – Почему ты не можешь сейчас послать за попом?
Мазепа, уловив в ее голосе нотки беспокойства и раздражения, притворился, что ничего не заметил, и попробовал, как обычно, отшутиться:
– Ой, да мы не попа, а архиерея позовем. Дай только, боже, удачу скорую…
– У тебя всегда свои заботы, – вспыхнула Мотря. – Ты не думаешь обо мне…
– Думаю, любонько, думаю. О чем же мне помышлять, как не о твоем счастье…
Гетман достал из кармана драгоценное монисто, улыбаясь, привлек к себе девушку:
– Вот… носи, да не печалься, ясынька моя…
– Мне не подарки твои нужны…
– Знаю, знаю, Мотроненько. Сам денно и нощно душой о тебе болею… Ждать нам недолго. На этой неделе в Борзну тебя возьму. Вместе к его величеству королю шведскому поедем. Я уже карету для твоей милости приготовил… А потом…
Мотря любила слушать гетмана. Умел он находить такие слова, которые глубоко западали в душу и оживляли угасавшие надежды и желания.
Но сегодня долгая беседа с крестным не успокоила ее. Она чувствовала, что не может уже относиться к нему по-прежнему, не может всему верить.
И будущее уже не казалось ей таким прекрасным, каким старался представить его гетман. Это свидание не принесло ей радости.
IV
Царь Петр, послав часть своих войск на Украину, повернул другую часть навстречу спешившему на соединение к королю корпусу генерала Левенгаупта.
27 сентября при деревне Лесной войска встретились. Шведы стояли на хороших позициях. Слева окружал их лес, справа – болота, защищавшие с фланга от русских.
Петр, поставив прямо против шведов Ингерманландский и Невский пехотные полки, отвел в сторону кавалерию, сделав вид, что намеревается обойти левое крыло неприятеля.
Тогда генерал Левенгаупт атаковал стоявшую перед ним пехоту. Русские стойко выдержали яростный натиск шведов. В то же время Петр передвинул кавалерию, она с двух сторон обрушилась на врага. Завязался пятичасовой упорный, жестокий бо.
Генерал Левенгаупт несколько раз лично водил в атаку шведскую пехоту, но в конце концов должен был отступить к обозу.
Наступил вечер. Пошел снег с дождем, поднялась сильная вьюга.
Шведы получили подкрепление, к ним подошли два полка, сооружавшие мосты для переправы через реку Сож.
К русским присоединился генерал Боуэр с тремя тысячами драгун.
Петр, перестроив войска, приказал возобновить атаку. Опять закипел бой. На этот раз шведов сбили. Они смешались и побежали. Русским достался весь огромный неприятельский обоз, пушки, множество пленных.
Только ночь и непогода спасли от плена генерала Левенгаупта. Он явился к Карлу с жалкими остатками армии, без артиллерии и провианта.
Ночью взволнованный и радостный Петр писал господам министрам:
«Объявляю вам, что мы неприятеля дошли, стоящего в зело крепких местах, числом шестнадцать тысяч, который тотчас из лесу атаковал нас всей пехотой. Но мы три своих полка конных против них учинили и прямо, дав залп, на оных пошли. Правда, хотя неприятель жестоко из пушек и ружья стрелял, однако оного сквозь лес прогнали к их коннице, и потом паки в бой вступили… Неприятель не все отступал, но и наступал, и весь день нельзя было видеть, куда виктория будет. Напоследи, милостью победодавца бога, оного неприятеля сломив, побили наголову, так что трупов их осталось на месте восемь тысяч, обоз весь, шестнадцать пушек, сорок два знамя да в плен взяли сорок пять офицеров, семьсот рядовых, а потом еще многих непрестанно в наш обоз приводят и сами из лесов приходят… Сия победа может у нас первой назваться, понеже над регулярным войском никогда таковой не бывало…»
Победой русские действительно могли гордиться, ибо одержали ее меньшими силами. У них было всего четырнадцать тысяч пехоты и конницы против шестнадцати тысяч отборных шведских войск.
Петр торжественно, с пушечной пальбой праздновал победу в Смоленске. По всем церквам служили благодарственные молебны. Министры и генералы поздравляли царя со славной викторией.
Но, казалось, самую большую радость от победы русских войск испытывал старый и больной гетман Мазепа.
«С неописанного и неизглаголанною радостью известясь о богодарованной виктории, – цветисто поздравлял гетман царя, – я благоприветствую ваше царское величество и усердно желаю, дабы бог-победоносец помог до конца истребить и сокрушить неприятеля, прославив во все концы вселенной преславное вашего царского величества имя бессмертными победительными триумфами…»
Войсковой есаул Максимович вместе с письмом передал государю и подарок гетмана – две тысячи червонцев, немалые по тем временам деньги, в которых у Петра ощущалась «нужда крайняя».
Государь обласкал есаула, велел передать гетману его царскую благодарность за любовь и дружбу, осведомился, нет ли у Мазепы какой нужды.
– Его ясновельможность, – отвечал есаул, – желая остаток дней своих прожить вблизи всемилостивейшего и обожаемого монарха, купил под Рыльском, в землях великороссийских, маетность и просит государя утвердить за ним его покупку…
Петр просьбу милостиво принял и дал согласие. Покупка русских земель еще больше укрепила его доверие к гетману.
Шляхтичу Якубу Улашину, заявившему, будто Мазепа поколебался в верности, отрезали язык.
32
Ссылаясь на болезнь, гетман одновременно выставлял и другую причину невозможности выехать на соединение к царскому войску. Этой причиной была продолжавшаяся на Украине народная смута, которой Мазепа не раз пугал царя. «Если прибуду к Стародубу, – сообщал гетман Меншикову, – то разве пойду в самый город в осаду, а тут в Украине внутренний огонь бунтовничий от гультяев, пьяниц и мужиков во всех полках начал разгораться, которые, услыша о вступлении в Малороссийский край неприятельском и моем к Стародубу малолюдном отдалении, всюду в городах великими купами с киями и с ружьем ходят, арендаторов бьют до смерти, вино насильно забирают и выпивают, в Лубенском полку арендаря и ктитора убили до смерти, в Мглине сотника тамошнего изрубили и спицами покололи, в Гадяче на замок тамошний наступали, хотят добро мое там разграбить и господаря убить. Рассуди, ваша княжая светлость, своим высоким благоразумием, какая в том польза будет интересам монаршим, если я пойду в Стародубовщину, а тут всю Украину в таких трудностях, опасностях и в начинающемся бунтовничьем пожаре на крайнее разорение оставлю».
Меншиков переслал это письмо Петру и от себя сообщил: «Мне кажется, до Стародуба его ради тех противностей заволакивать не для чего, что отдаю в ваше высокоздравное рассуждение». Петр с мнением князя согласился и ответил, что гетмана можно не «отволакивать, понеже большая польза его в удержании своих, нежели в войне».
