Между тем большие и грозные события волновали всю страну.

Война русских со шведами продолжалась.

Польские паны и войска короля Августа оказались для Петра ненадежными союзниками. Сразу дала себя знать старая неприязнь шляхты к русским. Казацкие полки Мировича и Апостола, посланные царем Петром в помощь королю, терпели от союзников-панов больше, чем от шведов.

«Паны всячески бесчестят наших людей, – писал Мирович, – хлопами и свинопасами называют, плашмя саблями бьют. Никто из наших доброго слова от них не услышит… Кричат на нас: вы теперь в наших руках, нога ваша не уйдет отсюда, всех вас тут вырубим».

В то время как русские мужественно дрались со вторгнувшимися в Польшу шведами, крикливое и чванливое панство мало заботилось о защите своей страны.

Большинство крупных панов думало только о спасении своих собственных маетностей и готово было служить кому угодно, переметываясь с одной стороны на другую, играя присягой. Как только ставленник шведов Станислав Лещинский короновался в Варшаве, а Карл одержал несколько побед на войсками Августа, многие магнаты быстро отреклись от своего законного короля, перешли на сторону Лещинского. Правительства Англии, Австрии и Пруссии, неизменно уверявшие Петра в своих дружеских чувствах к России, поспешили признать польским королем шведского ставленника.

Однако, несмотря на это, среди польской шляхты нашлись люди, которые понимали, что шведское вторжение угрожает национальной независимости страны, что только одни русские являются надежными союзниками поляков.

Совет сандомирской конфедерации, собравшись во Львове, решительно отказался признать королем Станислава Лещинского, возобновил договор с Россией. Коронный гетман Адам Сенявский, извещая об этом Петра, просил оказать ему военную помощь. Петр ответил обещанием «взаимно по союзу все исполнить и отчизну, вольности и права ваши против насильствующего неприятеля оборонять». Русским войскам под начальством генерала Гольца, стоявшим в Бресте, было приказано оказывать всемерную помощь польским сторонникам России. Одновременно полякам была отпущена и щедрая денежная субсидия. А гетману Мазепе указано: двинуть украинских казаков для содействия Адаму Сенявскому.

Мазепа с сорокатысячным войском вступил в польские владения, разорил десятки имений, принадлежавших «отшатнувшимся к шведам» изменникам Потоцким, Лещинским и прочим знатным панам, не забыв при этом присвоить часть их богатств. Он занял несколько городов, заложил свою квартиру в городе Дубно.

Сюда прибыл к нему из Гродно прилуцкий полковник Горленко, бывший наказным атаманом казацкого отряда, посланного в Литву.

Вздорный и заносчивый полковник, приходившийся по жене дальним родственником гетману, не выполнил какого-то приказа русского командования, получив за это справедливый выговор. Горленко обозлился, затеял ссору с русским генералом и был отстранен от должности.

Теперь, стоя перед гетманом, топорща рыжие усики и размахивая руками, Горленко без разбора обливал всех грязью:

– Русские нашу братию, казаков, решили уничтожить… Уж чего только над нами не делают. И голодом морят, и бьют, и поносят… А офицеры прямо говорят, что нас, казаков, скоро всех переведут, солдатами сделают.

Мазепа знал, чем вызвано раздражение полковника, знал, что веры его словам давать нельзя, но возражать не стал, а, напротив, тонко постарался усилить его озлобление.

– Что ж, – притворно вздохнул гетман, – такова, видно, воля государя, терпеть надо…

– Сил нет терпеть! – сверкнув злыми глазками, пылко воскликнул Горленко. – Думай, гетман… А ежели что надумаешь, – казацкая старши?на благодарить будет. Хватит, повоевали…

Полковник, шумно хлопнув дверью, вышел. Уехал домой. Мазепа не препятствовал.

На другой день он получил приглашение от старой своей знакомой княгини Дольской приехать к ней в имение Белую Криницу крестить внучку.

Княгиня Анна Дольская, урожденная Ходоровская, была замужем дважды. Первый раз – за князем Вишневецким, второй – за князем Дольским, великим маршалом литовским, умершим десять лет назад.

Княгине было уже за пятьдесят, но она и теперь не потеряла своей привлекательности.

Ее неполнеющее, холеное тело, стройная фигура, восхитительная улыбка и синие глаза, опушенные длинными ресницами, вызывали и сейчас зависть многих молодых титулованных пани, начинавших полнеть с тридцати лет и потому полагавших, что княгиня знает какой-то особый секрет сохранения молодости.

Княгиня была опытная интриганка.

Она ненавидела русских и всей душой была на стороне шведского ставленника Станислава Лещинского, приходившегося ей дальним родственником, хотя сыновья ее от первого брака, князья Януш и Михаил Вишневецкие, держались партии короля Августа. Такое положение давало ей огромные преимущества в крупной игре, которую она вела. Она знала все ходы партнеров.

С Мазепой княгиня встречалась еще в Варшаве. Несколько раз встречалась и после. Гетман ей нравился. В конце концов он был шляхтич. Его наружность, образование, ум, ловкость оставляли приятное впечатление. Его честолюбие?.. Об этом княгиня думала много, этот вопрос ее очень интересовал.

Ивана Степановича приняли в великолепном княжеском замке приветливо.

Он крестил с Дольской внучку – дочь князя Януша. Вечером, тряхнув стариной, танцевал с кумой мазурку.

Общество говорило по-польски, русской речи не слышалось.

Здесь все пахло Польшей, настоящей старой Польшей.

Изящная мебель, костюмы, картины, посуда. Лакейские ливреи. Звон шпор. Очаровательные пани.

– А помните, в Варшаве, гетман?

– А какая чудесная охота была у Радзивиллов?

– А как добр был покойный король?

Мазепа вспомнил. Варшава, молодость! Нет, по совести говоря, он не жалел, что променял на гетманскую булаву саблю шляхтича. В шляхетский гонор он не верил. Но молодость… молодость всегда приятна. Ей прощается многое.

Будуар княгини был пропитан тончайшими духами. Неуловимо знакомый запах! В нем что-то близкое, давно забытое… У гетмана чуть-чуть закружилась голова.

– Ах, я всегда рада видеть вас, мой друг… Вы такой редкий у нас гость…

Маленькая ручка княгини легла на его руку. На тонких длинных пальцах сверкнули бриллианты.

– Вы совсем не стареете, вы все такой же…

– Это комплимент, княгиня…

– Нет, нет. Чистая правда. И, между нами, гетман: говорят, что ваша юная казачка – я забыла ее имя – восхитительна… Я понимаю ее и немножечко ревную…

Княгиня не стеснялась. Мазепа непривычно покраснел.

– Вы тоже почти не изменились, княгиня… По-прежнему любопытны…

– О, что вы хотите? Мы женщины. У вас политика, война, – я нам остаются любопытство и сплетни… Но, надеюсь, вы не обиделись, мой друг? Да, между прочим… Вы слышали новость? Говорят, наш добрый король Август уже потерял половину своих саксонских владений… Надо сознаться, шведы не тратят времени напрасно… Мне кажется, они скоро разобьют и войска Петра…

– Вы забываете, княгиня, что я служу его величеству…

– Простите, гетман… Эта наша женская логика! Она ни к чему не обязывает. Мои сыновья… вы знаете, они тоже против шведов… Король Станислав не раз приглашал их к себе, но они остались верны бедному Августу, хотя его игра, кажется, проиграна… Впрочем, не будем касаться политики. Это не мое дело. Расскажите, как вы правите своими казаками?

– Это тоже политика, княгиня, – улыбнулся Мазепа.

– Нет, нет. Политики я не хочу. Довольно, довольно! – смеясь, замахала руками княгиня. – Но что поделаешь, мой друг, – вздохнула она, – если сейчас такое время, когда вся наша жизнь строится на одной скучной политике… Да, вы знаете, недавно я была в гостях у фельдмаршала Шереметева… Старик очень мил, не правда ли? И мы вспоминали вас…

– Ну, моим старым косточкам, наверно, не поздоровилось. Фельдмаршал не очень-то меня жалует…

– Напротив. Он отзывался о вас с большим уважением… Хвалил ваши военные знания, рассказывал, что государь хотел поручить вам какое-то важное дело, и если б не князь Александр Данилович…