Дело Ирины Николаевны до суда не дошло.

Валентин Плотник вернулся из области «со штанами, одетыми ширинкой назад». Заведенное уголовное дело помогло ему как амебе пилюли. Войдя в кабинет, он швырнул папку в угол, прыгнул на стул, задрал ноги на стол и глубокомысленно произнес:

— Пять минут позора и полгода безделья. Пусть катится все к чертовой матери!

Ерохин не первый раз видел непосредственного начальника в таком состоянии и не сомневался, что Валентин по дороге из города выпил не одну бутылку пива. Сейчас шеф был готов на безумные поступки и парадоксальные мысли, чем надлежало пользоваться немедленно.

— Что делать с Воробьевой? — задал Ерохин провокационный вопрос.

— Закрывай это тухлое дело — в суд оно не годится все равно. Там статья сто семьдесят один точка один: производство, приобретение, хранение, перевозка или сбыт немаркированных товаров и продукции, да?

— Так точно, шеф!

— Все равно до крупного размера не дотягивает, мелочь пузатая. Подари женщине радость, Ерохин!

Плотник даже не догадывался, насколько буквально соответствует истине его громкая фраза. Сергей как раз и собирался извлечь максимум возможного из того случая, к возникновению которого он не приложил ни малейшего усилия.

Валентин закрыл глаза, и уснул. Ерохин посмотрел на часы, вышел на цыпочках, замкнул кабинет, и помчался в школу.

Они сидели с ней на той самой лавочке, на которой Ерохин ждал Оксанку в первый раз. Влюбленный следователь красочно описывал, как ценой неимоверных усилий, прозорливости на грани гениальности, хитрости и ловкости удалось спустить почти безнадежное дело Ирины Николаевны Воробьевой на тормозах. Наивный Ерохин. Ему надо было бы меньше врать. Оксана не была глупой девочкой. Чем больше следователь добавлял подробностей борьбы, тем меньше она им верила. И когда почти запыхавшийся следователь закончил свое красивое вранье, она окончательно убедилась в его лживости.

— Сережа, пойдем домой.

— Пойдем, дорогая!

— Пока еще не дорогая.

— Да ладно, чё ты…

До поворота они дошли молча. Сергей снова первым сломал молчание.

— Оксана! Давай встретимся сегодня вечером. Я тебя в кафе свожу, мороженым угощу.

Оксана молчала. За то время, что ее провожал из школы этот парень, только чудом можно объяснить, что его не заметил Сашка. Конечно, она на всякий случай сочинила себе оправдание: дескать, это следователь, по делу матери — приперся с допросом. Но это был единственный аргумент, и второй раз он уже не сработал бы. Отправиться с Ерохиным в кафе — это уже полное разоблачение. В таком маленьком поселке найдутся люди, не пройдут мимо, и Сашка все узнает. Сергей ей нравился, он был симпатичным, но Сашка ей нравился больше.

Обдумывая в своей красивой головке возможные варианты, Оксана не ответила на вопрос, и тогда Ерохин повторил его снова. Наступила решительная минута: Оксана собралась с духом.

— Сережа! Извини, я не могу пойти с тобой в кафе, и вообще, не надо меня больше провожать.

— Почему ??!

— Сережа! У меня есть парень, я знакома с ним довольно давно, и он мне нравится больше.

Ерохин остановился, как будто с разбега его ткнули в стену. Шум машин, люди, улица, работа и проблемы — все внезапно ушло куда-то далеко-далеко, в другую реальность. Его лицо приняло глупое выражение. Со стороны было смешно, но Оксана, решительно смотревшая ему в глаза, не засмеялась. На мгновение ей стало жалко его; как будто она даже почувствовала его боль. Она сама захотела заплакать.

Они стояли посреди улицы, привлекая заинтригованные взгляды прохожих, которых было как будто даже и слишком много для этого места и в этот час.

Ерохин медленно приходил в себя. Оксана не была первой девушкой в его жизни, конечно нет. Он встречался со многими. Но до сих пор либо он сам бросал их, либо расставались полюбовно, надоев друг другу; но никто никогда не бросал его самого. Да еще в тот момент, когда он меньше всего этого ожидал.

Самая притягательная вещь — та, которой ты не можешь обладать. Обычное увлечение на глазах превращалось в страсть. Он чувствовал себя так, как будто из его груди вырвали кусок сердца. Было трудно дышать.

Но ему было немало лет, он был следователем, и просто мужественным человеком — Сергей справился со своими нервами. Лицо разглаживалось, и он даже смог улыбнуться.

— И кто же этот счастливый соперник?

Оксана не хотела отвечать, но подумала, что Ерохин, не дай Бог, следить начнет, и предпочла честно ответить:

— Саша Куценко — охранник на птицефабрике. Он мой сосед.

В запальчивости Сергей хотел было даже спросить: не было ли между ними уже кое-чего, но вовремя одумался. На такой вопрос вместо ответа скорее можно схлопотать пощечину, а это было бы вообще ни в какие ворота. Поэтому он не стал скандалить, а тихо попросил проводить ее до дома в последний раз. На такую просьбу отказать было невозможно. Они медленно отправились на Дачную.

— Оксана! Скажи честно. Ты зачем тогда мне позволила себя из школы провожать?

Он хотел добавить: «Из-за матери, да?», но промолчал; подумал: «А хочу ли я знать ответ?».

— Знаешь, Сережа, во-первых, это не запрещено; а во-вторых…

— Говори уж.

— Во-вторых, не было храбрости отказать.

— Почему?

— Вот такая я трусиха!

— А сегодня храбрость появилась?

— Да нет… Просто… А впрочем, да! Сегодня появилась.

Ерохин и сам не заметил, как они подошли к калитке. Оксана обернулась, еще раз обожгла его взглядом, грустно улыбнулась уголками губ:

— Извини, Сережа! Прощай!

И ушла в дом.

Ерохин захотел сесть, огляделся в поисках лавки, но не нашел. Стоять ему надоело, и он медленно, уже не глядя на часы, побрел в райотдел.

В голове, как в кухонном комбайне, все мысли перемешались в кучу. Что делать? Что делать? Но сдаваться он не собирался; теперь уже не собирался. Вспыхивали и гасли безумные планы, из которых постоянно прорывался настойчивее других один: собрать толпу и переломать ноги этому Куценко; да так, чтобы навсегда отбить охоту водиться с красивыми девчонками. Но столкновения с реальным анализом план не выдерживал. Дело в том, что Ерохин не был местным уроженцем. В Новопетровск он попал после окончания Высшей следственной школы, по распределению. И набрать толпу желающих отлупить коренного жителя было довольно проблематично; именно для него. Он не знал, кто такой этот таинственный Куценко. Да это не беда, сейчас же и узнает в паспортном столе.