Он отстраняется от карты и идет ко мне — ближе, еще ближе, — пока не оказывается почти рядом. Мы одни, все остальные солдаты тренируются на площадке.

— Я не хотел этого, — тихо говорит он, и слова падают между нами. — Я хочу освободить Винтер, но не хочу… не хочу Терона… для тебя. Я не хочу, чтобы ты считала себя бесполезной и думала, что другого не заслуживаешь, потому что это не так, Мира… и никогда так не будет.

Сердце гулко стучит о ребра. Меня охватывают страх и злость, и я не могу заставить себя посмотреть ему в глаза. Замолчи. Пожалуйста, замолчи.

— Я просто не знаю, как быть. — Дыхание Мэзера касается моего лица. — Перед отъездом из лагеря Генерал отвел меня в сторону и сказал, что я должен сделать. Я почувствовал такое опустошение, какого никогда в жизни не ощущал. И впервые по-настоящему понял, сколь многим мы должны пожертвовать, чтобы свергнуть Ангру, сколь мало значат наши жизни, когда нужно достигнуть цели. Я всегда думал, что мы найдем способ… преодолеть это… быть вместе. И клянусь тебе… — Мэзер приподнимает мой подбородок пальцами, принуждая посмотреть себе в глаза, — клянусь тебе, я найду способ все исправить. Я обещал, что восстановлю равновесие, и я выполню свое обещание.

— Нет.

Слово повисает в воздухе. Я растерянно моргаю, но знаю точно, что снова его повторю. Я всю жизнь ждала от него этих слов, так почему же я не кричу «Да!» в ответ на его признание?

— Я сделаю это. Я не позволю Ангре и дальше разрушать наши жизни. Что бы Уильям ни говорил, должен быть другой способ…

— Нет!

Я отхожу назад, отрываясь от него и оставляя частичку себя в его руках. Каждое его слово причиняет мне боль. Одно за другим они падают на гору слов, произнесенных Генералом вчера, и перемешиваются с ними, поднимая во мне смятение. Надежда Мэзера на какой-то другой выход из ситуации — это манящее, всепоглощающее искушение, которого я просто не вынесу. Я уже ощущаю облегчение. Но на самом деле другого выхода нет. Генерал четырнадцать лет пытался его найти.

— Я сделаю это, Мэзер. — Мой голос тих и слаб. — Ради нашего королевства, ради наших людей и тебя. Нам нужен Корделл и этот брак.

Мэзер шарахается, словно я ударила его по лицу. Вверх по его шее расползается краснота, на лбу блестит пот.

— Ты хочешь выйти замуж за Терона?

— Что? — сужаю я глаза.

— Ты хочешь выйти замуж за Терона? Ты не хочешь…

«Не хочешь меня». Недосказанные слова тяжестью ложатся на сердце и давят на меня, пока мне не начинает казаться, что я вот-вот рухну на покрытый соломой пол.

— Ты идиот, — отвечаю я, впрочем, не опровергая его обвинений. — При чем тут это? Этот брак заключается ради привлечения союзников и спасения нашего королевства. Перестань так себя вести. Ничего не изменилось. Между нами все осталось, как прежде, и этого не изменить. Так должно было быть и так будет.

— Я найду способ это изменить, — возражает Мэзер.

Он делает шаг ко мне, а я — от него. Какой странный танец в конюшне.

— Я всегда собирался это сделать. Я сказал тебе перед нашим расставанием… Я сказал тебе, что все исправлю!

— Откуда мне было знать, о чем ты говоришь? Генерал вдолбил мне в голову, что ты слишком важен, чтобы растрачивать тебя на меня!

— Я никогда подобного не думал! Ты была для меня всем. Всегда! Я не знал, как выдержать, как дождаться твоего взросления. Снег небесный, я все еще не знаю, как это вынести! Но я пытаюсь. Думаешь, что я настолько спесив? Что Уильям заставил меня поверить в то, что я слишком хорош для тебя?

— А что мне еще остается думать? — срываюсь я на крик. Мой голос проносится по всей конюшне. Я отступаю на два шага, зная, что, как бы далеко от него ни отошла, этого никогда не будет достаточно. — Может, у тебя и получается на время забывать о реальном положении дел и воображать себе какую-то другую развязку, но наши жизни нам не принадлежат.

— Думаешь, я не знаю о том, что мы не хозяева своей жизни? — Мэзер стискивает в кулаке половинку медальона. — Я король, Мира!

Я закрываю уши ладонями и мотаю головой, не желая больше ничего слышать.

— Все это неважно. Неважно, чего я хочу, люблю или в чем я нуждаюсь, потому что Генерал всегда будет рядом, чтобы напоминать мне, что нет ничего важнее Винтера.

Мэзер молчит. Его лицо расслабляется, и поверх зажатых ладоней я слышу эхо одного из сказанных мной слов.

— Любишь?

Нет, я этого не говорила. Я не настолько глупа. Я резко разворачиваюсь на звук шагов. Они не должны привлекать внимания, не должны выделяться на фоне криков мужчин на площадке, звона мечей и свиста стрел. В дверях напряженно застыл Терон, как будто застал нас барахтающимися на полу.

— Все хорошо?

Я взмахиваю рукой. Никогда не было и никогда не будет. Терон не ждет ответа. Он поворачивается к Мэзеру, и его покрытая потом кожа блестит в солнечном свете.

— Король Мэзер. — Терон шагает вперед и тут же назад. Его словно тянет выскочить на тренировочную площадку и наброситься на кого-то с мечом. — Я слышал, вы умелый боец?

Я хмурюсь. Не к добру это. И точно. Мэзер медлит, быть может раздумывая о том, что своими действиями приведет Генерала в ярость, но мгновением позже смотрит на Терона с усмешкой. Мне становится страшно за жизнь принца.

— Не переживайте. Я буду биться с вами не в полную силу.

Я касаюсь руки Мэзера, но он отстраняется и, почти вплотную приблизившись к Терону, выходит на улицу. Терон следует за ним так же решительно и свирепо. Когда мы подходим к огороженным кругам для боя на мечах, на площадке снова воцаряется потрясенное молчание. Мэзер ныряет под веревку, выдергивает из корзины тренировочный меч и, набычившись, проходится по кругу.

— Вам нельзя сражаться! — хватаю я Терона, потому что Мэзер уже в боевом круге. И потому что Терон, в конце концов, мой суженый. Я должна волноваться за него сильнее, чем за Мэзера. — Не делайте этого. Вы оба слишком важны.

Лицо Терона смягчается. Может, уступит? Но тут кто-то кричит с другой стороны круга:

— Покажите ему, принц!

И я прикусываю язык, сдерживая порыв пустить шакрам и смахнуть с плеч солдата его дурную голову.

— Покажите, как мы сражаемся в Корделле!

Терон прикрывает глаза, и его лицо почти болезненно кривится. Открыв их, он опускает руку поверх моей.

— Если ты не хочешь, чтобы мы сражались, то мы не будем.

Все больше и больше солдат кричат в его поддержку, кричат его имя так громко и уверенно, что я вдруг осознаю слова Мэзера. Вот о чем он говорил. Вот чего он хочет для наших людей. Не какую-то там оду двум смехотворным деревьям или карту, напоминающую людям их место в этом мире. Достоинство. Традиции. Счастье, освещавшее лица солдат, вернувшихся из Отема в Битай. Гордость за своего принца, которого они поддерживают сейчас.

Мэзер ходит вперед-назад, взрыхляя сапогами землю. Чем громче кричат солдаты, тем больше он злится.

— Давай, Корделл! — кричит он. Его голос перекрывает крики шумящих солдат, побуждая тех горланить еще сильнее. — Покажи мне, на что ты способен!

Я прожигаю его взглядом, и он опускает подбородок, чуть остывая, но недостаточно для того, чтобы остановиться. Люди Терона молят о том, чтобы он сразился.

Большинство мужчин не сможет не ответить на такой призыв. И я тоже. Глядя на стоящего с другой стороны круга Мэзера, я чувствую, как мы одиноки, слабы и малы в окружении всех этих людей, у которых есть королевство и национальное единство…

Когда Терон освобождает свою руку из моих пальцев, я ничего не говорю, а должна заклинать его отказаться от схватки, уйти в конюшню и не обращать внимания на крики его людей. Но в голове кричит мой собственный голос, возвращая в измененном виде слова корделлианцев: «Покажи себя, Мира! Покажи Винтеру, на что ты способна. Сделай, что должно. Не то, что ты хочешь, а то, что должна! Докажи!» Один из солдат подает Терону тренировочный меч. Мой взгляд прикипает к принцу. Терон медлит, и его пальцы подергиваются, а потом он принимает меч.