Мы с солдатами достигаем высокого ограждения из колючей проволоки.

— Рабочий лагерь винтерианцев. Добро пожаловать домой, — бурчит стоящий у ворот охранник и отпирает их.

Мне приходится собрать всю силу воли, чтобы продолжать идти дальше, переставляя одну ногу за другой, когда охранник закрывает за нами ворота. Находящиеся здесь строения даже зданиями назвать нельзя. Это клетки с тремя сплошными стенами, крышей и решеткой-дверью — маленькие, тесные и блоками установленные друг на друга. Часть из них пустует, но большинство занято тощими пленниками-винтерианцами, глядящими на нас обреченными, безучастными глазами. Им ни до чего нет дела. Да и как может быть иначе? Ангра выбил из них малейший интерес к чему-либо, оставив гнить в этих конурах, пока для них не появится работа.

Солдаты понуждают меня идти вдоль длинного ряда клеток. На сапогах оседает пыль, ветер отчаянно завывает. Клетки тянутся бесконечными рядами. И в Спринге еще три таких лагеря. Ангра действительно пленил целое королевство и превратил его жителей в рабов.

Ребенком мне сложно было представить себе такую картину. Как мы позволили этому случиться? Солдаты заталкивают меня в пустую клетку в нижнем ряду. В ней нет ничего: ни постели, ни мебели, ни еды. Лишь три грязные стены.

— Не приживайся, — говорит один из солдат. — Мы вернемся за тобой.

Я прожигаю их взглядом сквозь прутья решетки, впившись в них пальцами.

— Жду не дождусь, — отвечаю я, но их уже и след простыл.

Теперь я одна, и мне не нужно прикусывать язык или крепиться, чтобы казаться сильной и не расклеиться прямо у них на глазах. Я отхожу к стене, соскальзываю по ней спиной, подтягиваю к груди колени и утыкаюсь в них лицом. Винтерианцы напротив моей клетки наблюдают за мной. Глазеют, задаются вопросами и перешептываются: «Она жила там, на свободе, пока мы страдали здесь. Почему нас никто не спас?» Потому что мы потерпели неудачу. Потому что я позволила Генералу умереть. Потому что наш единственный союзник неожиданно столкнулся с возможной потерей своего собственного королевства. Потому что у нас есть только половинка медальона Ханны и слишком много лет ушло на то, чтобы ее заполучить. Потому что Ангра намного могущественнее, чем мы его себе представляли.

Мои плечи трясутся, и я крепко обхватываю себя руками, борясь с рыданиями. Генерал учил меня быть несгибаемой, но у меня не осталось сил на то, чтобы выказывать стойкость или спокойствие. Это Мэзеру в любой ситуации удавалось оставаться непоколебимым. Если он в бегах, Витай пал, Терон сдался, а Ангра столь жесток, как Ханна мне показала, то я, скорее всего, умру здесь.

Нет. Не этим все должно было кончиться… Брякает замок на двери, но мне уже ни до чего нет дела. Пусть хоть сам Ангра пришел за мной или даже Ирод. Больше им нечего у меня забрать. Шаркают шаги, и дверь снова закрывается. Кто-то остается в клетке со мной. Проходит секунда, две. Человек опускается рядом. Я не размыкаю век, шмыгая носом, и деревенею, когда на мое плечо ложится ладонь.

Я поднимаю глаза. Это винтерианцы, копавшие землю у дворца, — двое мужчин и девушка. Руки последней покрыты следами от плети, но она улыбается мне тихой, успокаивающей улыбкой, и в ее глазах сияет свет. Девушка роняет на пол полупустую миску с похлебкой, позабыв о ней и не сводя с меня глаз.

— Ты здесь, — выдыхает она, будто потрясенная этим ничуть не меньше меня. Будто сбылась ее мечта, и она боится, что если не скажет об этом вслух, то я исчезну.

Мужчины садятся позади нее. Они едят похлебку, в отличие от девушки — настороженные и обессилевшие под гнетом тяжкой жизни. Я делаю вдох за вдохом, и все же не могу поверить, что все они настоящие. Девушка больше ничего не говорит. Просто сидит рядом, касаясь бедром моего бедра и обняв меня рукой за плечи. Она такая худая и хрупкая, что мне страшно дотронуться до нее: вдруг рассыплется? Мы так и молчим: мужчины, глядя на улицу сквозь прутья, а девушка, обнимая меня.

На рабочий лагерь спускаются сумерки, солнечный свет затухает. На краю сознания всплывают слова, притупляя обуревающие меня страхи: «Ты поймешь, как все это использовать, когда будешь готова». Это действительно была Ханна. Она говорила со мной. И если она посчитала важным показать мне прошлое, постараться помочь мне что-то понять, то, может быть, все же есть способ победить в нашей с Ангрой войне. Девушка сдвигается. Она дремлет, ровно дыша и опустив голову на мое плечо. Я кладу голову поверх ее и закрываю глаза. Возможно, Генерал, Мэзер и Терон погибли, но винтерианцы — нет. И пока они живы, я не останусь одна.

Этой ночью меня жадной волной накрывают ускользающие, скоротечные сны — головокружительные, приводящие в смятение, глядящие на меня обреченными, безучастными глазами, с лицами из прошлого и вечной тьмой. А из мрака выходят чудовища. Они тянутся ко мне когтистыми пальцами, клацают окровавленными зубами у моей шеи… Вздрогнув, я резко просыпаюсь. В моем теле напряжен каждый нерв, но чудовищ нет. Во всяком случае, в моей клетке. Паника понемногу стихает, когда я вижу трех уставившихся на меня людей. Двое мужчин, старше меня по меньшей мере на десяток лет, и девушка. Ее голубые глаза светятся на худом бледном лице, и она так внимательно разглядывает меня, будто может прочитать всю историю жизни, написанную у меня на лбу.

— Я Несса, — говорит она. — Коналл и Гарриган, мои братья.

Гарриган кивает, Коналл же напряженно смотрит мне в глаза. Выражение его лица прямо противоположно Нессиному — она открыта и настроена благожелательно, в то время как он закрыт и настроен решительно против меня. Наверное, он решил, что я не менее опасна, чем солдаты Спринга.

Уже рассвело. Я подскакиваю, оцарапав спину о шершавую стену. Ангра успел послать за мной? Он прикажет Ироду пытками добиться от меня повиновения, прикажет мучить меня, пока я не выложу ему все, что происходило у нас последние шестнадцать лет? Грудь наливается раскаленным свинцом, становится трудно дышать.

— Я Мира, — удается выдавить мне. В рот словно набили песка, взгляд мечется от Нессы к двери — я жду, что вот-вот ворвутся солдаты и силой вытащат меня из клетки.

— Если бы они собирались тебя так скоро забрать, то вообще не приводили бы сюда, — замечает Гарриган.

Его, как и брата, гложут сомнения в отношении меня, но лицо смягчается.

— Откуда ты знаешь? — резко спрашивает Коналл, глядя на дверь.

— Оттуда, откуда и я, — гордо заявляет Несса, беря меня за руку. — Ее отправили сюда не просто так.

Коналл обжигает меня злым взглядом, словно это я заставила ее произнести эти слова. Мне не хватает силы воли выдернуть руку — мне нужно, чтобы меня утешили, — поэтому я молча смотрю ему в глаза, пока он не переводит взгляд на дверь.

— Откуда ты? — спрашивает Несса с таким нетерпением, словно всю ночь ждала, когда сможет задать мне этот вопрос. — Из Винтера? Нет, конечно же нет… Говорят, там больше никто не живет. Из королевства Сезонов?

— Я жила в Корделле до того, как попала сюда, — отвечаю я.

Очередной недобрый взгляд Коналла, и я чувствую себя виноватой за то, что разговариваю с его сестрой. Такое ощущение, что любым своим словом я лишь подпитываю медленно растущую в ее сердце надежду. Несса смотрит на меня настороженно.

— В Корделле, — эхом повторяет она и, выпустив мою руку, поворачивается к Гарригану.

— Это ведь королевство Гармонии?

Уголки губ Гарригана дергаются в улыбке, перекашивающей лицо, — он явно улыбается нечасто.

— Наша Несса однажды станет путешественницей, — объясняет он, и его охватывает гордость за свою младшую сестру, за ее не утерянную способность мечтать за решеткой.

— Или портнихой, — добавляет Несса, и на ее лице вспыхивает румянец.

Однако через мгновение картина счастливого будущего, нарисованная ее воображением и хранимая в душе, гаснет, и она печально пожимает плечами, глядя на меня:

— Как наша мама.

— Тихо, — рявкает Коналл, и в замке скрипит ключ.