— Наружу?

Слово слетает с языка, а я уже понимаю свою ошибку. Если бы туннели вели наружу, то здесь бы давно никого не осталось. Я отворачиваюсь от Нессы и Коналла, не дожидаясь ответа. Встав рядом со мной, Несса подносит руку к вырезанной надписи и обводит пальцами первую букву.

— Эти туннели помогают нам в трудную минуту. Коналл с Гарриганом научили меня читать по надписям. Нам важно их помнить, — говорит она мне и брату, теперь уже менее раздраженному. — На всякий случай.

— На случай чего? — спрашиваю я, уже зная ответ.

Когда Несса снова заговаривает, в ее голосе слышна печаль:

— На случай, если не выживает никто, кто обо всем этом помнит.

Я отворачиваюсь, чтобы она не видела выступивших на моих глазах слез. Когда королем Винтера станет шестнадцатилетний парень и у него не будет никаких записей об истории королевства, нам всем придется положиться на угасающие воспоминания оставшихся винтерианцев, чтобы понимать, что делать дальше. Однако все это такие мелочи. Рядовые проблемы, за решение которых мы с радостью примемся, обычные заморочки, касающиеся компетенции правителей и преемственности традиций. Сейчас вопрос в том, выживут ли вообще наши люди, чтобы вернуть эти самые традиции.

Я провожу ладонью по надписям, жалея, что не знаю людей, оставивших их здесь. Мне хочется запомнить их, чтобы передать Мэзеру. Опускали ли нас с ним в купель со снегом, когда нам было пять дней от роду? Мой взгляд привлекает одна из надписей, чьи буквы покрыты пылью:

Мне сложно оторваться от всего этого, но Несса берет меня за руку и тянет за собой вперед. Этот проход явно не пункт нашего назначения. Мы доходим до двери из прибитых друг к другу старых досок, и Коналл раскрывает ее. Несса задувает свечу, а я, щурясь на внезапно ярком свету, загораживаю глаза ладонью. Она толкает меня внутрь, и Коналл захлопывает дверь, запирая нас в круглой подземной комнате. В стенах, потолке и полу торчат камни — слишком большие, чтобы убрать их во время строительства. Свечи высятся в монолитах наплывшего воска — кремово-белые горы с мерцающими огненными вершинами. Расставленные повсюду, в каждом уголке, они окутывает комнату нежным свечением. В стенах столько дверей, что комнату можно сравнить с колесом, из центра которого идут спицы-туннели. Из-за этих дверей появляются другие винтерианцы, заполняя пещероподобную комнату.

— Ох, больно! — дергает мою руку Несса.

Мои пальцы крепко сжали ее.

— Прости, — разжимаю я их. — Что это за место?

— Мы построили эту комнату так, чтобы она соединила все оставшиеся подвалы и погреба, — отвечает вместо Нессы Коналл спокойным глубоким голосом. — Мы в центре Эйбрила, но глубоко под землей. Самое подходящее место для того, чтобы спрятаться. Шестнадцать лет в заключении не шутка, приходилось чем-то себя занимать.

— Зачем мы здесь?

Он меряет меня напряженным взглядом.

— Ты пережила первые дни. Они хотят познакомиться с тобой, хоть это и глупо — притащиться сюда такой компанией. — Он умолкает, будто обдумывая заново мой вопрос. — Мне интересней знать: зачем ты здесь?

Смело глядя ему в глаза, я отвечаю:

— Мне следовало быть здесь с самого начала.

Коналл отступает, приподняв брови.

— Это она?

Голос эхом проходится по комнате, и тихие разговоры вокруг смолкают. Я замечаю, что все взгляды устремлены на меня. Как давно, интересно, они меня разглядывают? Тут нет солдат, не нужно осторожничать, не нужно бояться наказаний, и винтерианцы могут, не скрываясь, с надеждой и удивлением рассматривать меня.

Пожилая женщина, ссутулившаяся под гнетом рабского труда, проходит сквозь толпу собравшихся. Но стоит ее ясным голубым глазам встретиться с моими, и она выпрямляется, стряхивая с себя усталость.

— Ты, — выдыхает она, подойдя ко мне.

Она касается своими старческими ладонями моих щек и смотрит в мои глаза.

— Да, — говорит она. — Ты — Мира.

Я убираю ее ладони со своего лица.

— Откуда вы знаете?

Женщина улыбается.

— Я знаю всех, кто сбежал от Ангры в ту ночь. Винтерианцы, попавшие сюда последними, все рассказали нам о вас.

Кристалла и Грег. Я делаю несколько шагов назад, словно могу уйти от воспоминаний, причиняющих боль. Лицо женщины остается безмятежно-спокойным. Она тоже все еще надеется отсюда сбежать. А вот окружающие нас винтерианцы, кажется, в это не верят. Большинство выглядят, как Коналл — мрачными и раздраженными. Я, конечно, интересую их, но они не бередят свою душу надеждами на побег. Женщина вновь приближается ко мне.

— Изначально вас было двадцать пять, верно? Но, как мы слышали, осталось всего десять.

«Восемь», — чуть не вырывается у меня. Но нет, теперь уже семь. И, кто знает, сколько еще погибло в битве при Битае. Может быть, Дендера, Финн, Грир или Хенн. Может быть, Спринг дошел до города, и даже Элисон…

— Семь, — опускаю я голову. — Может, меньше.

Тихий шепот волной проносится по толпе. Многие еще больше хмурятся, и я чувствую, что их недовольство нами разгорается с новой силой. Они упрекают нас в том, что мы их подвели. Женщина приподнимает мой подбородок, улыбаясь, словно ничего не изменилось.

— Король?

Сердце пронзает боль: Мэзер! Мне удавалось избегать мыслей о нем. Я помню его последний прощальный крик — отчаянный и безнадежный, когда его тащили в Битай, а надо мной стоял Ирод…

— Жив, — шепчу я. — Спасается бегством, но жив.

Женщина кивает и разворачивает меня лицом к собравшимся.

— Я Дебора, — представляется она, выводя меня на середину комнаты. — Была главой города Дженьюри. Из всех оставшихся в Эйбриле винтерианцев я занимаю самое высокое положение.

Дебора замолкает словно в ожидании моего ответа.

— Что вы хотите, чтобы я сделала?

Дебора некоторое время молчит с отстраненным выражением, будто обдумывает какой-то план. Она переводит взгляд на винтерианцев и сжимает мою руку.

— Это Мира, — объявляет она. — Одна из тех двадцати пяти, кто сбежал от Ангры в ночь падения Винтера. Живое доказательство того, что пагубная власть Ангры не безгранична.

Я подавляю стон. То же самое говорил нам Генерал: наши жизни важны уже сами по себе. Он был бы рад увидеть эту пещеру и узнать, что в заточении у Ангры винтерианцы создали свой оазис свободы. Он бы смог сделать так, чтобы они доверились нам, а самое главное — нашел бы способ вытащить всех отсюда. Это он должен быть сейчас рядом с ними. Он или Мэзер. Не я.

— Она — наша путеводная звезда, как и остальные, прошедшие через Эйбрил…

Грег и Кристалла, возможно, стояли на этом же самом месте, возможно, память о них осталась на стене. И они погибли. Никто из присутствующих не знает, что с ними случилось после того, как их увели.

— …свет, озаряющий наши страдания надеждой, — продолжает Дебора. — Своим присутствием она предвещает наше пробуждение и напоминает о том, чего мы никогда не должны забывать: мы нечто большее, чем рабы Ангры!

Винтерианцы перешептываются. Те, кто смотрел на меня с надеждой, кивают и начинают улыбаться, остальные же лишь пожимают плечами, отмахиваясь от слов Деборы, словно уже не раз их слышали. Словно они — лишь очередной меч, поднятый дрожащей рукой против великого могущества Спринга.

Дебора, с помолодевшим от радости лицом, поднимает мою руку вверх.

— Мы — Винтер! — кричит Дебора.

Ту же фразу совсем недавно произнес Коналл. Винтерианцы, не потерявшие надежду, разражаются радостными возгласами, но их слишком мало по сравнению с теми, кто с сомнением хмурит брови. Дебора должна видеть их — сердитых и перешептывающихся рядом с оживленными земляками. Должна понимать, как опасна ложная надежда. Жестоко с ее стороны вселять ее в них, жестоко внушать мне, что мой удел здесь — не смерть. Я резко опускаю руку.

— Нет. — Мой ответ внезапен и необдуман. — Нет. Я просто… Я обычная девчонка. Что я, по-вашему, могу сделать? Несправедливо позволять им…