— Тише, девочки, — приглушенным голосом произнесла Полина. — Вы же не хотите, чтобы кто-нибудь узнал.

— Да кто поймет, о чем мы, — беззаботно произнесла Шурочка. — Если бы не эти ваши посещения склада, я бы давно уже без работы была. А так нет записи, нет доказательств. Помните, какая рожа была у Царицы, когда она поняла, что видео с камер наблюдения пропали?

Девчонки засмеялась.

— Ладно, Курочки, поживем, увидим, — подытожила Диана. — Пойдемте лучше, пока никто не пришел.

Послышалось легкое шуршание курток, и удаляющиеся шаги.

— Поль, скажи оно хоть того стоит, уже у двери спросила Шурочка. — Ваши похожи на склад?

— Ну как сказать, — протянула та, — для дела в принципе сойдет, а так…

Продолжения фразы я не услышала, но мне было достаточно и того, что я узнал сидя под вешалками. Достаточно чтобы понять из-за кого я без премии уже полгода, достаточно, чтобы возненавидеть человека, что сидел рядом, достаточно, чтобы возненавидеть саму себя. Мне одновременно хотелось и разорвать его, и бежать без оглядки. Надо же какой цинизм, поддерживать меня, подбадривать, прекрасно понимая, что состояние мое отчасти его вина. Хотя чему я удивляюсь, это же Титов.

Игорь.

Что на меня нашло? Я и сам не понял. Вот она сидит передо мной такая слабая, беззащитная, без своих стервозных словечек, уничтожающих взглядов и вечных упреков, а вот она уже в моих объятиях плавится, отдаваясь каждому движению. Это уж точно не входило в мои планы. Одно дело секс без обязательств с Полиной, другое дело Альбина. С ней играть не хотелось. Да и игра эта была опасна, кто даст гарантию, что в следующую секунду я не наткнусь на ее ледяной взгляд или очередную колкость. Но все равно, как прыщавый юнец, впервые коснувшийся женщины, я просто потерял голову и черт возьми был готов на все, если бы не девчонки. Уверен она бы позволила мне сделать все…

Диана, Шурочка Полина…. Эх. Вообще я никогда не был склонен к рефлексии, этим обычно страдают неуверенные в себе люди. Но даже со свойственной мне легкостью (над подобный отношением к жизни я трудился очень и очень упорно) совершенно не понравилось то, о чем говорили сотрудницы. Ни их тон, ни темы, что они обсуждали. Да я — «Фантик», это прозвище не стало для меня открытием. Но считать, что Царица ничего не делает на своем месте — это, как минимум, странно. Да возможно я и идиот, но даже мне понятно, что Альбина в данном случае тот атлант, что держит небо нашего торгового зала.

На Одинцову слова подействовали, как красная тряпка на быка. И как только подружки скрылись за дверью, сердито отпихнув меня, она бросила:

— Пусти, придурок.

И путаясь в многочисленных шубах и куртках, она кое-как выбралась из-под вешалок. Вообще самым разумным было бы в этой ситуации позволить ей уйти, но я словно умом тронулся и кинулся ее догонять.

— Альбина, подожки, — с трудом выбрался я за ней.

— Подарки значит тебе мои не нравятся, — воскликнула она гневно — ты поэтому притащил сюда эту гребанную бутылку. Ну так чего мелочиться? Выкини ее на фиг на помойку, — крикнула она и схватив бутылку, замахнулась ею. Ух не знаю, что она собиралась сделать, швырнуть свое детище в стену, или садануть ею меня по голове, только я, сработав на опережение, перехватил ее руку, Альбина покачнулась и уперлась в стену, я прижал ее все весом своего тела, и выкрутил бутылку из ее руки.

— Ты с ума сошла? — возмутился я.

— Пусти, — дернулась она, но силы явно не хватало.

Звякнув о пол донышком, «ананас» упал к нашим ногам.

«Прямо какой-то вечер падающих бутылок, — подумал я, когда она снова дернулась, пытаясь вырваться.

— Пусти! Ты придурок, ненавижу тебя… скотина… это все из-за тебя, если бы не ты, я бы…

Она несла какой-то бессвязный бред. Вообще, конечно, по своей загадочной женской логике, она может и понимала, что несет, но я слышал только бессвязный поток сознания, называем в народе истерикой. Самое действенное этом случае средство — пощечина, вот только как это сделать, если обе руки мои удерживали ее брыкающуюся у стены.

— Все это ты, — злилась она. — Иди, вали к ним, обсуждай, какая Царица идиотка и воровка, как она пойдет отсюда не сегодня-завтра.

Я не отвечал ей, только жестко смотрел в глаза, с меня будто семь масок сошло, обнажая того, кого Альбина, да и никто другой, толком никогда не видели.

Лицо ее раскраснелось, на глазах выступили слезы. В груди моей что-то болезненно сжалось. И я, не помня себя, приник к ее губам. Нет это не входило мои планы и у этого не было никакого тайного смысла, я просто как безумный принялся остервенело ее целовать, не нежно с нарастанием, как пять минут назад, когда первый раз потерял голову, а властно и требовательно, я не знаю какие цели я в этот момент преследовал, словно мною руководил некто иной.

«Парень остановись, — последними здравыми доводами пытался отговорить я себя от опрометчивого шага. — У этого действия есть название — изнасилование, и за это полагается статья, такая как Одинцова молчать не станет». Но тело, что я всем своим весом прижимал к стене, слабело, когда я отпустил ее руки, они тут же взвились вверх и уцепились за плечи, Альбина буквально повисла на мне, цепляясь за шею, и требовала продолжения. Я не знал, какую игру на этот раз затеяла она, но меня все устраивало. Я целовал, как сумасшедший, словно хотел растопить сердце нашей офисной снегурочки, но и от холодной снежной королевы не осталось и следа. Казалось, я это понял еще в этот момент, когда думал, что это Полина, да и теперь она отвечала мне с не свойственной таким ледышкам страстью. Если первый раз я сам себя испугался, боялся спугнуть ее или причинить боль, то сейчас мне нужно было больше, гораздо больше. И я притягивая ее к себе сильней за талию, спустился ниже к шее и груди, покрапывая их поцелуями, я хотел чтобы она плавилась в моих руках, чтобы стонала от наслаждения именно в моих объятиях, руки сами собой скользнули под платье уже без шуток и издевок я коснулся ее обнаженной кожи слегка задевая кружево чулок.

Чего греха таить, нам мужчинам, ладно мне, как одному из них, разные мысли и фантазии приходят в голову даже в отношении условного врага и когда я увидел ее сегодня в том платье, в голове проскочила парочка образов «18+». Но чтобы вот так вот нагло спустя несколько часов воплощать их в жизнь. Я совсем ополоумел. Касаясь ее бедер и с легкостью закидывая себе на поясницу. У нее больше не было возможности уйти. Я отрезал все пути отступления. Она послушно обхватила меня ногами, зарываясь пальцами в волосы прижимала мою голову к своей груди, шепча какую-то нелепицу:

— Да… да…нет…, прекра… ти… остано… вись, пожа… луйста.

Но когда я вновь накрыл ее губы, она только страстно целовала меня в ответ.

Думал ли кто-нибудь из нас в этот момент о двери? Разумеется, нет. Я точно нет. И когда она, как в какой-то комедии, распахнулась и в каморку повалил народ, я не сразу понял, что произошло. Но Альбина, как по команде соскользнула от меня и прижалась к вешалкам, словно надеялась раствориться в них. Внутрь завалило человек 10, не мышье.

— О, Гоша, — воскликнул бодро Лыков, — Идешь курить?

«Курить вредно, — мысленно рявкнул я ему.

«Вы курили минут 30 назад» — вторила еще одна рассерженная мысль

«Пошли на хрен все отсюда» — последовала третья.

— Нет, я только что, — ответила я беззаботно улыбаясь.

— А, — кивнул Лыков и схватив куртку на всяким случай еще раз поздоровался с Одинцовой, сиротливо стоявшей у вешалок с одеждой босиком на холодно полу, вид у нее был слегка потрепанный, будь она немного легкомысленней Федя, наверное, и предположил бы наличие каких-нибудь отношений между нами, а так он только кивнул и последовал за остальным. А за ним рванула Одинцова, бездумно так, словно намеревалась убежать.

— Уходишь? — удивился я.

— Ухожу, даю деру, сваливаю, — ответила она, не оборачиваясь.