Она развернулась, обвивая руками мой торс и ныряя под шубу. Я стоял не шелохнувшись, стараясь запомнить каждое мгновение, ведь неизвестно, как долго они продляться. Она первой поцеловала легко и невесомо. И я больше всего на свете жаждущий этого вдруг испугался, стал нести какую-то чушь, неловко шутить. Она велела заткнуться и, видимо я полный мазохист, раз меня завел это приказ.

Я знал, что не нужно торопиться, но сам себе уже не принадлежал, распуская пучок ее волос и ныряя руками я них, отклонил ее голову, открывая больший просто для поцелуев. Повозившись некоторое время с петлями моего костюма она стащила тем временем с меня шубу и бороду, так и болтающуюся на шее. Я усадил ее на стойку. Теперь она, уже возвышаясь надо мной обвила меня ногами, притянув себе сильнее и, перехватив инициативу стала целовать мое лицо и шею. Я нырнул руками под домашнюю кофточку, касаясь ее обнаженной кожи и жалея, что на ней сейчас не то легкомысленно платьице с корпоратива, его было бы гораздо проще снять, чем костюм.

— Щекотно, — усмехнулась она мне в губы.

Я потянул за подол худи.

Альбина.

Я совсем потеряла голову. Так всегда, когда речь заходит о нежности, мне не устоять. Я не терплю наглого вторжения в мое личное пространство, но всегда теряюсь от бесхитростных ласк. Еще пять минут назад мне было горько, больно и вот я нависаю над Титовым, готовая поглотить его и позволить то же сделаться со мной.

Дурацкая шуба и колючая борода к черту! Зачем осквернять символ веры в новогоднее чудо? Его крепкие плечи, его торс, его затуманенные желанием глаза, он весь в моей власти. Никто не войдет, никто не прервет, никто не узнает. Я сейчас с ним, а не Полина. Его руки на моем теле, лёгкие прикосновения к обнаженной коже, сводящие с ума и обещающие невероятное наслаждение.

— Стой-стой-стой, погоди, — запротестовала я, с трудом отрываясь от его губ. Где-то глубоко внутри меня рассерженно топнула ножкой маленькая развратница.

Игорь с трудом приходя в себя по инерции продолжил целовать меня в шею, но спрыгнув с барной стойки я прекратила и это волнующее действие.

— Одинцова ну ты и динамо, — обиженно пробормотал он.

— Время три часа дня, — неловко вымолвила я, пытаясь так же обрести почву под ногами.

— А ты что всегда такая правильная. Занимаешься этим исключительно в темноте?

— И под одеялом, — усмехнулась я. — Не неси чушь. Может попробуем узнать друг друга получше.

— Я и так тебя знаю, — обнимая меня сзади произнес он. — Ты серьезная, строгая начальница, честная и ответственная, местами жуткая зануда, но я все равно тебя люблю.

Я вздрогнула в его руках и, вырвавшись, отошла ближе к окну.

— А вот с этим шутить не надо, ладно?

— А что я такого сказал?

— Давай не употреблять эти громкие слова и фразы. Я действительно тебе благодарна за офферы. Правда с трудом понимаю, как тебе это удалось. Ты мне нравишься, и я уверена, что ты хорош в постели. Ты внимателен и заботив, когда хочешь таким быть. Но любовь — это о другом.

Ну вот снова меня занесло, чего сложно было просто отдаться во власть чувств и уже потом его отшить, Одинцова? Ты же реально этого хочешь. Порой я мечтаю задушить эту маленькую зануду внутри себя.

— Спасибо, конечно, за комплимент, — усмехнулся он. — Хотя у тебя еще не было возможности в этом убедится. — Я закатила глаза. Опять этот его дурацкий юмор. — Есть правда одна деталь в тебе, которая просто выводит меня из себя. Ты слишком много командуешь за пределами работы. Да ты, несомненно, превосходный руководитель и умная женщина. Но не тебе, черт возьми, решать, что я имею права говорить или чувствовать, а что нет. Я люблю тебя и никакие пламенные речи не изменят этот факт.

Я вздрогнула, так рассерженно произнес он последние слова.

— Ну для тебя в принципе такие слова легко даются, а вот я….

— Упрямое создание, — вздохнув, он поднял шубу с бородой и положил их на барную стойку. — Я понимаю, что мои слова звучат как сантименты прыщавого юнца, но тем не менее я не так расточителен в подобных признаниях. Ты мне понравилась сразу, как только мы стали работать вместе. Но я попросту не знал, как подойти к тебе. Не понято в какой момент ты рассмеёшься шутке, а в какой момент одаришь уничтожительным взглядом. В какой момент ты поблагодаришь за помощь, а в какой отчитаешь, как школьника. Вспомни начало нашей совместной работы. Как у нас все хорошо получалось. Мы были одной командой. В какой момент все пошло не так?

Я помнила, о чем он говорит. Нет, не о его симпатии о ней я никогда не догадывалась, но мне хорошо было с ним, легко. Мы как истинные напарники все делали вместе. Если он что-то забывал, я подхватывала, если я где-то путалась, он подсказывал. Когда все пошло не так?

— Баринов, — шепнула я. — Он сразу же начал подчеркивать различия между нами. Я постоянно слышала от него, что я мизинца твоего не стою. Старалась быть впереди планеты всей, в надежде, что он когда-нибудь меня похвалит.

— Почему ты мне не сказала, о его придирках?

— Видишь ли, тогда я не думала, что это придирки. Тогда я принимала все его слова за чистую монету. Верила, что я бездарный сотрудник и мне следует брать с тебя пример. В конце концов я тебя возненавидела, потому что как бы ни старалась, не могла встать на одну ступеньку с тобой.

— Ну что за бред. Тебе не нужно было на меня равняться, не нужно было опускаться до моего уровня, — усмехнулся он. — Я напротив стремился быть хотя бы в половину таким как ты. Но за тобой было не угнаться. Я завидовал твоей выдержке, твоему упорству, твоим талантам. А еще больше был очарован тобой.

«Вот что он делает?» — подумала я раздраженно, чувствуя, как слова выбивают почву под ногами.

— Скажешь тоже, — отмахнулась я и направилась ставить чайник на плиту.

— Странно да, ведь я такой для всех свой парень. Глупо подумать, что могут принадлежать одной. Помнишь омелу? Я ее принес в офис для тебя. Видишь ли, со своей коммуникабельностью я мог обнять и поцеловать любую сотрудницу, но приблизиться к тебе. Нужен был веский повод. А помнишь корпоратив 8 марта? Я три раза отменял свое такси, чтобы побыть с тобой подольше. А корпоратив в честь основания фирмы….

— Можешь не продолжать, — быстро перебила я, волнуясь с каждом минутой все больше. Нет, нет мне не нужны его признания, что со мной будет, когда он остынет и эта новогодняя сказка развеется, как сон. — Ты тогда изрядно выпил.

— Я был в хлам, последний раз в университете, наверное.

— Не хочешь же ты сказать….

— Да, я был выпивший, но не настолько…

— То есть…

— Да, это был нарочно, только так я мог приблизиться к тебе на расстоянии вытянутой руки и сделать то, что сделал без серьёзных последствий.

— Мальчишка, — фыркнула я.

— А ты скажешь вела себя, как взрослая, — усмехнулся он. — Ананас из моих любимых конфет, ликер, подаренный два года назад, магнитики на холодильнике.

«Черт, — ругнулась я мысленно, — квартира — прямая улика моих чувств к нему, которые я тщетно пытаюсь задавить в себе эти два года».

— И наконец это, — он театральным жестом достал из-за спины омелу, с которой два года назад бегал по офису и которую я тогда утащила домой, решив, что она ему больше не нужна.

— Что это? — не собиралась сдаваться я.

— Маленький привет из прошлого, висящий у тебя над входной дверью. — Видишь эти насечки? Это стертые буквы «А» и «В» инициалы моих тетушек, они подарили мне ее много лет назад, так что это считай семейная реликвия.

— Подай на меня в суд, — возмутилась я.

— Зачем же? Я накажу тебя иначе, — усмехнулся он, помещая омелу над нашими головами.

— Игорь я….

— Тшш, — произнес он, приложив палец к моим губам. Затем, взяв меня за затылок, притянул к себе, вынудив встать на цыпочки и поцеловал осторожно, нежно перебирая пальцами мои волосы. Таким, наверное, вышел первый поцелуй героев какой-нибудь сказки. Только Золушка или Белоснежка не стали бы как я обвивать шею принца руками и требовать от этого скромника большего. Я слышала, как свозь вату его удовлетворенный смешок, но продолжала целовать его жадно и настойчиво, собственнически притягивая к себе.