— Психичка неуравновешенная, — раздается мне вслед.

«Да-а-а», — гордо приосаниваюсь я и ехидно хихикаю. Зато подарок добыт. К тому же мне абсолютно все равно, что думает обо мне этот мужчина, все равно мы вряд ли еще встретимся.

Так, осталось всего ничего — купить пару гирлянд взамен перегоревших.

На это уходит еще минут пятнадцать, и я на всех парах несусь к месту, где меня уже, должно быть, ждут Олеся с Верой.

Так и представляю недовольное лицо сестры: подумать только, опаздываю аж на семь минут.

Только вот когда подхожу к лавочке, вижу, что Олеся там одна.

И она смотрит на меня виновато-виновато.

— Где Вера?

— Я на секундочку отвернулась, — шепчет она, и мое сердце ухает в пятки. — Она не могла уйти далеко…

Руки сами собой разжимаются, и пакеты падают на пол.

В одно мгновение передо мной всплывает воспоминание, как я в Верином возрасте потерялась на рынке. До сих пор помню, как сильно испугалась.

Даже представлять не хочу, как моя девочка чувствует себя сейчас. Наверняка такой же беспомощной, напуганной и одинокой, как я тогда.

Я мысленно стону, ведь мозг рисует картины одна хуже другой.

Так, некогда паниковать, надо дочь искать.

— Что значит оставила на секундочку? — нависаю я над сестрой. — Когда была эта твоя секундочка?

По еще более виноватому взгляду Олеси понимаю, что секундочка случилась давненько. Господи, я ведь ее меньше чем на час оставила с ребенком!

— Ты почему мне сразу не позвонила, а? — шиплю я.

— Так я думала, она вернется, Надь!

— Дура! — в сердцах припечатываю я и подпинываю пакеты к лавочке. — Сиди теперь тут и жди, вдруг правда вернется, а я побегу искать.

Сестра кивает как китайский болванчик, нервно теребя в руках шапку, и бухается на лавочку.

А я уже мчусь вперед.

Достаю телефон, открываю фото Верочки и допытываюсь у проходящих людей, не заметили ли они мою девочку.

Однако никто ее не видел, и с каждой минутой страх все больше застилает сознание.

Я подбегаю к одному из охранников, что первым попадается на пути, и сбивчиво объясняю:

— Простите, у меня дочь пропала, подскажите, куда мне обратиться?

— Так вам на стойку информации. На первом этаже. Это вам туда, — указывает он рукой, — к эскалатору.

— Спасибо! — от души благодарю отзывчивого охранника и мчусь в указанном направлении.

«Мамочка, а давай зайдем на детскую площадку, ты мне обещала!» — вдруг всплывают в голове слова дочери, которые она произнесла как раз, когда мы проходили мимо этого пресловутого детского уголка.

«Доченька, сегодня совсем нет времени, давай на каникулах сюда съездим, хорошо?»

Припоминаю, как дочь скуксилась и обиженно засопела. Что, если решила сама туда пойти, благо, площадка находится именно на этом этаже, только в другом конце.

Я стою на месте у эскалатора и разрываюсь: то ли бежать к площадке, то ли сразу идти к стойке.

Наверное, логичнее было бы сразу обратиться за помощью, однако материнское сердце велит бежать в другую сторону. Бегу.

Когда до площадки остается метров пятнадцать, я на секунду замираю, а дальше меня словно окрыляет: макушечка моя родная, макушечка моя любимая! Торчит себе из-за забора, которым огорожена детская площадка. Сидит мой ребенок за столом — видно, что-то рисует и знать не знает, что в этот миг чувствует ее мать.

А рядом с Верой… стоит тот самый мужчина, у которого я сравнительно честно отжала лего. Что он делает с моей дочкой?

Он как-то слишком подозрительно ей улыбается. Знаете, так в фильмах улыбаются те, кто хочет заманить жертву. Внутри все холодеет — вдруг маньяк какой? Я, конечно, учила дочь, что нельзя соглашаться на всякие предложения незнакомцев, принимать от них что-то и так далее, но мало ли…

— Верочка! — на выдохе кричу я и подлетаю ближе.

Честное слово, готова перемахнуть через этот светло-желтый забор, однако как законопослушный гражданин несусь к входу.

— Отойдите от моей дочери! Что вам от нее нужно? — выпаливаю я, как только приближаюсь к столику, за которым и сидит моя дочь. Тяну руку к ней. — Вера, пойдем!

— Это вы мне? — изумляется мужчина. — Ничего себе родительница года! Сама ребенка оставила, а я еще и виноват. По магазинам загулялась, горе-мать, — качает он головой.

— Чего-о-о?!

Вот ничего не знает, а туда же — обвинять.

— Мама, я же еще не дорисовала, — дергает меня за куртку дочь.

— Дома дорисуешь!

Я наклоняюсь, цапаю рисунок и пихаю его в свою сумку, хватаю Веру за руку и удаляюсь под осуждающее качание головы незнакомца-маньяка.

А потом решительно хмыкаю и топаю прямо к стоящему неподалеку охраннику.

— Здравствуйте, — обращаюсь к нему. — На детской площадке отирается какой-то странный подозрительный мужчина в черной куртке с желтой эмблемой. Вот и к дочке моей приставал. Разберитесь, пожалуйста!

Охранник суровеет, кивает и удаляется, а я присаживаюсь на корточки и обращаюсь к дочери:

— Вера, пообещай мне, что больше никогда не будешь так убегать, хорошо? Я очень-очень за тебя испугалась!

— Хорошо, мамочка, прости, я больше не буду, — хлопает ресничками она и обнимает меня за шею.

А потом отстраняется и добавляет:

— А дядя не злой. Я в шариках попрыгать хотела, но там было занято, я села за столик. Он увидел меня, достал листок и фломастеры, предложил порисовать, пока жду. А еще спросил, где ты.

— Я?

— Ну да, где мама. Я и сказала, что ты по магазинам ходишь.

Так вот почему он так на мне оторвался.

Я встаю и чувствую, как лицо заливает краска стыда. М-да, вот это я ему удружила…

«Э нет, — тут же успокаиваю сама себя, — будь он повежливее, и я бы не сорвалась. Так что сам виноват».

Киваю, беру дочь за руку и иду с ней к Олесе.

В конце концов, ну поматерит меня этот мужчина денек-другой, а там и забудет.

Я бодро шагаю вперед, однако каждый шаг дается все труднее, внутри душераздирающе мяукают кошки — надсадно так, с подвываниями.

И чудится мне в их «мявах» немой укор: что ж ты, Надежда Кошечкина, творишь?

И правда, что? Да, на меня свалилось слишком много потрясений за один день, и я вполне ожидаемо сорвалась: ни за что ни про что наехала на незнакомого мужчину, который, оказывается, просто хотел помочь. И мало того что наехала, так еще и охрану на него натравила. Вот уж точно, инициатива наказуема.

«А вдруг ты права, и это все-таки маньяк?» — саркастично хмыкает сидящий на левом плече чертик.

«Ну да, ну да, — фыркает сидящий на правом ангел. — Маньяки обязательно сначала ходят по магазинам, покупают дорогущие игрушки, а потом светятся перед всеми камерами, чтобы их сразу поймали. Где еще действовать, как не в торговых центрах, где охранники чуть ли не каждые пятьдесят метров».

Они продолжают препираться, и аргументы ангела перевешивают — с каждым шагом меня все больше накрывает чувство вины, пока я не останавливаюсь окончательно. А еще настойчиво преследует и другая мысль: какой пример я подаю дочери? Точно родительница года.

Разумеется, сказанных слов я вернуть не в силах, однако кое-что сделать все-таки могу.

Я вздыхаю, закатываю глаза и резко разворачиваюсь.

— Мам, а мы куда? — задает резонный вопрос Вера.

— Вер, я очень некрасиво поступила, и хочу извиниться перед тем дяденькой, который дал тебе карандаши и фломастеры. Я зря его обвинила.

— А-а, — многозначительно выдает дочь, и мы топаем обратно.

Однако когда доходим до детской площадки, мужчины в нужной черной куртке там уже нет.

«Вот е-мое, — сокрушаюсь я про себя, — неужели его увел охранник по моей наводке? Бли-и-ин».

Я кручу головой: ну не мог он уйти далеко, времени прошло всего ничего.

Тут замечаю того самого охранника, к которому подходила, чтобы сдать с потрохами «маньяка».

Нерешительно мнусь на месте — страсть как не хочется выглядеть дурой в его глазах. Однако в конце концов шагаю вперед и скромненько так интересуюсь: