Сойти со скалы спереди из-за ее конфигурации было невозможно, хотя снег там и закаменел; нам пришлось спускаться сбоку, где снег был более рыхлым. Ждать было нечего, и мы начали спуск; Лео шел впереди, на каждом шагу прощупывая ногой снег. К своей радости, мы обнаружили, что после ночного мороза здесь образовался наст, достаточно крепкий, чтобы нас выдержать.

Оставалось всего двадцать шагов до подножия, но нам предстояло преодолеть мягкий сугроб, наметенный из снежной пыли, поднятой лавиной. Лео благополучно проскользнул через него, я шел на один — два ярда правее своего друга, как вдруг наст проломился; вполне естественно, но не очень разумно я стал барахтаться, как бьется выброшенная на песок камбала, и с пронзительным, быстро приглушенным воплем провалился под снег.

Всякий, кому приходилось погружаться в глубокую воду, знает, что это ощущение не из приятных; могу заверить, что проваливаться в рыхлый снег еще меньшее удовольствие, ужаснее только тонуть в болоте. Я опускался все ниже и ниже, пока не уперся в выступ скалы, только это и спасло меня от неминуемой гибели. Снег тут же сомкнулся над моей головой, стало темно и трудно дышать. Однако снежный нанос был так мягок, что я смог разгрести его над собой, образовавшаяся полость медленно наполнилась воздухом. Затем я уперся руками в скалистый выступ и попробовал приподняться, но это мне не удалось: слишком тяжел был груз надо мной.

Оставив надежду, я стал мысленно готовиться к смерти. Это было не так уж неприятно. Я не вспоминал всю свою прошедшую жизнь, как это бывает с утопающими; нет, в этот миг перед моими глазами появилась Айша — это лишний раз показывает, как сильна ее власть надо мной. Она была не одна, а с кем-то еще, и все мы находились в темном скалистом ущелье. Одета Айша была в длинную, удобную для путешествия накидку; ее прекрасные глаза выражали дикий страх. Я приподнялся, чтобы приветствовать ее и рассказать о случившемся, но она вскричала громким, полным сосредоточенной ярости голосом:

— Что здесь произошло, какая беда? Я вижу, ты жив, а где же мой господин Лео? Говори, где ты спрятал моего господина, говори — или я тебя убью.

Видение было необыкновенно ярким и отчетливым и в свете последующих событий весьма и весьма примечательным, но оно исчезло так же быстро, как и возникло.

И тут сознание оставило меня.

Я увидел свет. И услышал голос Лео.

— Хорейс, — кричал он, — Хорейс, держись за ложе моего ружья, да покрепче!

Я отчаянно ухватился за протянутое мне ружье, Лео потянул вверх. Это было бесполезно, я даже не пошевельнулся. Подумав, я напрягся, и по счастливой случайности или по милости Небес уперся ногами в скалу. Лео вновь потянул ружье, и я изо всех сил оттолкнулся. И вдруг снег раздался, и я выскочил наружу, как лисица из своей норы.

Выскакивая, я опрокинул Леона спину, и мы с ним покатились по крутому склону; остановились мы уже на самом краю пропасти. Я присел, судорожно глотая — такой сладостный! — воздух. Взглянув на руку, я увидел, что вены на ее тыльной стороне вздулись и стали черными-черными. Ясно, что я был уже при смерти.

— Сколько времени я там пробыл? — задыхаясь, спросил я Лео, он сидел рядом со мной, вытирая пот, который ручьями бежал по его лицу.

— Не знаю. Минут двадцать, вероятно.

— Двадцать минут? А мне показалось, двадцать столетий! Как тебе удалось меня вытащить? Ты же не мог стоять на этом мягком снегу?

— Нет, конечно; я лег на шкуру яка там, где снег потверже, и стал разгребать снежную пыль; я знал, где ты провалился; это было недалеко. Наконец я увидел кончики твоих пальцев; они так густо посинели, что сначала я принял их за камни; затем я сунул тебе ружье. К счастью, ты смог за него ухватиться. Не будь мы оба так сильны, мне ни за что не удалось бы тебя спасти.

— Спасибо, старина, — просто сказал я.

— Не стоит благодарности, — ответил он с одной из своих быстрых улыбок. — Или ты полагаешь, что я хотел продолжать это путешествие один? Надеюсь, ты немного отдышался, пошли дальше. Ты лежал в холодной яме, тебе надо размяться. Смотри, мое ружье сломано, а твое потерялось в снегу. Ну что ж, зато нет необходимости тащить патроны. — И он уныло улыбнулся.

Идти вперед явно не имело никакого смысла, и мы повернули к тому месту, где кончалась дорога, милях в четырех от нас. В конце концов мы достигли его благополучно. Однажды перед нами пронеслась глыба снега величиной с церковь, в другой раз на нас ринулся, точно нападающий лев, большой валун с горы, подобный тем камням, которые Полифем швырял в корабль Одиссея; перепрыгнув через наши головы, валун с разгневанным воплем исчез в глубинах ущелья. Но мы не обращали на все это внимания, наши нервы были перенапряжены, и мы уже утратили чувство опасности.

Достигнув конца дороги, мы увидели на снегу свои собственные следы и следы яка. Я смотрел на них с волнением, так странно было, что мы остались в живых и вот стоим, их разглядываем. Затем мы заглянули в пропасть. Нечего было и думать о спуске по отвесной стене.

— Пошли к леднику, — предложил Лео.

Мы подошли к леднику, спустились и попробовали заглянуть вниз. Глубина ущелья, насколько мы могли судить, составляла здесь около четырехсот футов. Но достигает ли свешивающийся язык льда дна — мы не могли определить, ибо через две трети расстояния он загибался внутрь, словно конец лука, и строение нависающих по обеим сторонам скал было таково, что мы не могли видеть, где он кончается. Мы поднялись обратно и сели, нами завладело горькое, беспросветное отчаяние.

— Что же нам делать? — спросил я. — Впереди — смерть, позади — смерть, ведь мы не можем пересечь горы, не имея ни еды, ни ружей, чтобы ее добывать. Здесь — тоже смерть, голодная смерть. Мы сделали все возможной, но потерпели неудачу. Развязка уже близка, Лео. Нас может спасти только чудо.

— Чудо? — повторил он. — Но что же, как не чудо, позволило нам, сидя на вершине скалы, спастись от снежной лавины? Что, как не чудо, остановило твое погружение, внушило мне мысль и дало силы вызволить тебя из снежной могилы? Что, как не чудо, семнадцать лет оберегало нас среди опасностей, какие мало кому удалось пережить? Здесь действует какая-то Высшая Сила. Осуществляется воля Судьбы. Почему же Сила перестанет действовать? Что помешает осуществлению воли Судьбы?

Он помолчал и с яростной убежденностью добавил:

— Говорю тебе, Хорейс, будь даже у нас ружья, еда и яки, я не повернул бы обратно, ибо не хочу оказаться недостойным ее трусом. Я буду продолжать путь.

— Как? — спросил я.

— Попробую спуститься здесь. — Он показал на ледник.

— Это дорога к смерти.

— Ну что ж, Хорейс, в этой стране люди обретают жизнь в смерти — так, по крайней мере, они верят. Если мы умрем, то умрем в пути; если это случится именно здесь, у нас есть шанс на возрождение. Мое намерение твердо, выбирай, Хорейс.

— Я уже давно выбрал. Лео, мы начали наши странствия вместе и вместе их закончим. Айша, вероятно, знает, что с нами происходит, и придет нам на помощь. — Я грустно улыбнулся. — А нет так нет, пошли, мы только теряем время.

Мы посоветовались и решили разрезать меховое одеяло и крепкую шкуру яка на полосы, из этих полос мы связали два достаточно прочных ремня, каждый из нас закрепил один его конец на поясе, а другой оставил свободным; эти ремни могли пригодиться нам при спуске. Обрезками другого мехового одеяла мы обмотали ступни и коленки, чтобы не ободрать их о лед и камни, с той же целью мы надели и толстые кожаные рукавицы. После этого мы взяли оставшиеся вещи и тяжелые одежды и, завернув в них камни, сбросили в пропасть, надеясь подобрать их, если нам удастся все же достичь ее дна. На этом наши приготовления закончились, далее нам предстояло выполнить один из самых отчаянных замыслов, которые когда-либо рождались у людей.

Мы немного помедлили, участливо глядя друг на друга, не в силах произнести ни слова. Затем обнялись и, признаюсь, на глаза у меня навернулись слезы. Нами овладела горькая безысходность. Тосковать столько лет, столько лет провести в утомительных путешествиях — и вот чем все это заканчивается! Страшно было даже думать, что через несколько коротких минут мой приемный сын, самый дорогой друг, спутник всей моей жизни, это великолепное воплощение красоты и энергии, превратится в груду исковерканного, трепещущего мяса. О себе я не думал. Я уже стар, пора и честь знать. Позади у меня жизнь, не обремененная никакими грехами, кроме, может быть, поисков прекрасной пещерной Сирены, которая властвует нашей судьбой.