— Как счастлив должен быть владыка, имеющий такую добродетельную супругу! — невольно проговорил я елейным голосом, но с тайным значением. Старый хитрец Шаман повернулся ко мне и стал поглаживать свою белую бороду.

Немного погодя мы вновь услышали приближающийся лай псов-палачей. Они мчались прямо в нашу сторону. Опять появился белый конь с всадником, оба были уже в крайнем изнеможении; бедное животное с трудом взобралось на бечевник. И тут же в бок ему вцепился большой рыжий пес с черным ухом; и оно заржало с непередаваемым ужасом, как могут лишь кони. Всадник соскочил и, к нашему ужасу, кинулся к реке, надеясь, видимо, укрыться в нашей лодке. Но прежде чем он смог добежать до воды, эти дьявольские отродья уже схватили его. Не хочу описывать последующее, но я никогда не забуду этой сцены: две своры копошащихся волков и радостно вопящий маньяк Хан, подстрекающий своих псов-палачей довершить их кровавое дело.

С тяжелым сердцем, в страхе и негодовании продолжали мы наше плавание. Не удивительно, что Хания ненавидит этого безумного деспота. Но эта женщина любит Лео, а ее муж дико ревнует, и мы только что видели, как он мстит тем, кто имеет несчастье возбудить его ревность. Приятная перспектива для нас всех! Однако наглядный урок, который мы получили, наблюдая за страшной расправой, впоследствии нам пригодился.

Достигнув оконечности острова, где река раздваивалась, мы высадились. На пристани нас ожидал отряд воинов под командованием начальника придворной стражи. Сопровождаемые ими, мы прошли через ворота в высокой крепостной стене, которая окружала город, и стали подниматься по узкой, вымощенной булыжником улице, между двумя рядами типичных центрально-азиатских домов, не очень больших и, насколько мы могли судить при лунном свете, без особых архитектурных притязаний.

Нашего прибытия, очевидно, ждали с большим любопытством; по всей улице стояли группы людей; наблюдали за нами и в окна и с крыш. Длинная улица заканчивалась базарной площадью; мы перешли через эту площадь вместе со следовавшей за нами толпой зевак, которые отпускали по нашему адресу какие-то непонятные замечания, и приблизилась к воротам во внутренней городской стене. Нас окликнули часовые, по слову Симбри они открыли ворота, и мы оказались среди садов. Дорога — или подъездная дорожка — привела нас к большому каменному дому или дворцу с высокими башнями, построенному беспорядочно, но прочно; тяжелое, убогое подражание египетскому стилю.

Мы прошли во внутренний двор, окруженный одной сплошной верандой, откуда короткие коридорчики вели в разные комнаты. Начальник стражи показал нам наши апартаменты, состоящие из гостиной и двух спален, отделанных панелями, обставленных с варварской роскошью и хорошо освещенных масляными плошками.

Здесь Симбри оставил нас, сказав, что начальник стражи будет ждать снаружи и, как только мы будем готовы, препроводит нас в трапезную. Мы с Лео разошлись по своим спальням, где нас встретили слуги и рабы, предупредительные и услужливые. Они поменяли нашу обувь на более легкую, сняли с нас тяжелые дорожные одежды и надели на нас что-то вроде европейских сюртуков, но из белой ткани и отороченных горностаевым мехом.

Облачив нас во все это, они показали поклонами, что наш туалет закончен, и отвели нас в большую прихожую, где нас ждал начальник стражи. Пройдя через несколько комнат, просторных и, очевидно, никем не занятых, мы очутились в большой зале, озаренной множеством светильников; ночи были все еще холодные, и воздух здесь подогревался торфяными печами. Потолок залы был плоский и опирался на толстые каменные колонны с резными капителями; стены были увешаны гобеленами, что создавало впечатление приятного уюта.

В самом начале залы, на помосте, стоял длинный узкий стол, застланный скатертью и уставленный серебряными блюдами и кубками. Здесь мы ждали, пока откуда-то из-за занавесок не появились распорядители с жезлами в руках, за неимением лучшего слова назову их дворецкими. За ними вышел человек, который бил в серебряный гонг, а затем около дюжины придворных, все, как и мы, в белых сюртуках, и примерно столько же дам, среди них немало молодых и красивых, по большей части белокожих, с точеными, чертами лица, хотя попадались среди них и желтокожие. Мы обменялись приветственными поклонами.

Последовала недолгая тишина, пока мы изучали друг друга взглядами, затем зазвучала труба, и, предшествуемые лакеями в желтых ливреях, из-за штор появились Хан и Хания Калуна. Впереди них шел Симбри, позади следовало много придворных.

Глядя сейчас на Хана в его праздничном белом наряде, трудно было даже вообразить, что это тот самый безумный зверь, который совсем недавно подстрекал своих адских псов, чтобы они разорвали на куски и пожрали всадника и беспомощную лошадь. Перед нами был крупный, неуклюжий человек, крепко сложенный и отнюдь не безобразный, но с бегающими глазами, туповатый на вид и, судя по всему, неспособный на утонченные чувства.

Вряд ли есть необходимость описывать Ханию. Выглядела она точно так же, как в доме над воротами, только вид у нее был еще более утомленный, да и выражение глаз сильно встревоженное: чувствовалось, что события предыдущей ночи не прошли для нее бесследно. Увидев нас, она слегка покраснела, показала жестом, чтобы мы подошли, и сказала мужу:

— Мой господин, вот те самые чужестранцы, о которых я вам говорила.

Его тусклые глаза остановились сперва на мне; моя наружность, видимо, его позабавила, потому что он грубо рассмеялся и сказал на варварском греческом языке с примесью слов из местного наречия:

— Какой смешной старый козел!… Я никогда еще тебя не видел?

— Нет, великий Хан, — ответил я. — Но я видел ночью, как ты охотился. Удачная была охота?

Он как-то весь встрепенулся и сказал, потирая руки:

— Отменная. Наездник он был неплохой, но в конце концов мои собачки поймали его и… гам! — Он щелкнул своими мощными челюстями.

— Прекрати этот грубый разговор, — с яростью перебила его жена, и, отпрянув от нее, он натолкнулся на Лео, который ждал, когда его представят.

Увидев этого большого, с золотой бородой человека, Хан ошарашенно уставился на него, потом сказал:

— Не тот ли ты самый друг Хании, которого она ездила встречать к воротам? Тогда я не мог понять, почему она так хлопочет, теперь понимаю. Берегись — или я затравлю и тебя!

Лео, взбешенный, хотел что-то ответить, но я положил ладонь на его руку и сказал по-английски:

— Не отвечай. Ведь он безумец.

— Не знаю, безумец ли он, но что негодяй — это точно, — пробурчал Лео. — И если он попробует напустить своих проклятых псов на меня, я сверну ему шею.

Хания пригласила Лео сесть рядом с ней, а меня — по другую руку, между собой и ее дядей, Хранителем, тогда как Хан сел на стул чуть поодаль и позвал двух самых хорошеньких дам составить ему компанию.

Так нас представили ко двору Калуна. Что до самой трапезы, то она была очень обильна, хотя и не слишком изысканна, и состояла по большей части из рыбы, баранины и сластей — все это подавалось на больших серебряных блюдах. Было много забористого вина, что-то вроде пшеничной водки, и почти все пили чересчур много. Задав мне несколько вопросов о нашем плавании, Хания повернулась к Лео и разговаривала с ним весь вечер, тогда как я посвящал все свое время старому Шаману Симбри.

Вот вкратце то, что мне удалось выяснить от него тогда и впоследствии.

Торговля как таковая незнакома обитателям Калуна по той причине, что всякое сообщение с югом прервано в течение многих веков; все мосты через пропасть постепенно сгнили и обрушились. Страна очень велика и плотно населена, со всех сторон, кроме севера, где возвышается Огненная Гора, ее окружают непроходимые горы. На склонах Горы и в прилегающих к пустыне местах живут свирепые горные племена, которые убивают всех пришельцев. Хотя в стране в некоторых количествах добываются простые и драгоценные металлы, изготавливаются различные орудия и украшения, ни горцы, ни жители Равнины не знают, что такое деньги, все сделки основываются на натуральном обмене, и даже налог взимается натурой.