Действие четвертое
Белая ночь. Набережная. На реке стоит баржа. Направо – ворота дома. Налево – кирпичные развалины. У ворот сидит Ж у р ж и н а.
Около развалин И ю д и н прогуливает собаку.
Журжина. Последний трамвай прошел. Нет и нет никого. Сказать не могу, как я тревожусь об этой девушке. В милицию заявить, – дворника нет. Который час, Федор Павлович?
Июдин. Четверть второго.
Журжина. Отчего это, Федор Павлович, ночи у нас короткие? – четверть второго, а светло, хоть нитку в ушко вдевай. От каких явлений происходит белая ночь?
Июдин. Север.
Журжина. Скажите, лютый север. Говорят, дров нынче совсем не будет. В прошлом году об эту пору стояла баржа с дровами, а нынче – с песком, с булыжником. Чем хочешь, тем и топи… И опять же хулиганы у нас на Петроградской стороне усиливаются, – нет никаких мер бороться с ними. Ходят эти хулиганы – штаны сверху узкие, внизу болтаются клёшем, в руках у них ножи, в зубах папироски. В сумерки на Большой проспект тихой женщине и выйти страшно. Сейчас же подскакивает сзади к тебе хулиган и хватает тебя за тело и мнет с ругательствами. Я такая из-за этого стала нервная, – все вздрагиваю. Конечно, до революции у меня в спальне висели занавески на окнах и я спала. А теперь только ворочаюсь. Одиноко. Управдом Шапшнев определенно намекает, чтобы с ним перевенчаться. Но я поняла, что он далеко не надежный. У него одно на уме – собрать со всего двора кошек, кормить их печенкой. И он, как сумерки, тащится на Шамшеву улицу в один дом самогонку пить.
Июдин. Мономах, брось нюхать гадость.
Журжина. Так и катится день за днем, будто жизни и не было, – промелькнула. Сорок лет живу в этом доме, с титешного возраста. И ничего не случилось особенного. Только штукатурка облупилась на фасаде.
Июдин. Действительно, ничего не случилось… (С горечью.) Не случилось.
Журжина. Был, конечно, военный коммунизм. Был. Отвратительно, как я не любила воблу кушать, Федор Павлович. Помню также, сижу у ворот, в девятнадцатом году, и вот идут двое – босые, нечесаные, но в очках. Сразу видно – ученые. Один говорит: «Куда же хуже-то?..» А другой: «Потерпи, обойдется». Обошлось, Федор Павлович. Обтерпелись.
Июдин. Вот, кажется, Марго бежит.
Журжина. Батюшки. Одна.
Входит Марго.
Ну? что?
Марго. Что было, Евдокия Кондратьевна… До того интересно. Как в тиятре…
Журжина. Люба-то где?
Марго. Идет… Такая странная… Я думаю, она с ума сошла.
Журжина. Ну, милые мои… Какой ужас!.. Да на чем?
Марго. Как в кинематографе.
Журжина. Да удивляюсь я, не томи…
Июдин. Чушь какая-нибудь…
Марго. Евдокия Кондратьевна. Билет ее этот…
Журжина. Ну?..
Марго. Оказывается… двадцать пять тысяч рублей выиграл.
Июдин (визгливо). Не смейте так шутить!..
Марго. Еще днем все об этом знали, кроме нее.
Журжина. Батюшки, двадцать пять тысяч. (Начинает топтаться, как курица.) Батюшки, двадцать пять… батюшки… двадцать пять…
Входит Люба.
Июдин (Любе, строго). Что за нелепость рассказывает про вас эта девица?
Журжина. Любонька… правда ли, что Марго сказала?
Люба. Правда.
Июдин (плюет). Дуракам счастье…
Журжина. Незамужняя, молодая…
Июдин. Но куда же вы такие деньги денете? На что вам они? Разбрасывать на тряпки? Транжирить по магазинам?
Журжина. Из-за границы будут приезжать ее сватать…
Июдин. Не кудахтайте, Евдокия Кондратьевна. (Любе.) Во всяком случае, вам нужен опытный, деловой человек – друг, чтобы моментально разные мальчишки не расхватали эти деньги.
Журжина. Аккурат, у меня предчувствие было: вчера бегала в гостиный двор, – получена кашадра на костюм, ну, такая кашадра, Любовь Александровна, роскошь…
Люба. Успокойтесь, денег этих у меня нет. (Идет к воротам.)
Июдин. Как так нет денег? Почему?
Люба. Зато досыта навидалась за сегодняшнюю ночь. В таких подвалах была, такие рожи гнусные ко мне лезли, – сыта по горло. (Ушла.)
Июдин. Ровно ничего не понимаю.
Журжина. Про какие она рожи?
Марго. Ей мерещится. С самого Невского про рожи говорит. Ее вроде как напугали. Адольф Рафаилович обманом выманил у нее билет на фальшивую булавку.
Журжина (всплескивая руками). Подлец! Недостреленный!
Июдин (плюет). Подлецам счастье…
Марго. И знаете, она протягивает ему билет, а у меня сердце бьется, как у мыши. То бледнею, то краснею. А сказать ничего не могу.
Июдин. Этим делом я займусь. Любовь Александровна, погодите-ка. (Поспешно уходит в ворота.)
Журжина. Пойдем за ней, Марго.
Марго. Схватил он билет, представьте, как лапой сжал его. Затрясся. И мечтает с ним скрыться. Но не тут-то было. Валентин Аполлонович ему поперек двери. Он ему: «виноват». А этот ему: «виноват». Оба как загавкают и закатились по Невскому.
Марго и Журжина уходят в ворота. Из-за развалин осторожно появляются Семен и Шапшнев.
Шапшнев. А что, как он домой вернулся?
Семен. Это его окошки?
Шапшнев. Света нет. Окна закрыты.
Семен. Значит, не вернулся.
Шапшнев. Боязно мне, Семен.
Семен. Дурак, а еще управдом.
Шапшнев. А вдруг он закричит, постовой услышит. Попадешь в историю.
Семен. Ты только с ним заговори, как я учил. А я уж сзади подскочу и – в рот ему кепку.
Шапшнев. А ну, как он донесет?
Семен. Голова у тебя толкачом. Он и не заикнется. Он сам бандит.
Шапшнев. Так-то так… А все-таки, знаешь, как-то неудобно: налет, грабеж. То да се.
Семен. Ну, и сиди до гробовой доски за фикусом в окошке. Тебе предлагают пополам деньги. Это значит – берем курьерский и – в Крым. Загорать. Граф Табуреткин, одетый как картинка, стоял около дамской купальни, опираясь на тросточку. Да ты с этих денег опять в гору пойдешь. Торговлюшкой займешься.
Шапшнев. Трудновато частникам-то. Хлопотливо.
Семен. Тебе котов кормить печенкой – специалист. Сволочь старорежимная. Гнилой лавочник.
Шапшнев. Ну, ты все-таки так не ругайся.
Семен. Я тебя зарезать должен.
Шапшнев. За что?
Семен. Я с тобой сговаривался? Сговаривался. У нас декрет: попятился – финку в бок. (Показывает нож.)
Шапшнев. Эх ты… брось. Кричать буду…
Семен. Тише. Идут. (Тащит Шапшнева к развалинам.)
Хинин (входит. Грозит в пространство). В печать, в печать попадешь, мерзавец. Паразит. Контрабандист. Мошенник. Спекулянт. Посмотрю, как ты завтра Красную вечернюю прочтешь. Полностью: «Адольф Рафаилович Рудик… зарвавшийся аферист… заманив в ресторан молодую, неопытную девушку…» Пожалеешь… (Уходит.)
Из-за ворот выходят Июдин и Марго.
Июдин. Вы засвидетельствуете в милиции самый факт обмена булавки на билет, равно как то, что гражданку Кольцову предварительно опаивали вином и всячески старались усыпить ее внимание циничными разговорами, танцами и музыкой.
Марго. Я готова все это подтвердить, Федор Павлович. Я готова даже сама пострадать за это.
Оба уходят. Из ворот выходит Л ю б а с узелком. Журжина ее провожает.
Люба. Евдокия Кондратьевна, не уговаривайте меня. Не провожайте меня. Я решила уехать на родину и уеду.
Журжина. Поезд еще не скоро отправляется.
