Битка. Ликсеич, руками плотно не держи девку, не для себя берешь.
Антонида. Ах, ах, ах…
Ольга (матери). Видели, – сама рожу подставила.
Екатерина (подводит Поспелова в маске арапа). Вот, красавица, твой суженый…
Антонида. Арап! Ой, родители!
Екатерина. Лицом – ясный месяц, сердцем – вулкан огнедышащий, душой – сизый голубь! (Снимает с него маску.) Такого молодца во сне не увидать.
Буйносов. Васька! Да шутите вы надо мной!
Петр. Нам не до шуток.
Буйносов. Не видано, не слыхано…
Авдотья. Осрамили, опозорили…
Буйносов. Не бывать этой свадьбе.
Князь-папа. Для строптивых у нас средства есть.
Битка. Мех кузнечный…
Меншиков. Яиц лукошко…
Шафиров. Аки верблюд сквозь игольные уши проходит, так и человеку возможно пролезть сквозь стул…
На Буйносова наступают.
Мишка. Абдурахман, гляди – начинается потеха.
Абдурахман. Князь уступит.
Авдотья. Батюшка, ты уж лучше не упрямься, ведь – святки, закон неписаный.
Буйносов (оробев). Не надо!
Петр. Как решит красавица сама, так и быть посему.
Екатерина. Люб тебе жених, царский денщик?
Антонида. Отчего же… Это даже более рафине,[92] чем князья-то нынче.
Петр. Умно говоришь, девка. Я вот подумаю, пожалуй, да ему и дам графский титул.
Авдотья (завыла). Доченька, думала ли я, тебя рожаючи, что за беглого мужика выдадим…
Антонида. Да ступайте, мамаша, выть на черное крыльцо.
Ольга (Антониде). Поздравляю, Тонька.
Антонида. Данке зер.[93]
Все усаживаются за стол.
Петр. Василий, подними-ка стакан с большим виватом.
Поспелов. Тесть дорогой, матушка теща, уж вы простите меня, дурака деревенского, что я побоев ваших тогда не вытерпел, и как был за мной должок в семь рублев…
Буйносов. С полтиной…
Поспелов. Ушел я, горемычный, искать счастья по белу свету. Тогда Петр Алексеевич меня, дурака, научил: счастье-то само в рот не лезет, счастье надо на шпагу брать…
Меншиков. Правильно.
Поспелов. Пришлось потрудиться. Девять ран на теле ношу. И теперь чин на мне не малый. В Питербурхе на мое крыльцо князья-то без шапок входят.
Петр. Ну, уж это ты врешь. (Идет от стола к Мишке.)
Поспелов. Так уж вы мной не побрезгуйте, тесть дорогой, теща-матушка… (Кланяется Буйносову и Авдотье, выпивает кубок, отходит к Антониде.)
Буйносов (Меншикову). Буйносовы в шестой книге вписаны, Александр Данилович, и с нами восемнадцать княжеских фамилий. Бесчестья чтоб не было множеству столь великих родов – дать бы ему, Ваське, графский титул поскорее.
Меншиков. Дадим, дадим, это нам раз плюнуть.
Петр (Мишке). Давно прибыл из Амстердама?
Мишка. Вчерась ночью, великий государь.
Петр. Чему там научился?
Мишка. Математике, фортификации, кораблестроению, как было приказано.
Петр. Будешь держать экзамен на офицерский чин.
Мишка. Слушаюсь, великий государь.
Петр (берет со стола сверток – чертеж). Посмотрим. (Разворачивает.) Кто чертил? Не врать, – проверю… Это что?
Мишка. Парус.
Петр. Дурак. Как сей парус называется?
Абдурахман (шепотом). Грот…
Мишка. Грот-парус.
Петр. А это что?
Абдурахман (подсказывает). Бом-брамсель…
Мишка. Бом… парус…
Петр. Ты, я вижу, в Амстердаме из кабаков не вылезал.
Мишка. Вылезал.
Петр идет к свечке, чтобы закурить трубку.
Громче, Абдурахман.
Абдурахман. Говорят тебе, – бом-брамсель.
Петр (поймал Абдурахмана за ухо). Держи экзамен. (Указывая на чертеж.) Это что?
Абдурахман (бойко). Бом-брам-стеньга.
Петр. Это?
Абдурахман. Эзель-копф-брам-стеньга.
Петр. Это?
Абдурахман. Брам-рей… Стеньга… Топ-стеньга… Все сие есть полное парусное вооружение трехмачтового стопушечного фрегата «Ингерманландия», спущенного в августе месяце с петербурхской верфи…
Петр. Сукин сын! Все знает! Чертил кто?
Абдурахман. Я.
Петр. А! Помню, – Абдурахман?
Абдурахман. Абдурахман, точно так.
Петр. Ну, если ты мне так же ответишь по математике и фортификации, навешу тебе офицерский кортик. А княжонка твоего – к тебе же матрозом.
Абдурахман. Отвечу, Петр Алексеевич.
Меншиков (который, встав из-за стола, слушал экзамен и нечаянно под лавкой увидел валенки). Мин херц, здесь Алексей Петрович. Его валенки.
Петр. Чего ж он от меня прячется? Я на него не сердит.
Буйносов. Царевич пьяный приехал, едва в дверь проводили. В чулане спит.
Петр. Разбуди. Выспится после святок.
Буйносов уходит.
Что приумолкли? Святки хороните. (Заводит музыкальный ящик.)
Князь-папа (поднимая чашу, гнусавит нараспев). Во здравие отца нашего всепьянейшего Ивашки Хмеля и матери нашей, аки адское пламя, распаляющей помышления наши, всеблуднейшей Венус…
Екатерина (пляшет одна).
Меншиков. Чистая Венус, мин херц. Петр. Ах, хороша, хороша… Катерина, осторожнее…
Алексей входит, бросается к Петру.
Алексей. Отец! Обезумел я от пьянства, от страха… Сам не знаю, что говорю.
Петр. Что-нибудь он здесь говорил?
Буйносов. Чепуху, одну чепуху… Мы уж его стыдили… И рот уж не знали чем заткнуть… Спьяну, все спьяну.
Меншиков. Сумнительно, чтоб только спьяну.
Алексей. Больной я… Головой немощен, телом хил… Чахотка у меня… Отец, отпусти за границу.
Петр. За границу? Истинно, ты весьма пьян, Алексей… Бежать от меня хочешь?
Алексей. Нет!
Петр. Я к тебе добр. С чего же ты? Что спрашиваю с тебя много? Так с кого же и спрашивать!
Алексей. Ничего мне не надо… Отрекаюсь от наследства… Не хочу царствовать… Отпусти за границу…
Петр (бешено). В чулан ступай! Юродивый!.. Тварь презренная!
Екатерина (бросаясь к Петру). Успокойся… Не гневайся, свет мой… Не стоит он твоего гнева… (Гладя его голову.) Ну вот, ну вот… Все знают, – другого такого дорогого не найти на свете… Поедем веселиться в другое место…
Алексея утаскивают.
Петр. Катерина, матка моя, спасибо. Едем отсюда… Всешутейшие… Надевай маски. Жениха с невестой в сани. Романа Борисовича с нами же в сани… Одевайте его чертом…
