Различные проявления зла Дешан считает продуктом социальных отношений, даже гомосексуализм, например, объясняя их влиянием.
Сами же социальные институты складываются в результате воздействия материальных факторов — необходимости совместной охоты, охраны стад, а также преимуществ физического строения человека, в особенности строения его руки.
Весь исторический процесс Дешан делит на три ступени или состояния, которые должно пройти человечество:
«Для человека существуют только три состояния: состояние дикости, или состояние животных в лесах, состояние законов* и состояние нравов. Первое является состоянием разъединения, без единения, без общества; второе состояние — наше — состояние крайнего разъединения в единении, и третье состояние — это состояние единения без разъединения. Это состояние неоспоримо единственное, могущее, насколько это возможно, составить силу и счастье людей»
В состоянии дикости люди гораздо счастливее, чем в состоянии законов, в котором живет современное цивилизованное человечество:
«…состояние законов для нас, людей в гражданском состоянии, неоспоримо хуже, чем в состоянии дикости»
Это верно в применении к современным диким народам:
«Мы относимся к ним с пренебрежением, однако не подлежит сомнению, что их состояние много менее безрассудно, чем наше»
Но вернуться в состояние дикости нам невозможно: оно необходимо должно было разрушиться и породить состояние законов в силу объективных причин и, прежде всего, появления неравенства, власти и частной собственности.
Частная собственность — это основная причина, порождающая все пороки состояния законов:
«Твое и мое по отношению к земным благам и к женщинам существует только под сенью наших нравов, порождая все зло, которое санкционирует эти нравы»
Состояние законов, по мнению Дешана, — состояние наибольшего несчастья для наибольшего числа людей. Само зло он считает порождением этого состояния:
«Зло в человеке имеет место только благодаря существующему гражданскому состоянию, которое бесконечно противоречит его природе. В человеке не былотакого зла в стадном состоянии»
Но именно те стороны состояния законов, которые делают его особенно непереносимым для людей, подготовляют, согласно Деша ну, переход в состояние нравов, которое, по-видимому, и является тем «раем в этом мире», о котором Дешан говорил в приведенной выше цитате. Его описание, полное ярких подробностей, составляет одну из самых своеобразных и последовательных социалистических утопий.
Вся жизнь в состоянии нравов будет полностью подчинена одной цели: максимальному осуществлению идеи равенства, общности. Люди будут жить без твоего и моего, исчезнет специализация, разделение труда.
«Женщины являлись бы общим достоянием для мужчин, как мужчины для женщин»
«дети не принадлежали бы в отдельности тем или иным мужчинам и женщинам»
«женщины, способные кормить грудью и небеременные, без разбору давали бы детям свою грудь»
«Но как же, возразят мне, неужели матери не оставляли бы при себе своих собственных детей? Нет! К чему эта собственность…?»
Автора не пугает, что этот образ жизни может привести к кровосмешению.
«Говорят, что кровосмешение в первой степени противно природе. Оно всего только противно природе наших нравов, ничего более»
Все люди
«знали бы только общество и принадлежали бы ему одному, единственному собственнику»
Для перехода в это состояние придется уничтожить многое из того, что сейчас считается ценным, например,
«все то, что мы именуем прекрасными произведениями искусства. Жертва эта была бы, несомненно, велика, но принести ее необходимо»
Исчезнуть должны не только изящные искусства — поэзия, живопись или архитектура, но и наука и техника. Люди не станут строить кораблей или изучать земной шар.
«И зачем понадобилась бы им ученость Коперников, Ньютонов и Кассини?»
Язык станет гораздо более простым и гораздо менее богатым, все люди станут говорить на одном языке, а язык этот будет стабилен и не подвержен изменениям. Исчезнет письменность и отпадет необходимость в утомительном труде изучения грамоты. Дети вообще не будут учиться: все необходимое они усвоят, подражая старшим.
Отпадет и необходимость рассуждать:
«В состоянии дикости не размышляли и не рассуждали, потому что в этом не нуждались; при состоянии законов размышляют и рассуждают, потому что нуждаются в этом; при состоянии нравов не будут размышлять и рассуждать, потому что в этом не будут больше нуждаться»
Одна из самых ярких иллюстраций этого изменения сознания — гибель всех книг. Все они найдут свое употребление в том, для чего они, собственно, только и годны — для растопки печей. Все написанные до сих пор книги имели своей целью сделать необходимой и подготовить ту книгу, которая доказывала их ненужность — книгу Дешана. Она переживет их все, но под конец тоже сгорит — последней из книг.
Жизнь людей упростится и облегчится. Они почти не будут добывать и обрабатывать металлов — большинство вещей будет сделано из дерева. Не будут строить больших домов, а жить станут в деревянных хижинах.
«Мебель их состояла бы только из скамей, полок и столов…»
«Свежая солома, переходящая затем от них на подстилку для скота, составляла бы общее и здоровое ложе, на котором они предавались бы отдыху. Они располагались бы для этого без разбора, женщины вперемежку с мужчинами, предварительно уложив немощных стариков и детей, которые спали бы отдельно»
Еда была бы по преимуществу вегетарианской, а тем самым изготовление ее было бы гораздо легче.
«В их очень скромном существовании им необходимо было бы знать лишь немного вещей, и это были бы как раз те вещи, узнать которые всего легче»
Это изменение жизни связано с коренным изменением психики, в том направлении,
«чтобы склонность каждого была бы вместе с тем и склонностью всеобщей»
Исчезнут «отдельные связи» между людьми и яркие индивидуальные чувства:
«не было бы ярких, но мимолетных ощущений счастливого любовника, героя-победителя, достигшего своей цели честолюбца, увенчиваемого художника…»
«…Все дни походили бы один на другой»
и даже все люди стали бы на одно лицо:
«При состоянии нравов не плакали бы и не смеялись бы. На всех лицах написан был бы ясный вид довольства, и, как я уже говорил, почти все лица имели бы почти один и тот же вид. В глазах мужчин любая женщина походила бы на других женщин, а любой мужчина — на другого мужчину в глазах женщин»
