А обратно они пошли пешком – на этом настояла девушка. Посидели в открытом кафе – гингете – и, выпив там вина, пошли по тенистым улочкам, местами переходящим в лестницы. Сквозь молодую листву ласково светило солнце, и окрашенные живым зеленоватым светом лучи его падали на лица прохожих, делая людей похожими на веселых клоунов из цирка Фернандо.

– Расскажите мне про Санкт-Петербург, – неожиданно попросила Агнесса. – Любопытно. Я никогда не бывала в России! Представляю лишь – снег, царь, медведи.

– Да-да, медведи, – улыбнулся Максим. – Так и рыщут по улицам целыми стаями! Иногда, представляете, невозможно из дому выйти!

– Ой-ой-ой, какой ужас! Господи… Да вы ж меня обманываете! Шутите! Нет, ну правда, расскажите!

Уж что делать, пришлось рассказывать, правда четко за собой следить, чтоб особенно не увлечься. Макс рассказал про родной Васильевский остров, Стрелку, Биржу, Университет, упомянул и про секцию бокса, про школу…

– Ничего себе, какая у вас передовая школа! Так, говорите, там совсем нет священников?

– Нет… Ой! Шучу, конечно. Каждый день молитвы зубрим с утра до ночи.

– Ну вот… А я думала – вы студент.

– Студент. – Молодой человек утвердительно кивнул. – А в школе этой я… раньше учился. Теперь – в Техноложке.

– Так вы – будущий инженер?! Вот здорово! Вам, должно быть, нравится месье Жюль Верн?! Он живет на Сене, на барже. Хотите, как-нибудь туда сходим? Вот хоть завтра.

Рука девушки нежно казалась плеча Максима, глаза – чудесные, карие, с золотистыми искорками – улыбались. Так лукаво, так чувственно, так…

Юноша все больше смущался. Особенно когда речь зашла о его личности – помолвлен ли, нет ли, любил ли кого-нибудь, бывали ли у него свидания…

Ах, эти вопросы… И эти глаза. Они, кажется, говорили куда больше слов…

Как и просила Агнесса, Максим ничего не сказал Антуану. И, между прочим, чувствовал себя неловко. Хотя, конечно, он же дал слово даме! А та ведь прозрачно намекнула, что будет совсем не прочь сходить куда-нибудь еще, к примеру в какое-нибудь кафе на Монмартре или на Сену – в «лягушатник» – покататься на лодке. Макс ничего конкретного не обещал, но… И нельзя сказать, что Агнесса ему не нравилась, однако… В конце концов молодой человек твердо решил для себя выкинуть юную красавицу из головы – все-таки он был чужим в этом мире и не собирался здесь надолго задерживаться. Так к чему, спрашивается, дурить девчонке голову? Просто для того, чтобы с ней переспать? Это было бы низко и недостойно настоящего мужчины, тем более – великого фараона Черной земли.

Кстати, о делах. Надо признать, Агнесса все же вскружила парню голову, пусть даже на какой-то миг… нет, не на миг даже… Якбаал! Якбаал и сектанты – вот кого надо искать! И лучше бы отыскать Якбаала – Максим почему-то был уверен, что сумеет подобрать к нему ключ. Ему казалось – и не без оснований, – что «месье Якба» предпочитает Париж всем «прелестям» родной стороны – красному песку, храмам и ежегодным разливам Нила. Даже в отдаленном оазисе, в усадьбе, Якбаал хранил парижские костюмы, развешивал по стенам картины… Кто у него был-то? Кажется, Ван Гог, Моне… Картины… Картины… Сейчас на дворе 1876 год. Интересно, Ван Гог уже начал рисовать? Или еще нет? Ну, Моне точно уже хорошо известен, как и все прочие импрессионисты. Вот там-то, на выставках, и следует поискать «месье Якба», он же похвалялся, что у него подлинники. Значит, посещает выставки, приценивается, покупает. Следовательно, его должны многие знать. Ну, по крайней мере – импрессионисты и те, кто с ними связан. Спросить, обязательно спросить Антуана, где можно видеть картины Моне, Сислея… кто там еще? А черт его знает! Не таким уж великий спецом в искусстве был Макс. Так, видел кое-что у отца. Вот тот хорошо знал живопись!

– Импрессионисты? – Услыхав вопрос, Антуан чуть было не подавился сыром. – А ты откуда знаешь такое слово? Что, уже и до Петербурга докатилась их сомнительная слава?

– Я просто слышал, что есть такие художники, – почти не кривя душой, смущенно признался молодой человек. – Очень хотелось бы взглянуть на их картины.

Месье Меро посмотрел на него так, как кутающиеся в теплые одежки обыватели смотрят на закаленного «моржа», собрающегося нырнуть в прорубь. Максим еще больше смутился – казалось, а что он такого спросил-то?

– Ты смелый человек, Макс, – покачал головой Антуан. – Я имел возможность убедиться в этом. Я тоже не трус… но, уволь, на выставку с тобой не пойду. Знаешь, еще увидит кто-нибудь, поползут слухи – а ко мне доброжелательно настроены далеко не все профессора Сорбонны.

– Ты сказал – на выставку? – обрадованно переспросил Макс. – Значит, она есть?

– Да, есть. – Месье Меро вздохнул. – Здесь, рядом, на улице Ле Пелетье, в галерее некоего господина Дюран-Рюэля, торговца. Я тебя даже туда провожу… правда, не до самого входа.

– Вот так дела! – Юный фараон азартно потер руки. – Еще больше интересно стало – что они там такое рисуют?

– Так еще не видел?

– Нет… почти. Только слышал.

– Боюсь, будешь разочарован, – вставая, предупредил Антуан. – И когда ты намерен посетить сие непотребство?

– А когда можно?

– Да хоть завтра. Если хочешь, вот прямо с утра и пойдем.

Завтра друзья и отправились. Пошли пешком, благо и в самом деле было недалеко – через площадь Оперы, а там уж, считай, рядом.

«Выставка работ группы художников» – гласила красная афиша над входом в длинное, помпезно украшенное здание, выстроенное в неповторимом парижском стиле. Рядом, у здания, прохаживался по тротуару толстый и важный ажан – полицейский.

– Ну вот… пришли… – тихонько произнес месье Меро.

Максим улыбнулся:

– Спасибо, что показал, дружище! Дальше уж я сам…

Юноша не успел сделать и пары шагов, как Антуан быстро догнал его и хлопнул по плечу:

– Постой! Неужели ты думаешь, что я тебя брошу?

– Нет, если ты не хочешь, то…

– Идем! – Молодой француз сжал зубы и тряхнул кудрями с такой непоколебимой решимостью, с какой недавние коммунары шли в бой против вооруженных до зубов версальцев. – Идем – и будь что будет.

Волнуясь, оба подошли к галерее, угодив под пристальный взгляд ажана.

– Вы что же, хотите зайти внутрь? – Подойдя ближе, полицейский в упор посмотрел на молодых людей. – Не советую, господа. Очень не советую!

В этот момент из галереи донесся какой-то шум, и на улицу, едва не сбив с ног несколько опешивших приятелей, вылетел какой-то громко кричащий человек, очень похожий на библейского патриарха Иова, каким его любили изображать в иконографии – с обширной лысиной и растрепанной седой бородой.

– Извозчик! Извозчик! – Углядев неспешно катящий невдалеке экипаж, «Иов» замахал руками. – Сюда, сюда, быстрее! Две тысячи франков! Две тысячи франков. – Это он уже бормотал про себя, не поймешь – то ли с радостью, то ли с завистью. – Надо сказать Ренуару. За его «Обнаженную» только что предложили тысячу франков!

– Неужели тысячу?! – недоверчиво переспросил ажан.

Ничего не ответив, патриарх замахал руками:

– Извозчик! Сюда, сюда… Ну наконец-то! Гони на Монмартр, живо!

– Ну что, пойдем, что ли? – Оглянувшись на полицейского, Антуан решительно толкнул приятеля в бок.

– Да, идем. Где здесь касса?

– Там спросим.

– Эй, эй, куда же вы?! – опомнившись, закричал ажан. – Эх… А с виду такие приличные юноши!

Внутри, к удивлению и даже некоторому разочарованию друзей, оказалось весьма обычно и даже, если можно так выразиться, респектабельно. Обычная галерея, обычные картины… мертвые, словно фотографии. Академизм!

А вот из второго зала доносились возбужденные голоса.

– Вот, – указал рукой Макс. – Туда-то нам и надо.

– Подожди, дай Милле посмотреть.

– Да смотри… А я все же…

Не договорив, юный фараон оставил приятеля и решительно направился во вторую залу, гораздо больше и многолюднее первой. Да, зрителей здесь было побольше, куда больше. И все вели себя довольно странно – переговаривались, шептались, хихикали. Наверное, под впечатлением от картин, а они действительно производили впечатление… Особенно вот эти две! Одна – девчонка в красном кимоно, но не японка, а миниатюрная такая блондиночка, парижанка. Издалека смотрелась как вполне обычная картина, но если подойти ближе, становились заметны крупные пастообразные мазки – именно они и привлекали внимание зрителей.