– Ба-ал! Ба-ал!

Враги ударили друг друга грубо – в лоб – сошлись… В глазах воинов стояла ненависть, а в глотках застыл крик.

Удар! Удар! Удар!

Захрипели раненые, упали наземь убитые, орошая дымящейся кровью ноги своих товарищей.

– Слава Амону, слава!

– Ба-ал!

Стоя в колеснице, Максим наблюдал за ходом сражения – точнее сказать, за тем, что было можно разглядеть за тучами поднятой пыли, – и чувствовал неожиданно поднявшийся откуда-то из темных глубин души восторг.

Яростные крики, боевой клич, проклятия и стоны раненых, звон мечей и свист стрел – все слилось в один угрожающий гул, шум битвы. Тяжелые шеренги воинов сшиблись грудь в грудь, копье к копью, глаза в глаза.

Вот, кажется, вражеский строй прогнулся!

Давайте же! Давайте! Ну!

Вот выгнулся еще, вот враги показали спины! Пехотинцы Ка-маси, бросая не нужные больше щиты, устремились в прорыв, оглашая всю округу громким победным воплем. Максим вздрогнул – словно гигантским пылесосом щитоносцев засасывало в образовавшуюся в строе врагов дыру. Юноша насторожился – слишком уж быстро все происходило, слишком уж быстро. Оглянулся на командира – тот стоял в соседней колеснице и тревожно хмурился, как видно, и ему тоже совсем не нравилась ситуация. Вот кто-то выбежал из кустов – гонец! Подбежал, поклонился, что-то сказал…

Секенрасенеб воодушевленно расправил плечи:

– Воины! Наш великий правитель разгадал подлый замысел хека хасут! Нам приказано ударить по врагам в том месте, где они специально прогнулись, завлекая в западню наши войска. Наш удар – на левом фланге, а союзная пехота Ибаны чуть позже ударит справа. Задача ясна?

– Ясна, командир! – хором отозвались воины.

– Тогда – вперед. И да помогут нам боги!

Молодой командир взмахнул серповидным мечом, и колесницы, по пять в ряд, рванулись в битву. Ржали кони, развевались над их головами плюмажи, и прорывающееся сквозь поднятую пыль солнце сверкало на золотых дисках упряжи.

Слава Амону!

Сжав губы, Максим напружинил ноги и покрепче ухватился за передний край колесницы. Рядом с ним стоял возница – смешливый парень по имени Хоремхеб, а сразу за ним, справа, – лучник Беду. Повозку немилосердно трясло, но страха не было, наоборот, хотелось как можно скорее ворваться в самую гущу битвы! И такая возможность представилась.

Обогнув небольшой холм, колесницы Секенрасенеба, свернув по пологой дуге, врезались в тыл воинам хека хасут.

А те вовсе не ожидали удара! Еще бы, ведь колесницы – это оружие Дельты, и странно было видеть, как ловко управляли ими славные воины Юга!

– Хэй-гей! Слава Амону!

С воплями и презрительным смехом колесницы ворвались в гущу врагов – отступать сейчас никто не собирался, нужно было отвлечь врагов на себя, дабы спасти от неминуемого окружения основные силы. Спасти, тем самым решив исход битвы. Спасти – и, быть может, погибнуть.

Страха не было. Был спокойный расчет. И уверенность… И азарт! Все точно так же, как в боксе!

Грохот, гром, крики и скрипящий на зубах песок. А, черт! Кажется, прикусил язык на ухабе.

Сплюнув кровавой слюной, Макс отбил древком чужое копье и с возвышения колесницы нанес смертельный удар по врагу. Тот захрипел и, падая, вцепился в колесо повозки, а возбужденные кони несли ее дальше, и труп врага подпрыгивал на ухабах.

Удар! Кто-то из вражин сунул копье между спицами. Колесница закружила на месте, словно подбитый танк. Все! Нечего здесь больше сидеть… то есть стоять.

Они соскочили всем экипажем – Максим, лучник Беду, возница… Черт! Возницу тут же пронзили дротиком! Ну, сволочи, погодите!

Юноша действовал копьем, как учил Ах-маси, а этот парнишка, несмотря на юный возраст, знал свое дело лучше многих.

Макс держал древко, как винтовку, – одна рука ниже другой. Так же примерно и действовал, как штыком, – выпад, отскок, отбивка, выпад, отскок…

Ага! Достал-таки еще одного вражину, не помогли и доспехи из широких полос прочной бычьей кожи – острие копья как раз угодило чуть выше перекрестья. Но расслабляться было некогда – место упавшего врага тут же занял другой.

О, каким яростным блеском сверкали его черные глаза! И как лихо он орудовал мечом. Тем самым, серповидным – это оружие, как и колесницы, пришло в Египет из Азии.

Ввухх!!!

Вот так удар!

Юношу едва не отбросило – с такой силой нанес удар враг! Максим уже пожалел, что не прихватил с собой щит. Хорошо хоть, спасли доспехи – кожаная рубаха с нашитыми на нее мелкими бронзовыми пластинками. Тяжеловата была рубашечка, да хоть какая-никакая, а защита.

Макс ударил копьем – отскочив, противник ухватился рукой за древко. Потянул на себя, выставив вперед меч… Его лезвие юноша отбил, левой рукой выхватив из-за пояса широкий кинжал. Правой же, бросив копье, с налета ударил вражину в челюсть.

Охнув, тот завалился наземь… И попал под копыта коней, и колесница Секенрасенеба, едва не перевернувшись, проехала по его груди. На губах упавшего показалась кровавая пена. Брр!

Все вдруг снова стало объемным – схлестнувшиеся в яростной сече воины, пыль с редкими проблесками выцветшего изжелта-голубого неба, шум битвы. А ведь вот сейчас – только что! – Максим ничего этого не видел, не слышал, не чувствовал. Видел только глаза врага, его всклокоченную грязную бороду, сверкающее острие меча. Ощущал смрадное дыхание, запах чеснока и пота. Ничего другого вокруг как будто бы и не было какое-то время. Словно бы исчезло все…

– А, что?!

Командир беззвучно открывал рот:

– …кафа!

– Какая кафа?

– Отряд Усеркафа! Он уже на подходе, уже недолго осталось! Только держитесь, парни!

Только держитесь…

Сеча продолжалась, даже вроде бы стала еще ожесточеннее, злее. Никто не щадил раненых – их добивали, никто не хвастал своим благородством – противника доставали и били всем чем угодно и как угодно. Нападали трое на одного, потом брались за следующего… Вон за кустом двое вражин наседали на лучника.

– Держись, Беду! Слава Амону!

Подняв оброненный кем-то меч, Макс рванулся на помощь. Помочь успел, отвлек на себя врагов, но и сам, обернувшись на громогласный вопль, получил по голове палицей. Густая шевелюра смягчила скользящий удар, но все же в глазах потемнело, и юноша со стоном повалился в пыль.

И не видел уже ничего.

Ни беспорядочно бегущих врагов, ни воинов Усеркафа, ни грозной щитоносной пехоты великого фараона Ка-маси. А вот его некоторые увидели.

– Эй, Каликха, постой!

– Что тебе, Ах-маси? Хочешь помешать мне ворваться первым во вражеский лагерь?!

– Не в этом дело. Смотри-ка, кто здесь лежит!

– Лежит? Ты, верно, хотел сказать – валяется, словно брошенный мешок… О, боги! Не может быть! Джедеф! Ведь это Джедеф, точно!

– Точно он! Кажется, не убит, ранен. Да-да, сердце бьется! Скорей! Эй, эй, колесничий! Заворачивай, заворачивай! Тебе, тебе кричу, дылда! Успеешь еще пограбить вражеский стан, всем достанется. Давай-ка сюда! Стой. Помоги-ка…

– Ты найдешь его там во что бы то ни стало! Найдешь и предупредишь… если он, конечно, все еще жив. – Военачальник Рамос погрустнел, впрочем, тут же гордо вскинул голову. – Петосирис знал, на что шел. Знал, что враги могут бросить его тело на съедение гиенам, или оставить гнить в земле, или – сжечь! В любой миг поля Иалу могут стать недоступными для него, но Петосирис на это пошел, пошел ради своей родины, ради своих богов, ради всех нас – жителей Черной земли. Воистину это великий человек, да помогут ему боги!

– Воистину так, – важно согласился Макс.