Резкий выброс обоих клинков в сторону угрозы. И не успевший даже хрюкнуть лотерейщик рухнул на пол с пробитым сердцем и вскрытым горлом.

Я же тут же зашухерился в только что покинутом лотерейщиком секторе. Подошел к единственному имеющемуся здесь стенному шкафу и, распахнув двойные створки, обнаружил на верхней полке свернувшегося в позе эмбриона молодого парня.

– ААА! – мгновенно заголосил найденыш.

– Молчи, придурок! – рявкнул я.

Конечно, ошалевший от ужаса лаборант не исполнил приказа. Пришлось, скрыв резаки в ячейках, левой цапнуть бедолагу за шкирку, а правой захлопнуть крикуну рот.

Через секунду бесцеремонно сдернутый с полки парнишка стоял на ногах и, дико вращая ошалевшими от ужаса глазами, мочился себе в штаны.

– Черт! – я невольно попятился из разливающейся под ногами зловонной лужи.

Удерживаемый за голову сикун пошлепал за мной.

– Ты нарочно что ли обрызгать меня норовишь, придурок!

Осознав, наконец, что я не тварь, а такой же, как он человек, пустыш перестал истерить в мою ладонь и попытался ответить что-то членораздельное.

– Для переговоров созрел?.. Это хорошо. Сейчас тебе рот освобожу. Но если попытаешься снова орать, башку сверну, как куренку. Понял?

Пустыш закивал.

Я убрал ладонь с его лица, но вторую руку на шее оставил.

– Вы кто? – прохрипел пленник.

– Рихтовщик.

– А я Тихмузмильд.

– Нихрена себе фамилия.

– Это имя.

– Бывает.

– Знаете, как только туман этот ужасный появился, я сразу понял: добром все это не кончится.

– И в шкаф прятаться полез?

– Не сразу. Позже. Когда чудовища в коридор хлынули.

– Понятно.

– А что теперь мы будем делать?

– Мы?

– Ну да, мы же теперь команда.

– Да толку то мне с тебя, команда, – хмыкнул я.

– Не бросайте меня. Я пригожусь.

– Вот сейчас и проверим. Знаешь, где в лаборатории концентратор?

– Прикалываетесь?

– Не беси меня, сикун, – я чуть придавил пальцами тонкую шею.

И пустыш испуганно запищал:

– Знаю! Знаю! Конечно, знаю! Да это ж все знают!

– Все, да не все. Я вот че-то чутка запамятовал… Отсюда концентратор далеко?

– Да. Он же находится в другом конце лаборатории.

– Это плохо.

– Но я знаю самый короткий путь. И могу проводить.

– Уже лучше.

– Значит, мы команда?

– Посмотрим… Пока, на всякий пожарный, направление на концентратор рукой обозначь.

Пустыш махнул рукой в сторону бесконечной череды стеклянных стен, и этим резким движением привлек внимание твари, терзающей труп в соседнем секторе.

– Ой, смотрите, Рихтовщик! Вот то чудовище, кажется, нас заметило. Оно смотрит на нас. Разворачивается. Ой-ей-ей! Оно бежит сюда-а-а… ААА!

Я снова заткнул придурку пасть, но, увы, слишком поздно.

Кроме уже вбегающего в наш сектор лотерейщика, на крик пустыша среагировал не ко времени высунувшийся в коридор топтун.

Черт! А ведь хотел все сделать по-тихому.

Пережав парнишке сонную артерию, швырнул сомлевшего сикуна под ноги набегающему лотерейщику и, выхватив карабин, прострелил споткнувшейся твари споровик.

Понеслась…

Интерлюдия 2

– Тебя как звать-то, чудо? – хмыкнул толстый хозяин заведения в ответ на ее вежливое «Здравствуйте».

– Мараджела, – представилась женщина.

Она только что возродилась в местном туалете и, выйдя оттуда в барный зал, сразу направилась к наружной двери. Но на полпути была остановлена повелительным окриком стоящего за стойкой толстяка.

– А я Зубоскал.

– Приятно познакомиться.

– Ишь ты, приятно ей! А мне вот, знаешь ли, чего-то не очень. Имя у тебя странное, чересчур экзотическое. Ты че, курва, на халяву шабашить на моей территории вздумала?!

– Я вас не понимаю.

– Ты дурой-то не прикидывайся. Соска ты знатная, сразу видно. И чем в туалете моем занималась тоже догадаться не сложно… То-то, гляжу, Хорек оттуда пару минут назад выскочил, счастливый, как обдолбавшийся спеком торчок. Уж грешным делом подумал: по новой бродяга на дурь эту голимую подсел. И тут вдруг ты следом за ним по стеночке крадешься. Чисто краля, мля!

– Вы ошиблись. Я не проститутка. И не знаю никакого Хорька.

– Слышь, Мараджела, вот только в уши ссать мне не надо, – фыркнул толстяк. – Я вообще-то мужик толерантный, к людям отношусь с пониманием. Каждый зарабатывает себе на кусок, как умеет. Но и себя за нос водить никому не позволю. С вашим братом у меня уговор простой: работала в моем заведении – делись третью заработка!

– Да у меня нет ничего. Пустые карманы. Не верите, сами проверьте.

– Ой, детка, – под сальным взглядом толстяка, неспешно обшаривающим все изгибы ее тела, женщине от стыда захотелось под землю провалиться. – Нам ли не знать, что у шлюх хватает секретных местечек, куда можно заныкать горстку-другую споранчиков.

– Да как вы смеете такое обо мне говорить! Я порядочная женщина!

– Ох, какая ты горячая. Начинаю понимать счастливчика Хорька. Давай так, сейчас мы с тобой удалимся в подсобку. Ты сделаешь приятное моему малышу. И я отпущу тебя с миром. А ежели хорошенько постараешься, еще пару споранов сверху накину.

– Да вы!.. Вы!.. Вы!..

– Вот-вот, строй из себя недотрогу, – осклабился мерзкий толстяк. – Так ты меня еще больше заводишь!

Неожиданно проворно для своих габаритов Зубоскал обежал стойку и, вдруг оказавшись возле Мараджелы, бесцеремонно заграбастал женщину на пышный зад.

– Пусти меня!.. Нет!.. Я не хочу!.. Я не такая!..

– Такая-такая, – похотливо хрюкал толстяк и, притянув неожиданно сильными для рыхлой комплекции руками пленницу, полез жирными губищами к ее отстраняемому из последних сил лицу.

– Караул! – истошно закричала женщина. – Насилуют!.. Мужчины, чтож вы сидите! Помогите!

Но происходящая возле стойки сцена насилия лишь забавляла завсегдатаев бара.

– Обязательно поможем, – откликнулся из-за ближайшего к стойке стола заросший густой щетиной плечистый детина, потирая свою промежность. – Когда хозяин с тобой закончит, и до нас черед дойдет.

И от его злобного хохота у Мараджелы кровь заледенела в жилах.

Жадные пальцы толстяка добрались до ее груди, и раздался треск рвущейся ткани.

– Когда Рихтовщик об этом узнает, вы все пожалеете! – сквозь отчаянные рыдания прокричала Мараджела.

– Да плевать я хотел на твоего сутенера, – расхохотался толстяк. – Пусть только сунется ко мне в бар. Мои парни из его жопы дуршлаг сделают!

Но пустая угроза обреченной на поругание женщины неожиданно нашла отклик среди гостей заведения.

– Сука! Кобель чертов! – раздалось возмущенное шипенье из дальнего угла бара.

– Белка, ты че? – резко подобрался щетинистый детина.

– Зубоскал, отпусти даму! – вместо ответа, с галерки донесся шипящий приказ.

– Белка, ты че, в натуре?! Это мой бар!.. Эта соска мне должна!.. Все по закону! – возмутился толстяк, но лапать грудь женщины прекратил. Правда, вторую руку с талии не убрал, продолжая удерживать Мараджелу возле себя.

– Походу, давно у тебя в баре ремонта не было, – раздался шипящий смешок.

От которого даже у Мараджелы волосы на загривке встали дыбом.

– Что ж, это не сложно исправить…

Массивный дубовый стол в дальнем углу вдруг взмыл в воздух, подброшенный невероятной силы толчком, и грохнулся аккурат на головы двух крепышей за соседним столом. Один мужик после страшного удара в полном ауте остался лежать на полу, второй попытался подняться, но мигом подскочивший к нему кваз ударом ноги в челюсть добил живчика.

Небритый детина попытался вытащить из подмышечной кобуры пистолет, но, взвыв дурным голосом, рухнул на столешницу с торчащим из плеча кинжалом.

– Млять, Белка! Че, шуток не понимаешь! – завизжал толстяк, отбросив Мараджелу, как ядовитую змею.

– Не бзди, Зубоскал, кинжалы об твое жирное брюхо марать не стану, – объявила кваз, подойдя к стойке.