- А что? Может, как раз одноглазый и нужен. С одним глазом стрелять удобнее, второй не надо прищуривать. И стану я лучшим охотником. А еще одним глазом труднее заметить, когда подруга жизни пошла налево. Это любая оценит.

К концу третьей недели к берегу напротив пристала флотилия из тридцати с лишним больших тростниковых лодок. Огромная толпа, вывалившая на берег, вела себя чинно и степенно. Крысолюди расселись на песке, глядя в нашу сторону, а мы по очереди рассматривали их через оптический прицел «Тигра».

- Если они всем скопом попрут на скалу, мы здесь не удержимся, - сказал Витя.

- Чего же тогда сразу не поперли? - возразил я. - Могли бы, кстати, ночью подплыть, а не днем.

- Может, праздник у них?

- Шибко уж тихо. Больше похоже на поминки.

- А что мы об их обычаях знаем?

Несколько крысолюдей вкапывали на берегу высокий столб, что-то раскладывали вокруг него, затем привязали к столбу пленника. Тот был карикатурно похож на человека, испуганным не выглядел, но, опять же, что мы знали об эмоциях и мимике местных? На берегу зажгли костры, все крысолюди встали и грянули хором какой-то гимн, в котором чередовалось всего несколько фраз.

- Сейчас они этого большеногого съедят, - сказал Лысый.

- Вся вот эта кодла? Одного? - изумилась Машка.

- А зачем еще они могли сюда приплыть? Должно быть, это верховный вождь большеногих. По маленькому кусочку им хватит, главное тут символизм. Или парня принесут в жертву богам без поедания.

- Мы что, будем просто смотреть на это? - спросила Таня.

- А что делать? - возразил Витя. - Их слишком много.

- Ну а если поплыть туда со стрельбой и огненными стрелами? Вдруг они испугаются и уплывут.

- А вдруг не испугаются? Вообще-то они не из пугливых. Что уже дважды доказали. Жизнь собственную крысолюди не ценят ни фига: думают, поди, что умереть в бою великая честь. Они знают, что мы на скале, наверняка видели наш костер, по ночам он на реке вроде маяка. Но не нападают. А высунемся - неизвестно еще, как повернется дело.

Допев гимн, крысолюди расселись по лодкам и отчалили: одни поплыли вверх, другие - вниз. Пленник остался у столба живым, и теперь, когда никто вокруг него не мешал обзору, мы смогли рассмотреть то, что лежало вокруг: черепа, оружие и какие-то резные столбики, похожие на идолов.

- Ребята, это нам жертва, - сказал я. - Витя верно заметил: они знают, что мы на скале, и знают, что сейчас мы на них смотрели.

- Может, выманить нас хотят? - засомневался Лысый. - Усыпить бдительность?

- Привалив сюда на тридцати четырех лодках целой армией? Извини, но более идиотский способ усыплять бдительность трудно придумать. Нет, они почтение засвидетельствовали.

Время шло, горели костры на берегу. Мы ни на что не решались.

- «Язык» - вон он, у столба, - сказала Инга. - Хоть что-то в обычаях крысолюдей он понимать должен, раз его народ с ними воюет.

- Жаль только по-нашему этот «язык» не говорит, - ответила Таня.

- Научим, - отрезала Машка. - Или евошнее наречие освоим. У этих большелапотников, поди, всех слов меньше, чем я знаю матов.

- Правильно, - одобрил я. - Сколько нам еще плыть по реке? Неизвестно. Пора разобраться в обстановке, а все остальные способы будут еще дольше. И куда опаснее.

Мы спустились со скалы, сели на плот, сняли с якорей и развернули дерево, открывая выход из залива. После долгого сидения на безопасном острове, на реке нам было неуютно. Высадившись на берег, мы наскоро осмотрели предметы вокруг столба: да, идолы и черепа большеногих. И оружие. Причем все трофейное, за исключением одного копья, которое крысолюди воткнули в песок перед столбом.

- Кажись, все понятно, - сказал Витя. - Великие и могучие крысочеловеки победили врагов одной левой, пустили их на еду и ниспровергли их идолов. Только нам-то какое до этого дело?

- Если мы в их понимании существа, которым стоит приносить жертвы, то нам должно быть дело, - ответил Эпштейн.

Взяв из предложенных нам даров несколько копий, луков, и забрав все стрелы, мы отвязали пленника и повели его на плот. Большеногий оказался еще большеглазым и большеухим - росточком в полтора метра, верховным вождем он никак не выглядел и смотрелся уморительно. Всю его одежду составляла узкая набедренная повязка из кожи, тело покрывали татуировки.

Мы постарались с самого начала относиться к пленнику предельно дружелюбно, чтоб не пришлось выделять для него сторожа. За пределами нашего островка большеногого наверняка ждали новая поимка и съедение, но кто знает, что могло взбрести ему в голову. Его ладони напоминали лопасти весел, ступни по размеру немногим уступали ластам аквалангиста, а до берега и джунглей на нем было всего сто метров.

Вскоре мы познакомились: большеногого звали Эравеюквесотомале, или, сокращенно, Эрав. Наши имена он выучил быстро, и прибавлял к каждому из них «деху» или «дехи» в зависимости от пола того, к кому обращался. Другие же слова в языке Эрава большей частью оказались не короче его полного имени. Копье он называл «вамбулитутулака», обычные с виду камни - «пандохугаримокатосо», и мы решили, что проще повеситься, чем учить такой язык.

- Пусть лучше он русский учит, - сказал Лысый. - Тем паче что это язык богов, почетно же.

- Пока неизвестно, кем он нас считает, - возразила Инга.

- Да уж не вахлаками какими, - сказала Машка. - Гляньте, какой почтительный!

- Но сможет ли он объяснить нам потом на русском особенности своей культуры и религиозных воззрений? - засомневался Эпштейн. - А ведь это самое важное для понимания ценностей любого народа.

- Если у большеногих ценности примерно такие же, как у крысочеловеков, то ничего, объяснит, - сказал Витя. - А не сможет - ладно, несколько самых важных слов запомним.

- Тут задача не запомнить, а вникнуть в смысл.

- Вот ты и вникай, Боря. Как раз задача по тебе.

Два дня Эрав неприкаянно бродил по лагерю, вздрагивая от любого громкого звука, или сидел где-нибудь в укромном уголке. На третий день освоился, а на четвертый включился в хозяйственную деятельность. Взяв лук, он знаками показал нам, что враждебных намерений не имеет, прихватил колчан со стрелами, кусок тонкой лианы, и спустившись со скалы, перебрался с узкого бережка на дерево, перегораживающее вход в залив. Там большеногий встал неподвижно и растянул тетиву, целясь в воду. Мы с интересом за ним наблюдали. Прошло несколько минут и он выстрелил - стрела исчезла в глубинах залива, затем медленно всплыла торчком, и стало видно, что она торчит из спины крупной рыбы. Эрав прыгнул в залив, уйдя в воду почти без шума и брызг, подобрал улов, вернулся на дерево и снова растянул лук. На сей раз ждать ему пришлось дольше, но все же он убил еще одну рыбину. Повторив операцию раз пять, большеногий нанизал добытую рыбу под жабры на лиану, поднялся в лагерь и положил связку у костра.

Следующий заход Эрав сделал за яйцами, притащив вдобавок двух похожих на пеликанов птиц со свернутыми шеями. Их убийство прошло так незаметно, что остальные птицы даже со скал не снялись.

Осмотрев наши остроги, Эрав пришел в неописуемый восторг. Он долго бормотал что-то на своем наречии, явно восхищаясь твердостью и остротой железных наконечников, выбрал себе одну острогу и сиганул вместе с ней в залив прямо с вершины скалы.

Под водой он пропадал так долго, словно решил переселиться туда насовсем. Мы подумали, что Эрав разбил голову о корягу на дне, и уже сообща его жалели, но тут большеногий всплыл. Он долго барахтался в заливе, подгребая к плоту, и мы спустились вниз, чтобы ему помочь.

Оказалось, что Эрав убил сома килограмм на двести. А за следующие несколько дней большеногий добыл подводной охотой больше рыбы, чем мы все вместе взятые с момента изготовления острог.

- Да он всех нас сможет кормить в одиночку, - сказал я.

- И даже особо не напрягаясь, - добавил Лысый.

- Еще чего! - прикрикнула на нас Даша. - Не сметь эксплуатировать беднягу! Обрадовались, блин.