– Он был застрелен в квартире девушки? – спросил я.

– Да.

– Как же вы так точно устанавливаете момент убийства. И вообще весь этот хронометраж?

– Клатмеры находились в своей квартире все время, пока не отправились на вокзал встретить друзей-транзитников. Потом с вокзала они направились прямиком обратно к себе домой. Они пришли. Из соседней квартиры не доносилось ни звука. Несомненно, они бы услышали выстрел... Вот как я установил временные пределы убийства.

– Если только Клатмеры не лгут.

– С чего бы им лгать?

– Предположим, им не нравился этот... Биган. Они хотели его проучить... Когда было обнаружено тело?

– Незадолго до полуночи.

– Хорошо, предположим, они возвращаются домой, обнаруживают Бигана, стоящего в дверях квартиры Фрамли, или в коридоре, или на лестнице. Биган и Фрамли ссорятся. Они стреляют или просто зашли за ним в квартиру и в упор застрелили его. Если вы запишете их в качестве подозреваемых, хронометраж убийства будет совсем иным. Ограничение лишь одно: прежде чем было обнаружено тело.

– Совсем неубедительно, Лэм! С чего бы этим дуракам убивать Бигана?

– Может быть, для вас неубедительно. А для меня неубедительна мысль о том, что это я его застрелил. За что? Почему?

– Вам нравилась его девушка.

– Не больше, чем нравится сотня других красивых женщин.

– Но за других вы не рискнули получить взбучку.

– Я работал!

– Я знаю, – Ластер пробежался кончиками пальцев по своему подбородку, – у вас высокое чувство служебного долга.

– Когда я работаю, мне хочется раскрыть дело... пусть с риском для себя. Так же, как и вам, надеюсь.

– Согласитесь, Лэм: Клатмеры отпадают. А это означает, что хронометраж убийства остается прежним. Ладно, давай, Лэм, не будем темнить. Если вы собирались встретиться с девушкой, мы все равно это раскопаем. Вы договорились с девушкой встретиться в Лос-Анджелесе?

– Нет.

– Это запирательство ни к чему хорошему не приведет.

– Все будет о’кей... Жаль только, что вы сняли меня с поезда. Я всего лишь частный сыщик и не собираюсь учить вас, но... надо было позволить мне уехать в Лос-Анджелес, приставить ко мне «хвост», и, если бы я действительно повстречался там с девушкой, у вас кое-что неопровержимое было бы. А сейчас вы не сможете доказать, что я собирался с ней встретиться.

– Это все рассуждения.

– Как бы не так!

– Существует еще одно в высшей степени подозрительное обстоятельство. Когда Клейншмидт спросил вас, не знаете ли вы, где проживает Биган, вы ответили, что не знаете.

– Я не знал.

– Но вы же побывали в квартире!

– Он там не жил.

– Зато его подружка жила.

– Об этом меня лейтенант Клейншмидт не спрашивал.

– Не слишком ли вы пунктуальны?

– Он спросил меня, не знаю ли я, где проживает Биган. И вот теперь, потому что я не сказал Клейншмидту адреса мисс Фрамли, вы думаете, что я впал в грех сознательного сокрытия нужных полиции сведений?

– Ну да!

– Зачем мне было втягивать в свое дело эту девушку, мисс Фрамли?

Молчание. Довольно долгое. Ластер наконец сказал:

– Пока все, Лэм.

– Я могу идти?

– Да.

– Я хочу отправиться в отель «Сал-Сагев».

– Что ж, пожалуйста.

– Не вижу оснований, по которым я должен идти пешком. Напоминаю, меня сняли с поезда, следовавшего в Лос-Анджелес. У меня было средство передвижения и постель. За все уплачено. Вы собираетесь что-либо предпринять в связи с этим?

Ластер подумал с минуту, потом сказал:

– Ничего.

– Я хочу вернуться в Лос-Анджелес.

– Вы не можете уехать, пока мы не закончим расследование!

– Когда это произойдет?

– Не знаю.

– Я сообщу обо всем этом хозяину агентства Берте Кул. Если она пошлет меня в Лос-Анджелес, я поеду.

– Не разрешаю.

– Если меня запрут, я не поеду. Если же меня не запрут, я поеду... Да, и как насчет того, чтобы лейтенант подбросил меня до отеля «Сал-Сагев»?

– Не ломайте комедию, Лэм. Отсюда всего лишь два-три квартала. А вы нахал, Лэм. Клейншмидт так мне и рассказывал про вас, но... – сказал Ластер.

– Знаете что, Ластер? Я даю вам шанс. Я мог бы заставить вас отправить меня в Лос-Анджелес. Может, я и сделаю это, переговорив с Бертой Кул. А сейчас, сейчас я хочу, чтоб меня отвезли в отель «Сал-Сагев».

Клейншмидт встал со стула.

– Пошли, Лэм, – сказал он.

У входа в управление стояла полицейская машина. Клейншмидт ухмылялся, пока я забирался в нее.

– Ну?

– Я предложил ему отпустить тебя в Лос-Анджелес, приставить «хвост» из полиции Лос-Анджелеса, выяснить, не встречаешься ли ты с девушкой, и если встречаешься – забрать вас обоих. В противном случае – оставить тебя в покое. Он меня и слушать не стал. Он твердил, что это наверняка ты застрелил Бигана и что ты, слабак, сразу расколешься, как только тебя снимут с поезда и привезут сюда. А в пути – ни о чем с тобой не разговаривать.

Я зевнул.

Машина доставила меня к отелю.

– А как насчет вас, лейтенант?

– Что ты имеешь в виду?

– А что вы делали вчера в промежутке между восемью сорока пятью и девятью двадцатью пятью вечера?

– Я охотился за Биганом.

– И не нашел его, точно?

– Иди ты к черту, – ответил Клейншмидт и ухмыльнулся.

Берта Кул дремала. Одета она была с иголочки. Дверь в ее номер не заперта. Отворив ее, я встал на пороге. Берта не шелохнулась, развалясь в кресле – голова набок, ритмично похрапывает.

Я громко кашлянул...

– Ты ждала кого-то и заснула? Или поднялась с постели, а затем оделась?

Она открыла глаза, выпрямилась в кресле.

Никакого перехода между сном и бодрствованием. Только что сладко похрапывала, и губы слегка раскрывались с каждым выдохом, и сразу же на меня уставились острые блестящие глазки.

– Ох, боже мой, Дональд, какой же это паршивый городишко! Они сняли тебя с поезда?

– Да.

– Они мне сообщили, что собираются это предпринять. Я сказала, что тогда вручу им иск о возмещении ущерба... Что ты им рассказал?

– Ничего.

– Они от тебя ничего не добились?

– Не думаю, что добились чего-то путного.

– Этот лейтенант – молодчага, – сказала она. – А вот шеф полиции отвратительный тип. Входи, присаживайся. Подай мне вон ту пачку сигарет и дай прикурить. А что, если попросить снизу прислать нам кофе?

Я вручил ей сигареты, зажег спичку, подошел к телефону, вызвал «обслуживание» и попросил их прислать мне наверх пару кофейников с большим количеством сахара и сливок.

– Ты пьешь черный, не так ли, дружок? – спросила Берта.

– Да.

– Так вот, не беспокойся о сахаре и сливках для меня.

Я посмотрел на нее с изумлением.

– Я пришла к мысли, что они портят... аромат кофе.

Я в трубку сказал: «Простите, мы обойдемся без сахара и сливок. Пошлите пару кофейников с черным кофе, пожалуйста, и побыстрее».

– Есть ли какие-нибудь новости? – спросил я у Берты.

– Не знаю, что сказать. Представление началось в половине первого. Они обнаружили тело около полуночи. Подняли страшный шум. Заодно хотели узнать все о нашем деле: кто наш клиент и где его найти.

– Ты им это сказала?

– Конечно нет.

– Трудно было держаться?

– Не очень. Я сказала им, что это профессиональная тайна. У меня могли бы возникнуть кое-какие затруднения, но они обнаружили, что ты рванул в Лос-Анджелес. Тут-то им и представилась возможность развернуться. Они сказали, что собираются догнать поезд на самолете и привезти тебя обратно.

– Долго ли они продержали тебя на ногах?

– Почти всю эту ночь.

– Они что, не догадались, что наш клиент Уайтвелл?

– Немного погодя.

– Когда вернулся Уайтвелл? Вчера поздним вечером, когда я уехал?

– В том-то и дело, дружок: он не возвращался!

– Ты хочешь сказать, что его не видела?

– Нет. Вчера – нет. Лишь сегодня утром. Часа в четыре.