Берта летела «моим» самолетом, все остальные – самолетом, зафрахтованным Филиппом. В последнюю минуту Пол Эндикотт решил, что он тоже полетит, «просто чтобы прокатиться».

Гул авиационного двигателя убаюкал меня сразу после взлета. Время от времени Берта будила меня вопросами. Я бормотал односложные ответы и снова погружался в обволакивающий сознание сон.

– Ты не должен драться с Артуром Уайтвеллом, Дональд, – донеслось до меня.

– Угу.

– Ты, чертенок, знай: Берта сразу поняла, что ты вовсе потерял голову из-за женщины. Ты влюбляешься в них по всем правилам... ну, то есть на самом деле влюбляешься, но гораздо больше ты влюблен в свою профессию. Отвечай, Дональд. Разве не так?

– Полагаю... угу...

– Скажи мне, Хелен Фрамли убила того мужчину, с которым жила?

Я приоткрыл глаза.

– Она не жила с ним.

– Брось!

– Это было деловое соглашение.

Через некоторое время Берта возобновила атаку:

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Какой?

– Убила она его или нет?

– Надеюсь, что нет.

У меня не было необходимости открывать свои глаза, чтобы увидеть, как ее блестящие маленькие глазки исследуют каждую черточку моего лица, чтобы обнаружить на нем какую-нибудь, которая выдала бы ожидаемый ею ответ.

– Ты сам говорил, что Хелен Фрамли многое известно о том, кто совершил убийство.

– Возможно.

– Что-то такое известно, о чем она не сообщила полиции.

– Вероятно.

– Держу пари, Дональд, она тебе обо всем рассказала. Ты вытянул из нее что надо, чертенок. Как тебе это удается? Ты их гипнотизируешь? Должно быть, так. Ты же не можешь применить к ним методы пещерного человека, сексуального насильника. Они сами открываются тебе... Может быть, на них действует всегдашняя твоя готовность драться, даже когда ты знаешь, что проигрываешь. Я думаю, так оно и есть. Я знаю женщин. Нам нравятся мужчины-бойцы.

Моя голова свалилась на грудь, я почти отключился, хотя Берта своей болтовней могла доконать кого угодно.

– Послушай, дружок, тебе приходило в голову, что с нами может случиться?

– Что?

– У Артура Уайтвелла есть деньги, связи да и голова на плечах. Он не потерпит, чтобы на него оказывали давление.

Я молча клевал носом.

– Держу пари, эта девица сделает все, о чем бы ты ее ни попросил.

Кажется, это заключение не требовало никакого ответа.

Берта продолжала:

– Можно не сомневаться: тот, кто это сделал, сейчас как на иголках... А вдруг эта девица Фрамли на самом деле знает, кто убийца?

– Угу.

– Значит, тебе она рассказала все.

– Нет.

– Но тогда... она расскажет полиции... если ее спросят.

– Не думаю.

– Дональд!

– Что?

– Как ты считаешь, убийца знает об этом?

– О чем?

– О том, что она не проговорится.

– Смотря кто убийца.

Берта выпалила:

– Дональд, тебе известно, кто убийца! Не так ли?

– Я не знаю.

– Чего ты не знаешь?

– Не знаю, известно ли мне это или нет.

– Чертовски понятный ответ. – Берта постаралась вникнуть в него, и за несколько секунд возникшей благословенной тишины я заснул крепким сном.

А когда проснулся, мы снижались для посадки в аэропорту Рино. Новый звук двигателя разбудил меня.

Берта Кул сидела в кресле, прямая и заряженная величием руководителя агентства, полная неудовлетворенности из-за прерванной беседы.

Мы сделали круг и пошли на посадку, а на хвосте у нас висел другой самолет. Через каких-то десять-пятнадцать минут мы все встретились в пассажирском зале.

Пол Эндикотт говорил:

– Для справки, друзья... Есть рейс отсюда на Сан-Франциско через четверть часа. Мне незачем, я полагаю, ехать с вами в город, а потом мчаться назад. Я получил удовольствие от совместного полета, за время которого, полагаю, все мы пришли в себя. – Он испытующе посмотрел на Уайтвелла и добавил: – Удачи, старина.

Они пожали друг другу руки.

– Это мне нужна удача, – заметил Филипп. – Ты думаешь, папа, она меня узнает?

– Полагаю, что узнает, – сухо ответил Уайтвелл А.

Эндикотт пожал руку Филиппу:

– Держи хвост пистолетом и не очень-то расстраивайся из-за трудностей. Мы все болеем за тебя.

Филипп попытался что-то ответить, но дрожавшие губы не слушались. К тому же Эндикотт, скрывая смущение, сам болтал не переставая.

Мы стояли небольшой плотной группкой в ожидании такси, которое мы вызвали по телефону. Я извинился, сказав, что мне на секунду нужно отойти позвонить. Я хотел справиться о Хелен и Луи, но в телефонном справочнике отсутствовал номер заправочной станции Акме по дороге на Сузанвилл. Я вернулся обратно к группке друзей. Наконец такси подкатило, и мы начали залезать внутрь; Артур Уайтвелл, перекинувшись прощальным словом с Эндикоттом (они еще раз пожали друг другу руки), забрался последним на откидное сиденье.

– Как называется больница? – спросила Берта.

– Приют милосердия, – объяснил я водителю. Бросил взгляд на лицо Артура Уайтвелла: маска, лишенная всякого выражения. Филипп являл собой прямую противоположность. Он нервно покусывал губы, теребил себя за ухо, вертелся на сиденье, упорно отворачивался от нас, смотрел в окошко машины.

Мы подъехали к больнице.

– Ну вот и настало время для семейного свидания, – заметил я, сделав нажим (для Берты!) на слове «семейное».

Артур Уайтвелл посмотрел на сына.

– Я думаю, Филипп, тебе лучше подняться одному. И видишь ли, мой мальчик... Если шок от встречи с тобой... не прояснит дело, пусть это тебя не слишком огорчает. Мы пригласим доктора Хиндеркельда, а уж он добьется результата.

– А если она придет в себя? – спросил Филипп.

Отец положил руку ему на плечо:

– Так я тебя подожду.

Берта Кул была воплощенный вопрос: что делать нам?

– От одного соседства больницы у меня мурашки по коже. Я вернусь через час, хорошо? Это будет достаточно рано на случай, если понадобится моя помощь, а если она не понадобится, то... вы уже достаточно привыкли друг к другу...

Берта тихо спросила меня:

– Куда это ты собрался?

– Остались еще делишки, которые я хочу мимоходом уладить, – прошептал я в ответ, а громко сказал: – Я сохраню за собой такси.

– Похоже, нам с вами придется мерить шагами пол в отделении... для ожидающих отцов, – сказал Берте А. Уайтвелл.

– Ну уж нет, – заявила Берта. – Я поеду в город вместе с Дональдом. Мы вернемся через час. А потом вместе позавтракаем.

– Пусть будет так, – отозвался Уайтвелл и нарочито громко (для Филиппа) стал распинаться перед Бертой, что ему трудно выразить словами, как он ценит сотрудничество с ее агентством... и не только в профессиональной работе (он чуть ли не с нежностью коснулся ладонью плеча Берты), а в том, что ее внимание и сочувствие значили больше, чем она может себе представить. Тут он прервался, погладил ее плечо и отвернулся.

Уайтвелл Филипп, наведя справки у стола дежурной, пошел к лифту вместе с медсестрой. Уайтвелл Артур стал устраиваться в кресле в холле, мы с Бертой двинулись к выходу, на пронизанный холодным ветром с гор воздух.

Берта вцепилась мне в руку. Развернула к себе лицом и притиснула меня к стене больницы.

– К черту весь этот вздор, Дональд! Ты можешь обмануть всех, но не меня. Куда ты собрался?

– Повидаться с Хелен Фрамли.

– Я еду с тобой!

– Дуэнья нам не нужна.

– Это ты так думаешь.

– Послушай, Берта, ну, в самом деле. Она будет еще в постели. Я же не могу войти, разбудить ее и объяснить: «Позволь представить тебе миссис Кул».

– Чепуха! Если она будет в постели, ты и близко не подойдешь. Ты не такой. Ты будешь охранять вход в ее опочивальню... Дональд Лэм, черт возьми, что у тебя на уме?

– Я тебе сказал.

– Да, ты говорил. Ты для меня как раскрытая книга. Но ты что-то задумал еще.

– Ладно, – вздохнув, сказал я. – Поехали вместе, раз ты так хочешь.