К Мише и Володьке давно приглядывался Аристарх Павлович. Все работают, а эти двое чешут языками.
— Войцеховский, — окликнул Мишу Аристарх Павлович, — не кажется ли вам, что ваш обеденный перерыв затянулся на несколько столетий?..
Миша умел ценить хорошую шутку. Он рассмеялся, взял лопату с короткой ручкой и стал осторожно копать.
Вскоре Миша наполнил рыжей землей носилки.
— Впрягайся, брат, — позвал он Володьку.
Мальчишка не расслышал. Он вертел в руках черепок, разглядывая его со всех сторон.
— Ты чего? — удивился зубоскал, увидев, как блеснули слезы в глазах мальчишки.
— Ничего, — отвернулся Володька и положил черепок на доску.
Миша и Володька подняли носилки и стали спускаться с холма.
Сколько носилок земли перетаскали они за полдня, Володька не мог толком вспомнить. А Миша к тому же ни на секунду не закрывал рта. Сперва Володька с любопытством слушал его байки, а потом перестал. Мальчишка думал только о том, как бы дотащить носилки, которые с каждым разом становились все тяжелее. Но Володька не жаловался. Лишь как-то бросил в сердцах:
— Какие вы археологи, вы землекопы…
— Верно, — согласился Миша и поглядел на солнце.
Солнце медленно спускалось по небосводу в море. Наверное, захотело искупаться. Умаялось светило за целый день работы.
Миша и Володька высыпали землю и вернулись к себе в яму.
— Есть у меня смутное предчувствие, — произнес Миша, — что сегодня археологического открытия не произойдет. Поэтому пошли смоем трудовой пот.
Они искупались и успели к ужину, который приготовили на костре дежурные. Володька сидел рядом с Мишей, уплетал за обе щеки, слушал, о чем говорят студенты, и ему было хорошо! Тем более что грозный Аристарх, которого мальчишка немного побаивался, укатил ночевать в город.
Володьке вспомнились Гарька и Шурик. Со славными ребятами он прожил одиннадцать прекрасных дней. Вспоминают ли они его, Володьку? Или забыли?
И со студентами, Володька чувствовал, ему будет хорошо.
Когда поужинали, Володька вызвался:
— Я помою посуду.
— А сумеешь? — засомневалась Лида.
— Помою — посмотрите, — сдержанно ответил Володька.
Никогда еще он так тщательно не драил песочком котелки, как сегодня. И, может, раз десять полоскал их в воде. Придирчивая Лида, осмотрев сверкавшие котелки, осталась довольна.
— Мастер на все руки, — гордо сказал Миша. — Незаменимый человек для нашей экспедиции…
Миша взял гитару, подмигнул Володьке и запел:
Володька прыснул. Ну и забавная песня! Такой он никогда не слыхал. Студенты, сидевшие вокруг костра, подхватили:
Дирижировал хором длинный костлявый студент в круглых очках. Его звали Кирилл.
А потом была еще одна песня. Еще веселее, чем прежняя.
Эту песню Володька быстро запомнил и припев тянул уже вместе со всеми.
Настраивая гитару, Миша спросил:
— Кирюша, что будет следующим номером нашей программы?
Не успел Кирилл ответить, как Лида строго напомнила Володьке:
— Мальчик, а тебе не пора домой?
— Я человек самостоятельный, — отмахнулся Володька.
— Ответ, достойный мужчины, — не удержался и похвалил Миша.
— Но, Миша, мальчика ждут родители, беспокоятся наверняка, — стояла на своем Лида. — И вообще, мы не знаем, кто он, откуда…
— Я знаю одно, — резко ответил Миша. — Володька — отличный парень, и больше ничего не хочу знать…
Володька подхватился, обвел взглядом студентов.
— Я пошел… Спасибо за ужин. До свидания.
Наступило неловкое молчание. Все глядели в темноту, где исчез в одно мгновение Володька.
Миша побренчал немного на гитаре и отложил ее в сторону.
— Миша, чего же ты не играешь? — спросила Лида. — Сыграй, а то грустно стало.
— Сама сыграй, — огрызнулся Миша.
— А я не умею, — ответила Лида.
— Тогда сиди и помалкивай…
Миша вскочил и поспешно зашагал в ту сторону, куда направился Володька.
— Какая его муха сегодня укусила? — удивилась Лида.
— А ты не догадываешься? — спросил Кирилл, поправляя очки.
— Кирилл, давай споем, — попросили студенты.
Кирилл пересел на место Миши и взял гитару.
Миша спустился с холма к пляжу. Глаза постепенно привыкли к темноте. Но Володьки нигде не было видно.
Миша остановился, прислушался. Мягко, лениво набегали на берег волны и беззвучно рассыпались. Внезапно Мишино ухо уловило, как неподалеку сорвался и покатился камень.
Миша кинулся к скале, поросшей кустарником, вскарабкался наверх и очутился у входа в пещеру. При его приближении в глубине пещеры кто-то затих, затаился.
— Володя, ты не бойся, это я! — прошептал Миша.
— Я не боюсь, — ответил Володька, как показалось студенту, с облегчением.
Миша сел у входа в пещеру.
— А чего домой не идешь? — спросил он.
— Неохота, — ответил Володька.
— Понятно, — присвистнул Миша. — Батя выдрал тебя, и ты убежал из дому.
Володька не отозвался.
— Я сразу догадался, что у тебя не все ладно, — промолвил Миша. — Ничего, поживешь с нами, заработаешь кучу денег, велосипед купишь… Слушай, пошли к нам ночевать, в палатке места хватит…
— Не хочу, — сказал Володька. — А утром я приду, не опоздаю.
— Обиделся на Лидку, — догадался Миша. — Она зануда порядочная, но девчонка неплохая…
На море застучала моторка. На ночной лов пошли рыбаки. Володька и Миша долго слушали, как затихает вдали стук мотора.
— А у меня вот какая история вышла, — неожиданно признался Миша. — От нас с мамкой отец удрал. Мне тогда семь месяцев было, я его совсем не помню и после ни разу не видел. Маме он сказал, что духовно ее перерос и если останется с нами, то погубит свою индивидуальность. Вот так он выразился, мой папа, папочка, папуля… Большой шутник он был, весь в меня…
Миша замолк. Володька тоже не подавал голоса.
— Ты не спишь? — спросил Миша.
— Нет, — тихо ответил Володька.
— А вот это совершенно зря, — расшумелся Миша. — Надо спать, сил богатырских набираться. Завтра тебе придется поишачить. Я, знаешь, какой свирепый — настоящий рабовладелец. Я с тебя семь потов сгоню, семь шкур спущу.
Володька рассмеялся.
Миша попрощался и ушел. В ночной тишине долго были слышны его шаги. Но вот и они затихли.
Мальчишка высунул голову из пещеры и ахнул. Такой уймы звезд Володька еще никогда не видел. На небе было настоящее столпотворение.
Володьке вдруг показалось, что он один на всей земле, и стало ему нестерпимо больно, и он заплакал. Володька ревел, давился слезами, стонал от обиды, и лишь одно мальчишку утешало, что никто его не видит, кроме звезд. А звездам до Володьки не было никакого дела.