— Его зовут Уриэль, — сказал Шедуэлл. — Огонь Небесный. И он пришел, чтобы покончить с магией. Это его единственная цель. Покончить с волшебством. Раз и навсегда.

Туман снова задрожал, но Кэл не отрываясь смотрел на Шедуэлла, слишком заинтригованный, чтобы уйти. Неразумно стоять и выслушивать банальности, если могущественный ангел находится на расстоянии плевка отсюда. Но Муни никогда не отличались практичностью.

— Это мой подарок миру, — возвестил Шедуэлл. — Я уничтожу магов. Всех до единого. Как видишь, я больше ничем не торгую. Я делаю это из любви.

При упоминании о торговле Кэл понял, какое изменение произошло в этом человеке. Пиджак Шедуэлла — волшебный пиджак, полный иллюзий, разбивший сердце Брендана и, без сомнения, многих, — исчез. Его заменило пальто, безукоризненно скроенное, но не содержавшее в себе никаких чар.

— Мы покончим с наваждениями и обманами. Покончим со всем этим…

Пока он говорил, туман задрожал и из него донесся крик, затем резко оборвавшийся. Де Боно. Умирающий, но пока живой.

— Ты скотина, — произнес Кэл.

— Меня обманули, — ответил Шедуэлл, нисколько не задетый тоном Кэла. — Ужасным образом обманули. Соблазнили волшебством, заставили проливать кровь, чтобы я смог получить то, чем меня соблазняли…

— А что ты делаешь сейчас? — выплюнул Кэл. — Опять проливаешь кровь.

Шедуэлл развел руками:

— Смотри, у меня ничего нет, Кэлхоун. Вот он, мой дар. Пустота.

— Мне не нужны твои проклятые подарки.

— Нет, нужны. В глубине души ты хочешь этого. Они ведь и тебя одурачили своим цирком. Но теперь их выходкам придет конец.

В его голосе звучала искренность политикана, убеждающего соратников в разумности бомбового удара. Эта бездушная искренность ужасала сильнее, чем истерика или прямое зло.

Кэл осознал, что его первое впечатление было ошибочным. Шедуэлл-актер никуда не исчез. Он лишь отказался от привычной манеры игры, от гипербол, и теперь обходился минимальными средствами, так что его игра почти не воспринималась как представление. Но это все-таки был спектакль. Это был его триумф: Шедуэлл как он есть.

Туман начал клубиться с прежней энергией. Уриэль возвращался.

Кэл еще раз взглянул на Шедуэлла, чтобы раз и навсегда запомнить эту маску, развернулся и побежал.

Он не видел, как Бич вышел из тумана, зато услышал, как взорвалась у него за спиной машина, почувствовал, как полыхнуло жаром и падающий снег превратился в теплую жижу. Он услышал голос Шедуэлла — трескучий на трескучем морозе:

— Я тебя вижу. Так он сказал.

Шедуэлл лгал. Он не видел, не мог увидеть. На сей раз туман стал союзником Кэла. Он мчался сквозь него, не выбирая направления, лишь бы обогнать компаньона этого любителя делать подарки.

Из тумана проступил какой-то дом. Кэл не узнал его, но все равно бежал по мостовой, пока не достиг первого перекрестка. Перекресток он узнал и вернулся на Чериот-стрит сложным маршрутом, который должен был сбить со следа его врагов.

Он не сомневался, что Шедуэлл догадается, куда он стремится, а живой туман, прикрывающий Бича, прошел уже почти половину Чериот-стрит. Эта мысль придала Кэлу сил. Он должен добраться до дома раньше пламени. Ведь там осталась книга Сюзанны, сохранить которую она доверила ему.

Дважды он поскальзывался на предательском льду, дважды поднимался — ноги, руки и легкие болели — и снова бежал. На железнодорожном мосту он перелез через заграждение и вскарабкался по насыпи. Туман здесь редел, и обычный снег падал на безмолвные рельсы. Кэл уже явственно видел задние дворы домов. Он мчался, пока не достиг забора на задворках отцовского дома. Перелез через забор и, пробегая мимо голубятни, понял, что у него есть еще одна обязанность и он должен выполнить ее перед побегом. Но сначала книга.

Через сугробы в саду он добрался до черного хода и ввалился в дом. Сердце бешено колотилось о ребра. В любой миг Бич мог появиться здесь, и тогда это место, его родной дом, постигнет участь Фуги. Нет времени собирать сентиментальные безделушки. Осталось несколько секунд, чтобы взять с собой самое необходимое, и это в лучшем случае. Кэл схватил книгу, свое пальто и кинулся на поиски бумажника. Взглянул в окно и увидел, что улица за стеклом исчезла, туман прижался холодным лицом к стеклу. Кэл сунул в карман бумажник, снова промчался через дом и вышел тем же прем, каким пришел: через заднюю дверь и заросли кустов, которые его мать посадила много весен назад.

У голубятни он остановился. Он не мог забрать с собой Тридцать третьего и его подругу, но он мог дать им свободу, если они захотят. Птицы хотели. Они метались по промерзшей клетке, которую Кэл сам построил для них, и прекрасно чувствовали висевшую в воздухе опасность. Как только он открыл дверцу, они выпорхнули и взметнулись в небо, полетели сквозь снег вверх, к спасительным облакам.

Когда Кэл бежал вдоль насыпи — не обратно к мосту, а в противоположном направлении, — он осознал, что может никогда больше не увидеть свой дом, оставшийся за спиной. От этой мысли его пронзила боль, заставившая забыть о морозе. Он остановился и попытался запечатлеть в памяти все, что видит: крышу, окна родительской спальни, сад, пустую голубятню. В этом доме он родился и вырос, стал таким, какой есть, плохо это или хорошо; здесь жили его воспоминания об Эйлин и Брендане. Но все-таки это просто кирпич и цемент; что ж, пускай зло поглотит его, как поглотило Фугу.

Удостоверившись, что хорошо запомнил эту картину, Кэл побежал дальше в снежную пелену. Не успел он преодолеть и двадцати ярдов, как грохот взрыва возвестил о том, что он стал бездомным.

Если в событиях следующего дня и была какая-то последовательность, то она заключалась в невозможности ожидаемых встреч и неизбежности неожиданных.

Сюзанна накануне вечером решила, что съездит в Ливерпуль и разыщет Кэла. Теперь не было смысла осторожничать. События явно приближались к развязке. Необходимо предупредить его и разработать план (такие планы составляют только при личном участии), как наилучшим образом защитить книгу Мими и их собственные жизни от надвигавшейся бури. Сюзанна пыталась дозвониться Кэлу около полуночи, но никто не ответил.

Утром она позвонила Апполин, только что приехавшей из Солсбери, чтобы рассказать о том, что видела и слышала в усыпальнице. Она была готова к тому, что Апполин откажется верить в искренность духа Иммаколаты, однако с этим не возникло никаких проблем.

— А почему бы нам не поверить ей? — отозвалась Апполин. — Если мертвые не говорят правды, кто вообще ее говорит? Кроме того, она лишь подтвердила то, что мы уже знаем.

Сюзанна сообщила, что собирается ехать в Ливерпуль и поговорить с Кэлом.

— Что ж, ты будешь там не одна, — ответила Апполин. — Кое-кто отправился на поиски магии в дом твоей бабушки. Выясни, получилось ли у них что-нибудь.

— Я разыщу их. И позвоню, когда встречусь с ними.

— Только не надейся застать меня трезвой.

Прежде чем отправиться в путь, Сюзанна снова попыталась дозвониться до Кэла. На этот раз она услышала в трубке короткие гудки, и оператор не сумел объяснить ей, в чем причина. Если бы Сюзанна включила радио, она узнала бы ответ из выпуска утренних новостей, а по телевизору даже увидела бы кадры с пятном выгоревшей земли на том месте, где стоял дом Муни. Но она включила новости слишком поздно, застав только прогноз погоды, обещавший снег, снег и еще раз снег.

Поездка на машине, поняла Сюзанна, обернется катастрофой. Поэтому она доехала на такси до Юстона и села на утренний поезд, идущий на север. Когда она отправлялась в четырехчасовую поездку до Ливерпуля, Лайм-стрит (на деле это заняло шесть часов), Кэл уже был на полпути в Бирмингем. Он сел на поезд, отходящий в 8.20, через Ранкорн и Уолвергемптон.