– Какой у него адрес?

Берта взяла листок бумаги, нацарапала на нем адрес и сказала:

– Он живет в квартире 825, в одном из тех домов, где докладывают о посетителях. Отдельный коммутатор и прочая ерунда. Ну ничего... подождем, когда Бобу что-нибудь от меня потребуется.

– Может быть, он недоволен тем, что ты разбудила его.

– Он и попытался мне это внушить. Каков наглец! Представляешь, дружок, не боится вводить в заблуждение Берту Кул!

– Может быть, он собирался досыпать.

– Ну уж нет. Нечего ему спать так долго! Я и так слишком много для него сделала.

– Что же ты для него сделала, Берта? Эта информация может мне помочь.

– Однажды я помогла ему уйти от правосудия. И, поверь мне, это было не так просто. Я чуть было не потеряла патент из-за него. Но это тебя уже не касается. Лучше тебе этого не знать. Но ты на него можешь давить, дружок.

– Ладно. А ты тут кое-что сделай, пока меня не будет.

– Что?

– Полиция намерена закрыть это дело. Со всех снимаются подозрения... Мне нужна сумка Минервы Карлтон, в которой находится пуля. Ты должна уговорить Стэнвика Карлтона, чтобы он, как муж погибшей, потребовал у властей возвращения ее вещей. Когда он получит эту сумку, уговори его отдать ее тебе на экспертизу.

– Какую экспертизу?

– Нужно проследить траекторию полета пули.

– Ага, поняла.

– Стэнвик Карлтон – очень большой и очень сильный человек. Однако он думает, что он гораздо сильнее, чем он есть на самом деле. Мне кажется, что он захочет поплакать у кого-нибудь на плече.

– Хорошо, – сказала Берта, – тогда я прижму его к груди, и пусть рыдает вволю.

– Будь ему матерью, Берта. Ты ведь не против сыграть мамочку? А, Берта?

– За деньги я хоть бабушку сыграю.

Многоквартирный дом был построен с таким расчетом, чтобы угодить публике, желающей произвести впечатление. Фасад выглядел прекрасно. В нарядном холле стоял пульт управления и коммутатор. Важного вида клерк управлялся с обоими. Там был даже лифтер, одетый в голубую ливрею с золотыми галунами. На воротнике и рукавах ливреи был вышит герб многоквартирного дома.

Клерк пристально на меня посмотрел.

– Мне нужен мистер Элджин, – сказал я.

– Роберт Элджин?

– Да.

– Он ждет вас?

– Да.

– Назовите ваше имя, пожалуйста.

– Лэм.

Клерк повернулся к коммутатору, вставил штекер в гнездо розетки, подождал, пока загорится свет, и сказал:

– К вам какой-то мистер Лэм. Он говорит, что вы его ждете... Спасибо.

Он вытащил штекер, снял наушники и сказал:

– Можете подняться, квартира 825.

Лифтер поднял меня наверх, остановил лифт и показал мне квартиру Элджина.

Дом, как я и предполагал, был шикарным только снаружи. Внутри же он был нарезан на маленькие квартирки.

Боб Элджин стоял на пороге, на нем был халат, пижама и выражение крайней усталости на лице. Мне кажется, в жизни своей я не видел человека, который выглядел бы таким уставшим, это было не утомление, а именно усталость, абсолютная усталость от себя, от жизни, от работы, от окружения.

К нижней губе его прилипла сигарета, и было такое впечатление, что мышцы рта не в состоянии ее удержать, – она свободно свисала, еще больше подчеркивая усталость его черт.

– Вы Лэм? – спросил он.

– Да.

Я протянул ему руку. Он вяло пожал ее.

– Партнер Берты Кул?

– Да.

– Входите.

Я вошел. Квартира состояла из двух комнат. В гостиной стояли диван, два кресла и стол, на полу лежал сильно потертый ковер, на окнах – ветхие тюлевые занавеси и на стенах – несколько картин. В приоткрытую дверь видна была спальня, а из нее – дверь в ванную.

В углу гостиной стояли маленький столик, холодильник и маленькая электроплитка. Над ними на стене – несколько полок.

В раковине было несколько грязных тарелок. На столе стояли два стакана. На дне стаканов было примерно по полдюйма воды – очевидно, за ночь растаяли кубики льда. Пепельницы были переполнены окурками, и, несмотря на открытое окно, в комнате стоял стойкий запах табака и спиртного. На столе лежал номер «Вэрайэти» и еще один – на диване. На диване же стопкой лежали воскресные газеты. По-видимому, Элджин собрался их прочитать сразу же после разговора с Бертой Кул, но потом почему-то раздумал.

Он был выбрит и причесан. Черные блестящие волосы зачесаны назад.

– Садитесь, – сказал он. – Чувствуйте себя как дома. У меня здесь беспорядок. Вчера вечером я немного выпил.

Я кивнул и сел.

Ему было на вид лет пятьдесят. Впалые щеки, широкие скулы, широко расставленные черные глаза. У него была привычка вскидывать голову и смотреть на собеседника из-под полуприкрытых век. Это придавало ему особое выражение безразличия.

– Вы, наверное, работаете допоздна, – сказал я.

– Я возвращаюсь домой под утро. – В голосе его была безнадежная усталость.

– Я слышал, вы разыгрываете целые спектакли в «Кабаните», – сказал я.

На лице его появилась гримаса отвращения. Он глубоко затянулся, пустил две струйки дыма через ноздри и сказал:

– Обыкновенная работа.

– Помещение принадлежит вам?

– Нет. Я его арендую.

– У вас здесь стабильная работа?

– У меня здесь стабильный бизнес. А что, хотите купить этот притон?

– Нет. Мне просто интересно, как он работает.

– Мы видим одни и те же лица, – сказал Элджин, – в таком месте, как это, приходится много работать, чтобы создать ему популярность. У меня, например, есть такой номер: я рассказываю двусмысленный анекдот... Говорю очень быстро, не жду, пока публика поймет и начнет смеяться. Закончив, я сам начинаю хихикать. Потом делаю паузу и с удивлением смотрю на молчащую публику... Зал ложится...

– Особенно женщины? – спросил я.

– ...ну просто покатывается со смеху...

– Но первой всегда смеется женщина?

– Да, – согласился он, – женщины очень падки на все эти двусмысленности, скороговорки. Обычно какая-нибудь вдовица, которая давно уже знает ответы на все вопросы, вдруг начинает хихикать как ненормальная. Я останавливаюсь и смотрю на нее с удивлением... За это время и до остальных доходит, и они начинают хохотать.

А если анекдот совсем непристойный, то всегда найдется какой-нибудь шумный малый, который загогочет первым. Я не обращаю на него никакого внимания, продолжаю рассказывать как ни в чем не бывало и останавливаюсь только тогда, когда начинается общий хохот... Нужно только правильно рассчитать время. В этом-то и состоит вся работа. Главное – не делать длинных пауз, чтобы публика не могла опомниться. Длинная пауза может вызвать шок. Нужно говорить не переставая...

– И тогда они попадаются на удочку?

– Я же вам говорю: они заглатывают крючок моментально. Если вы говорите женщине что-нибудь рискованное наедине, вы тут же получаете оплеуху. А здесь, на глазах у всего зала, она хохочет над непристойными шутками, которые... Какого черта вам от меня нужно?

– Я хотел узнать кое-что об одной женщине.

– О боже!

– В чем дело?

– Поднять меня в такую рань из-за женщины. Я могу назвать вам не менее пяти сотен женщин. И еще дать номера их телефонов.

– У вас много знакомых?

– Я знаю каждую шлюху в городе.

– Ну, она, может быть, и не шлюха. Но недавно была в вашем клубе.

– Как она выглядит?

– Она очень маленького роста, но прекрасно сложена, светлые волосы, широкие скулы, пухлый рот, карие глаза, во взгляде что-то детское и...

Он сделал движение рукой, ленивое вращательное движение кистью, напоминающее плывущего тюленя, вяло перебирающего ластами.

– Знаете такую? – спросил я.

– Да я знаю сотни таких. Они все похожи друг на друга. Вы же описываете типаж, а не индивидуальность.

– Но у этой – как раз есть индивидуальность.

– К нам приходят сотни таких. Ничем не могу помочь. Придется вам самому посетить наш притон.

– Но эта – зажигательная девочка, и, уверяю вас, у нее есть индивидуальность!