Элси раскрыла книжку и прочла адрес: «Люсиль Холлистер, 1925, Моно-Драйв, передать через миссис Артур Марбери».

Элси спросила небрежно:

– У вас есть с собой визитная карточка, мистер?

– Конечно, – сказал я.

Элси протянула руку.

– Десять долларов, – сказал я.

– Откуда такое самомнение?

– Я думаю, что вы продадите мой адрес не меньше чем за двадцать пять долларов, и хочу оставить вам пятнадцать долларов дохода.

Девушки переглянулись и засмеялись.

– Нам нужно спешить, Элси, – заторопилась Бесси. – У нас уйма работы. Боюсь, что мы измотаемся сегодня. Нужно еще вернуться в «Красный петух», отдать фотографии, потом поспеть сюда... У нас даже не хватит времени, чтобы написать завещание.

– Я поеду с вами до «Красного петуха», а там выйду, – сказал я.

– Хотелось бы, чтобы вы все-таки представились, – сказала Бесси с сожалением в голосе.

– Я знаю, что вам этого хочется.

Она засмеялась:

– А вы славный. Раз уж вы не хотите говорить, кто вы, то хоть помогите управиться с этой кипой.

– Он «за» обеими руками, – сказала Элси ехидно.

Я вышел у «Красного петуха», на том месте, где оставил нашу развалюху.

Когда я ехал по направлению к Моно-Драйв, я заметил в наружном зеркале автомобильные огни. Они были довольно далеко. Я прибавил скорости, но машина не отставала, хотя и держалась на приличном расстоянии.

По привычке я взглянул на указатель уровня бензина. Стрелка показывала, что бак пуст. Я заправился еще перед выездом в «Красный петух».

Конечно, прибор тоже может барахлить... В любом случае нужна была максимальная подача горючего в двигатель, чтобы сделать рывок.

Я нажал на акселератор до предела. Дорога, по которой я ехал, проходила через промышленный район на окраине города. Подъездные ветки железной дороги кое-где пересекали шоссе. На огромных пустынных пространствах было разбросано несколько заводов. Движение на дороге было слабым. Темнота сгущалась.

Наша кляча кашлянула и заглохла, опять завелась, кашлянула и захлебнулась, на этот раз навсегда. Я открыл дверцу и вышел. На дороге было пусто, если не считать неотвратимо приближающихся автомобильных огней.

Я оглянулся. То, что я увидел, мне не понравилось. По одну сторону дороги стояла фабрика. Там было тихо и темно. Фабрика была окружена высоким забором, на котором через равные промежутки неоднократно повторялась надпись: «Не входить!» На подъездной ветке стояло несколько товарных вагонов, как раз у обочины дороги. За подъездной дорогой находился склад, окруженный очень высоким забором.

По логике вещей я должен был торчать возле машины, поджидая автомобилиста, который согласился бы подтащить нашу клячу к ближайшей заправочной.

Но мне не хотелось поступать по логике вещей.

Я поискал глазами, где бы можно было спрятаться. Спрятаться было негде.

Я перебежал дорогу и спрятался под вагоном, свернувшись калачиком в тени колес.

Это было ужасно неудачное место для укрытия. Свет фар приближался. По дороге скользили тени. Наконец машина остановилась. Я услышал, как открылись и захлопнулись дверцы.

Мужской голос выкрикнул:

– Эй, в чем дело? Все в порядке?

В ночной тишине слышался ровный гул мотора.

Второй голос, женский, произнес:

– Он где-то здесь... Наверное, бензин кончился. Он же был прямо перед нами.

Я изо всех сил старался не выдать себя. Парочка рыскала вокруг. Я видел их тени и изредка ноги: мужские – короткие и мускулистые, женские могли бы послужить моделью для рекламы чулок.

Мужчина сказал:

– Куда он подевался? Он же ехал впереди нас. Я не ошибаюсь, детка?

– Нет. Это наверняка его машина. Он не мог уйти далеко. Давай осмотрим вагоны.

– Чего ради он должен выпрыгивать из автомобиля и забираться в товарный вагон? – сказал он с раздражением. – Естественно, он должен был сделать то, что делает любой человек, у которого кончается бензин. Он должен был стоять у машины и ждать, пока кто-нибудь подъедет. Когда он увидел нашу машину, он должен был остановить нас и попросить помощи.

– Ну а он не сделал того, что должен был сделать, – сказала она резко и добавила: – Догадываешься почему?

– Мы ведь не приближались к нему настолько, чтобы он мог испугаться.

– Значит, он сидит в машине, – сказала она язвительно.

Я слышал, как мужчина взбирается по железным ступенькам товарных вагонов, потом я услышал его шаги на крыше. Женщина же ходила вдоль вагонов и заглядывала между ними.

Я осторожно выскользнул из своего убежища и, стараясь держаться в тени, быстро пошел вдоль вагонов.

Я слышал ровное урчание мотора, и это меня обнадеживало.

Мужской голос сказал:

– Его здесь нет. Давай посмотрим под вагонами.

– Он где-то здесь, – сказала женщина сердито. – Не мог же он перелезть через этот забор и... Эй, вон он!

Мужчина заорал, и они бросились бежать. Я вскочил в их машину, захлопнул дверцу, включил передачу, и машина тронулась. Я успел проехать почти пятьдесят ярдов, прежде чем увидел в темноте позади целую серию светящихся точек. Одна из них вдруг ударила в заднее стекло, и бесчисленные трещины разошлись в разные стороны.

Я сбросил скорость только тогда, когда въехал на перекресток. Повернул налево, потом направо, въехал на другой перекресток, еще раз повернул, попетлял в жилом массиве и, прежде чем бросить машину, нашел трамвайную остановку. Я, конечно, принял меры предосторожности и заглянул в регистрационное удостоверение, прикрепленное к рулевой колонке. Машина была зарегистрирована на имя Сэмуеля Лаури, Рипплинг-авеню.

Я сел в трамвай и ехал в нем до тех пор, пока не увидел такси. Тогда я спрыгнул и пересел в такси. Я велел таксисту везти меня на Моно-Драйв.

Когда мы подъехали к дому, там было темно, и водитель предложил подождать. Но я убедил его, что мои друзья скоро придут, хорошо заплатил и, когда он отъехал, прошел пешком полтора квартала и остановился у дома 1925.

В этом районе дома были довольно дорогие. Не то чтобы шикарные дома богачей, но, без сомнения, они принадлежали людям вполне обеспеченным. Это был новый жилой массив. Дома были построены из современных материалов с большим количеством стекла, но по оригинальным проектам. Большая часть из них – одноэтажные постройки с внутренними двориками – отличалась изяществом линий. Их еще нельзя было отнести к разряду шикарных особняков с плавательными бассейнами, но они к нему приближались.

Я нашел дом, который искал. Плавно закругляясь у стен гостиной, он постепенно переходил в гараж. Противоположное, вытянутое, крыло дома служило оградой внутреннего дворика.

Я решил, что нужно взглянуть на внутренний дворик, прежде чем войти в дом. Я двинулся вдоль живой изгороди, с трудом продрался сквозь кусты, обошел гараж и вышел во внутренний дворик.

Я пожалел, что не взял с собой фонарик. Он бы мне очень пригодился. Часть дворика была забетонирована, другая же часть свежевскопана. Я завяз в мягкой земле и не сразу понял, где нахожусь. Потом сообразил и, двигаясь ощупью, постепенно вышел на твердый бетон.

Дом был построен таким образом, что внутренний дворик был закрыт от посторонних глаз, и поэтому окна спален выходили сюда. Девушка, стоявшая в освещенной спальне, не потрудилась даже опустить шторы. Окно спальни было современной конструкции. Стекло было вставлено в длинную стальную раму, доходившую до пола и напоминавшую балконную дверь. Сходство усиливала дверная ручка, при помощи которой открывалось и закрывалось окно. Конструкция была сделана с таким расчетом, чтобы в спальню проникало как можно больше света и воздуха.

Девушка была полуодета и стояла перед зеркалом, с явным одобрением рассматривая свое отражение. Это была та самая пышноволосая блондинка, которая вчера вечером увезла меня в мотель.

Я несколько замешкался, но потом все-таки решил, что пора открывать карты, и направился к окну. Она услышала мои шаги, когда я подходил к маленькому балкончику, куда и выходило полуоткрытое окно. Она увидела мое отражение в ручном зеркальце, при помощи которого разглядывала завиток на шее.