– Вот здесь я ничего не понимаю. Не думаю, что он был в нее влюблен. Мы были очень близки с ней. И я уверена, что она не стала бы от меня скрывать, если бы что-то было.

– Вы хотите сказать, что знали ее достаточно хорошо?

– Конечно.

– Если вдруг меня будут искать у вас, скажете, что я у вас был и ушел.

– Кто-то собирается вас разыскивать?

– Возможно.

– Из вашей конторы?

– Вероятно.

– А что собирается предпринять ваша компаньонка по поводу чека, который я ей дала?

– Вероятно, спустит с вас шкуру.

– Дональд, я вам все объяснила. Теперь вы видите, что моей вины здесь нет.

– Попробуйте придумать какое-нибудь сносное объяснение... Но предупреждаю вас: уговорить Берту Кул отказаться от двухсот долларов – это все равно что превратить атомный взрыв в икоту.

И, внушив ей эту мысль, я ушел, чтобы сразиться с собственными невзгодами.

У меня была еще одна ниточка. Боб Элджин звонил по телефону: Вэйверли 9-8765. Я помнил адрес некоего Сэма Лаури: Рипплинг-авеню, 968. Я узнал этот адрес и имя из регистрационного удостоверения, которое находилось в машине, преследовавшей меня накануне.

Надежда была очень слабой. Можно было ставить сто против одного... Но, как ни странно, я выиграл.

Я поискал фамилию Лаури в телефонной книге. Телефона у него не было. Тогда я поискал телефон Вэйверли 9-8765. Оказалось, что это коммунальный телефон в многоквартирном доме по адресу: Рипплинг-авеню, 968.

Я поехал туда. Это была последняя отчаянная попытка. Время истекало. Когда девушки-фотографы проснутся и прочтут утреннюю газету, они определенно припомнят адрес, который они давали мне. После этого у меня останется ровно столько времени, сколько понадобится Фрэнку Селлерсу, чтобы раскинуть свои сети.

Номер 968 на Рипплинг-авеню оказался невзрачным многоквартирным домом. Лаури жил на втором этаже.

Я позвонил.

Мне пришлось ждать довольно долго.

Наконец сверху послышался голос:

– Кто там?

– Вам письмо, – сказал я.

Зажужжало электрическое устройство, и дверь открылась. Я вошел.

На лестничной площадке стоял крепко сбитый широкоплечий малый лет двадцати восьми – двадцати девяти. Похоже было, что он себя в обиду не даст ни при каких обстоятельствах. На нем были домашние туфли, брюки и пижамная куртка. Темные волосы взъерошены. Толстая, как у борцов, шея... Сломанный нос придавал его плосковатому лицу что-то монгольское. Но в его ухмылке сквозило какое-то ленивое добродушие.

– В чем дело? – спросил он.

Я закрыл за собой дверь и сказал:

– Извините, если я поднял вас с постели.

– А, да ладно. Я обычно в это время и встаю. А в чем, собственно, дело? От кого письмо?

– Письмо от меня.

Добродушная улыбка исчезла. Он стоял, широко расставив ноги, загораживая проход. Во всей его фигуре чувствовалась враждебность.

– Не нравится мне все это, приятель, – сказал он.

– Меня зовут, – сказал я, – Дональд Лэм.

Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где он слышал это имя.

Я напомнил ему:

– Вы играли со мной в пятнашки прошлой ночью.

Его лицо просияло. Он широко улыбнулся, обнажив зубы. С левой стороны на верхней челюсти не хватало двух зубов.

– Так-так, – сказал он, – вот как обстоят дела! Проходите и садитесь.

Он посторонился и протянул мне руку. Рукопожатие было таким сильным, что у меня кости хрустнули.

– Получили свою машину? – спросил он. – Все в порядке?

– Да, – сказал я, – спасибо.

– Мы заправили вашу клячу бензином и поставили ее в стойло. Пришлось узнать, где вы ее обычно ставите. Правда, ключи я оставил в машине, но не думаю, чтобы на нее кто-нибудь позарился.

– Нет, нет. Все в порядке. Она была на месте.

– А что вы сделали с моей машиной?

– Оставил ее у трамвайной линии. Я подумал, что вы заявите о пропаже машины.

Он нахмурился:

– Вы, наверное, думаете, что я подлец какой-нибудь. Я бы ни за что так с вами не поступил.

Он пошел по коридору к своей квартире. Я за ним.

– Я пытался дозвониться до вас, – сказал я, – но никто не подходил к телефону. У меня есть ваш номер: Вэйверли 9-8765, так?

– Откуда у вас этот номер?

– У меня есть каналы, по которым я добываю информацию такого рода.

Он засмеялся:

– Это коммунальный телефон, он находится в холле. По нему невозможно дозвониться, если никого нет рядом. Хозяйка нашего дома живет в квартире рядом с холлом. Она хороший человек. И если она слышит звонок, то обязательно позовет к телефону. Но она не всегда бывает дома.

– Что бы вы сделали, если бы поймали меня? – спросил я.

Он ухмыльнулся:

– Сделал бы массаж при помощи рук. Может быть, немножко изменил бы черты лица, в зависимости от того, сопротивлялись бы вы или нет.

– А что вы собираетесь сделать сейчас?

– Сейчас я угощу вас чашечкой кофе. Как насчет кофе? Я все утро читал газеты и чертовски проголодался.

– Я уже съел три завтрака и выпил три чашки кофе.

– Ну тогда оставайтесь и усаживайтесь поудобнее. Мне, возможно, придется получить разрешение, прежде чем я вас выпущу. А вы вроде бы славный парень.

– Что же произошло прошлой ночью?

– Вы же знаете.

– Нет, не знаю, – сказал я.

– Но должны знать.

В его движениях была какая-то естественная легкость и даже изящество. Он налил воду в кофейник. Потом просунул голову в дверь спальни и крикнул:

– Эй, малышка!

Сонный голос отозвался:

– Кто там?

– Ты никогда не догадаешься, – сказал Лаури. – Приведи себя в порядок и выходи.

Я услышал шаги. Дверь спальни отворилась. На пороге стояла рыжеволосая красотка. На ней был мужской купальный халат. Слишком длинные рукава были подвернуты дюймов на шесть-восемь. Халат был обернут вокруг нее полтора раза и свисал до пола. От этого она казалась необычайно маленькой.

– Взгляни-ка на него, – сказал Лаури. – Это тот самый парень, который ускользнул от нас прошлой ночью, тот самый, которого мы не могли найти среди товарных вагонов.

– Ну и ну, – сказала рыжеволосая, – и он решился прийти сюда?

– Ну да.

– А что ему нужно?

– Этого я еще не знаю. Почисть зубки, детка, и умой глазки. Мы позавтракаем и все обсудим.

– Ладно, – сказала она и хлопнула дверью.

Через минуту в ванной зашумела вода.

– Красотка, – сказал Лаури.

– Да, это верно.

– Вы же ее не видели. Вот погодите – она снимет халат... И нрав веселый. Маленькая чертовка... Как вам приготовить яйца?

– Я уже трижды завтракал. Спасибо.

– Да, да. Вы говорили. Мне нужно хорошо позавтракать. Без хорошей пищи мне не сохранить форму... Она красотка, конечно, но готовить не умеет.

– Почему бы вам ее не обучить?

– Конечно, я попробую. Но, в общем-то, мне все равно.

Он нарезал ветчину, бросил ее на сковородку, поставил сковородку на газ и сказал:

– Должен отдать вам должное. Вы сообразительный.

– Не такой уж я сообразительный. Просто мне повезло.

– Я открылся, – признался он, – и это была ужасная глупость с моей стороны. Никогда бы не подумал, что вы сыграете со мной такую шутку. А где вы были? Под вагоном?

– Именно так. Под вагоном.

– Господи, какой же вы сообразительный! Не успел у вас кончиться бензин, а вы уже сообразили, где можно спрятаться.

– Чего вы хотели?

– Вы знаете, чего я хотел, черт возьми! Я хотел стукнуть вас пару раз и забрать у вас фотографии. Хотел поучить вас немножко, чтобы вы не совали свой нос в дела, которые вас не касаются.

– Почему?

– Видите ли, – сказал он, убавляя огонь под сковородкой, – это вопрос профессиональной этики. Вы лучше с кем-нибудь другим поговорите на эту тему.

– Я хочу поговорить на эту тему с вами. Почему Боб Элджин велел вам избить меня?

– Не трещи, приятель. У меня и так голова раскалывается. Я еще не завтракал, и мне неохота бить тебя на голодный желудок.