После очень короткой паузы, видя, что старшие центурионы колеблются, не решаясь оставить место, где в данную минуту угрожала самая большая опасность, он прибавил:

— Армодий, Клувиан! Именем верховного руководства приказываю вам идти!

Оба юноши, склонив головы, удалились скрепя сердце в разные стороны.

Тогда Спартак, обернувшись к своим товарищам, сказал:

— А теперь… вперед!

Он первый вошел в коридор, где находился склад оружия, и вместе с Эномаем, как вихрь, бросился на легионеров, начальник которых, одноглазый и безрукий ветеран, ожидая атаки, кричал:

— Вперед!.. Вперед!.. Ну-ка, гнусные гладиаторы… Впе…

Но он не успел докончить: протянув во всю длину руку, вооруженную толстым и длинным пылающим факелом, Спартак ударил его по лицу.

Старый легионер вскрикнул и отступил, в то время как солдаты делали тщетные попытки поразить мечами Эномая и Спартака, которые с отчаянной дерзостью боролись этим невиданным оружием, сделавшимся страшным в их руках. Они наступали на стражу, теснили ее и наконец отбросили ее от дверей склада.

В это время легионеры под предводительством Тита Сервилиана и капуанские солдаты, разделенные на два отряда, которые возглавляли центурионы Попилий и Элпидий Солоний, после того как снова прозвучали трубы, двинулись одновременно к трем дворам и стали метать дротики в столпившихся там безоружных гладиаторов.

Это была страшная минута. Под густым дождем смертоносных дротиков безоружные гладиаторы с диким воем, проклятиями, ревом отступали к разным выходам из двора и, словно в один голос, кричали:

— Оружия!.. Оружия!.. Оружия!..

А дождь дротиков не утихал. Скоро отступление гладиаторов превратилось в паническое бегство. Началась давка у входов, толкотня в коридорах, гладиаторы мчались к своим конурам, падали, давили, топтали друг друга, во все концы школы Лентула доносились их проклятья, крики, вопли, просьбы, мольбы, стоны раненых и умирающих.

Избиение гладиаторов в первых трех дворах и их бегство вызвали панику и упадок духа в когортах, находившихся в других дворах; ряды гладиаторов стали быстро редеть, пришли в беспорядок и вскоре совсем расстроились. Будь у этих людей оружие, они могли бы сражаться и умерли бы все до одного или одержали бы полную победу даже над двумя римскими легионами. Но, безоружные, обреченные на избиение, гладиаторы не могли и не хотели оставаться вместе даже и четверти часа, — каждый думал только о своем спасении.

В это время Спартак и Эномай бок о бок с двумя другими товарищами дрались, как львы. Теснота коридора не позволяла сражаться более чем четверым в ряд, и в короткое время им удалось отогнать легионеров от двери; энергично преследуя их, они очень скоро оттеснили легионеров в атрий, где собралось более сотни гладиаторов с факелами. Одних легионеров они окружили, обезоружили и убили, а другие, с обожженными лицами, ослепленные, обратились в бегство; в это время гладиаторы, ворвавшиеся в коридор, свалили факелы в кучу перед дверью оружейного склада, пытаясь поджечь ее и таким образом открыть туда доступ.

Легионеры, воя от боли, разбегались, как безумные, в разные стороны; некоторые из них оказались в толпе преследуемых гладиаторов и, попав под ноги бегущих, были затоптаны ими, другие же очутились в середине когорт Сервилиана, Попилия и Солония, которые шли сомкнутым строем, преследуя отступавших гладиаторов. Трибун и центурион были предупреждены об угрожавшей им опасности, которая могла вырвать из их рук победу, так легко доставшуюся им. Поэтому Попилий поспешил к школе Геркулеса, бросился в коридор, где уже загорелась дверь оружейного склада, и, сообразив, что действовать мечом против факелов невозможно, приказал своему арьергарду метать в неприятеля дротики. Это оружие и здесь оказалось столь убийственным, что быстро принесло победу над мужеством восставших. Отряд Спартака отступил, но так как здесь были самые храбрые и сильные гладиаторы, то он отступал в полном порядке, кидая в римлян факелы. Гладиаторы вынимали дротики из тел раненых и убитых товарищей и уносили это оружие с собой; отойдя в глубь коридора к атрию, действуя дротиками, как мечами, они яростно оспаривали у легионеров выход из коридора.

Оказавшись вместе с Эномаем и с сотней гладиаторов во дворе, Спартак увидел беспорядочно бегущих гладиаторов. По крикам, воплям и возгласам он понял, что внутри дворов все кончено; оставался лишь один путь к спасению: вырваться из школы и искать убежища на Везувии.

Вернувшись в атрий, он крикнул громовым голосом, который был слышен среди шума боя:

— У кого есть меч, стойте здесь и защищайте этот выход от легионеров!

Несколько гладиаторов, вооружившись мечами и копьями, отнятыми у сторожей оружейного склада, стали живой стеной у выхода, которым тщетно пытался овладеть отряд Попилия; раненный в правую руку и в голову, сам Попилий храбро сражался в первом ряду.

— Следуйте за мной! — кричал Спартак и, размахивая высоко в воздухе факелом, подавал этим знак другим гладиаторам.

Быстрым шагом он вместе с Эномаем направился к стене, окружавшей школу, — к тому самому месту, где была узкая и низкая калитка, заколоченная много лет назад. Она могла стать теперь единственным путем к спасению.

Но чтобы поджечь ее, потребовалось бы не менее получаса, между тем победители, продвигаясь по всем проходам и переулкам, не дали бы гладиаторам возможности использовать драгоценные минуты, а у гладиаторов не было ни секир, ни молотков, чтобы выломать дверь. Что же делать? Как открыть возможно скорее этот выход?

В волнении и тревоге все искали средство добиться этой цели. Вдруг Эномай, заметив мраморную колонну, лежавшую неподалеку, крикнул товарищам:

— Самые сильные, вперед!

И тотчас семь или восемь самых рослых и сильных гладиаторов вышли вперед и стали перед Эномаем; окинув их опытным взглядом, он нагнулся над колонной и, подложив руки под один ее конец, сказал высокому и могучему самниту, почти такому же гиганту, как и он сам:

— А ну-ка покажи свою силу. Бери эту колонну за другой конец.

Все поняли намерение Эномая. Гладиаторы освободили место перед калиткой, а германец и самнит без труда подняли и перенесли колонну ближе к калитке. Затем, раскачав эту огромную глыбу, они обрушили ее на дверь, и та затрещала под страшным ударом.

Гладиаторы дважды повторили этот удар, а на третий раз дверь раскололась и рухнула на землю. Погасив и бросив факелы, гладиаторы в молчании вышли через этот проход вслед за Спартаком и по темным, узким улицам города направились к харчевне Ганимеда.

Харчевня эта была самой близкой к школе Лентула и наиболее посещаемой, потому что хозяином ее был рудиарий, большой друг Спартака. Он принимал участие в заговоре и оказал немало услуг Союзу угнетенных.

Над входом в это питейное заведение висела безобразная вывеска с изображением отвратительного Ганимеда, наливающего красный, как свернувшаяся кровь, нектар, в чашу такого же уродливого Юпитера. Находилась харчевня на расстоянии выстрела из лука от тех ворот, где стояли на посту капуанские солдаты, возглавляемые толстым и благодушным префектом Меттием Либеоном.

Спартак и двести гладиаторов продвигались в глубоком молчании со всевозможными предосторожностями. Они неслышно шли друг за другом и по данному вполголоса приказу все остановились.

Фракиец, германец и еще семь или восемь человек вошли в кабак. Владелец его, рудиарий, был в страшной тревоге за исход борьбы, о которой догадывался по крикам и шуму, доносившимся сюда из школы. Он вышел навстречу гладиаторам и участливо спросил:

— Ну как?.. Какие вести?.. Как идет сражение?

Но Спартак прервал расспросы, сказав:

— Вибиний, давай нам все оружие, какое только у тебя есть. Дай нам все, что в руках отчаявшихся людей может стать оружием!

И, подбежав к очагу, Спартак схватил огромный вертел, а Эномай — топор, висевший на стене. Собрав в охапку вертела, ножи и косы, он вышел из трактира и распределил это оружие между гладиаторами. Его примеру последовали остальные, и вскоре все были вооружены; они захватили с собой также три небольших лестницы, которые нашлись в кабаке, и несколько веревок.