Он смотрел на своих людей при свете факела; их лица были измученными, изнуренными усталостью и голодом.

Смогут ли они победить самую сильную армию во всей Греции? Их души готовы, но смогут ли их тела выдержать это последнее, неимоверное усилие?

Он встал, надевая шлем, и взял меч. Какой устрашающий вид был у него в этих сияющих доспехах!

— Мы сражаемся за нашу жизнь и свободу, — сказал он. — Они не остановят нас. А теперь приготовьте факелы и следуйте за мной.

Он направился к воротам, воины строем последовали за ним, проходя между двумя молчаливыми колоннами стариков, детей и юношей.

Полная тьма окутала гору; редкие тучи затмевали тусклый свет звезд. Они спускались по тропе, которая вела в долину, пока не оказались почти у первых спартанских сторожевых постов.

Клейдемос, прячась за скалу, смог рассмотреть двух часовых, которые сидели рядом с лагерным костром. Он вспомнил тактику фракийцев, когда командовал четвертым отрядом равных: они разводили огромные костры, чтобы освещать широкий участок земли, но часовые оставались в тени для того, чтобы их не могли заметить.

Кивком головы он подозвал лучников и показал им цель.

— Они должны упасть без единого звука! — сказал он и подал сигнал.

Лучники выстрелили сразу все вместе, и оба часовых упали, пронзенные градом стрел.

— Теперь, — сказал Клейдемос, — мы можем напасть на лагерь, который не будет предупрежден, потому что предупреждать его некому. Когда я подам сигнал, атакуйте, используя все, что есть под рукой: перерезайте палаточные веревки, чтобы палатки упали на тех, кто спит внутри, и кричите изо всех сил; пусть они думают, что нас тысячи. Поджигайте все, что можете, выпускайте лошадей на свободу, крушите их продовольственные припасы, но не действуйте в одиночку; оставайтесь группами, одна рядом с другой. Когда пройдете через весь лагерь и разрушите его, направляйтесь к крепостному валу внизу в долине, как мы и договаривались. Лучники остаются в темноте сзади и будут стрелять по кострам. Да помогут вам боги!

Он поднял вытянутую руку и подал сигнал. Люди рассыпным строем ринулись вперед с дикими криками. Мгновенно они накинулись на сторожевые посты. Бойцы набрасывались на часовых, ошеломляя их, а спартанские воины, внезапно разбуженные глухой ночью, старались схватить свое оружие и выбежать из палаток, где их встречали повстанцы, которые к этому времени уже были везде.

В темноте завязывались беспощадные рукопашные бои, в красноватом свете костров и факелов зрелище было ужасающее настолько, что на него было невозможно смотреть. Крики, возбужденные приказы, проклятия, ржание лошадей и переплетение окровавленных тел повсюду…

Но вскоре люди Клейдемоса обнаружили, что находятся на открытом пространстве, и поняли, что большая часть лагеря остается на расстоянии приблизительно ста шагов позади, за ними.

Царь Плистарх, должно быть, изменил положение лагеря в последние часы, опасаясь именно такой вылазки. Там, где осуществлялась вылазка, была только легкая пехота.

Когда илоты побежали через поляну, трубы уже протрубили тревогу, гоплиты Плистарха строились в боевой порядок.

Атака в таких условиях на открытом поле была бы просто настоящим безумием. Клейдемос приказал своим людям бежать прямо к крепостному валу, надеясь, что Карас уже занял его.

Бой возобновился, когда илоты попытались отступать строем. Лучникам удавалось сдерживать фалангу Плистарха в то время, когда она с трудом и медленно перемещалась по неровной земле, чтобы не нарушить свое построение.

На рассвете вся спартанская армия выстроилась перед крепостным валом, где выполнялась перегруппировка тех илотов, которым удалось добраться до этой позиции. За ними в западном направлении уходило все население Ифомы, под защитой горстки вооруженных людей.

Плистарх выехал на своем коне вперед, готовясь отдать приказ о начале атаки, которая сотрет врага с лица земли. Теперь не будет никаких неожиданностей, они совершенно выдохлись и более не защищены стенами своего города.

Он поднял копье, когда солнечные лучи старались пробиться сквозь тучи, но он не успел еще опустить оружие, как в пространство между фалангой и крепостным валом ворвался всадник.

— О царь! — воскликнул он, спрыгивая на землю перед Плистархом — Мой царь, послание от эфоров и старейшин!

— Прочитаю позднее, — ответил царь, снова поднимая копье.

— Нет! — настаивал вестник, вытаскивая свиток. — Ты должен немедленно прочитать это, немедленно.

Плистарх снял шлем, а обе армии, готовые к атаке, молча стояли друг против друга.

Он прочитал:

«Эфоры и старейшины Спарты царю Плистарху, сыну Леонида.

Приветствуем тебя!

Большое бедствие, обрушившееся на наш город, и страх перед гневом богов заставили нас вопросить дельфийский оракул. Вот слова оракула:

Освободи страждущих служителей Зевса Ифомского.

Соответственно, о царь, позволь свободно уйти жителям города, положи конец этой войне. Такова воля богов. Афиняне предложили им место для проживания, если они пожелают последовать за представителями города, которые сопровождают подателя сего послания.

Да процветают твоя доблесть и твоя вера по законам нашей земли. Честь тебе!»

Царь поднял изумленные глаза, чтобы отыскать двоих афинских офицеров рядом с собой, которые только что нагнали посланца.

— О царь, — сказал один из них, — в течение определенного времени мы требовали, чтобы эфоры и старейшины прекратили эту войну, которая не принесла ничего, кроме крови и разрушений; когда они попросили нас принять этих людей, мы с радостью согласились. Теперь позволь нам вывести их из этой земли и прими приветствия и наилучшие пожелания афинян, которые до сих пор почитают память о твоем отце.

— Если все решено таким образом, то да будет так, — ответил царь.

Он позвал офицера.

— Дай приказ отступать. Мы возвращаемся в Лаконию сегодня же.

Спартанские солдаты были ошеломлены приказами царя, они развернулись и стали возвращаться в свой лагерь под недоверчивыми взглядами илотов, которые не могли до конца понять, что происходит.

Два афинянина пришпорили коней и подъехали к валу.

— Люди Ифомы! — прокричал офицер, который разговаривал с царем. — Ваш город потерян, но дельфийский бог пожелал, чтобы вам была предоставлена новая родина. Благодаря добродетели ваших монархов, Архидама, сына Зевскидама, и Плистарха, сына Леонида, и щедрости афинян, которые послали нас, чтобы сопровождать вас туда, люди Ифомы, вы свободны!

Приглушенный шум голосов нарастал по мере того, как илоты, стоявшие совсем близко к афинянам повторяли то, что они слышали, остальным.

— Вы свободны! — прокричал афинский офицер еще раз.

Шум голосов продолжал нарастать, пока не перешел в неудержимый крик. Илоты бросились обнимать друг друга, как безумные. Некоторые падали на колени, воздевая руки к небу, глаза их были полны слез. Другие бегали среди рядов, пронзительно крича, а остальные уже сорвались с места, догоняя беженцев, уходящих под охраной людей Караса, чтобы сообщить им поразительную новость.

Когда волнение, наконец, улеглось, они построились в длинную колонну, следующую за афинскими конными офицерами, направляющимися по дороге, ведущей к морю. К середине дня они догнали группу Караса, уже ослабленную долгим маршем.

Люди были вне себя от радости, услышав невероятную новость, которую сообщили конные гонцы, быстро догнавшие их.

Когда голова колонны достигла берегов Памиса, Карас отдал приказ разбить лагерь. Сразу же он обратился к афинским офицерам.

— Благодарю вас, — сказал он, вытирая потный лоб и протягивая руку, — от имени этого несчастного народа, который удалось вырвать из лап верной смерти, когда больше уже не оставалось никакой надежды. Наш вождь расскажет вам о том, что происходило прошлой ночью.

Оба офицера удивленно посмотрели друг на друга.

— Мы не встретили вашего вождя, хотя и наслышаны о нем, и были бы рады поговорить с ним.