– Стой! – завопил Мартин, прыгая в бассейн и нарушая сразу десяток замшелых правил, категорически запрещающих туристам вмешиваться в конфликты между Чужими. – Стой, дятел!

Разумеется, шеали его не понял. Но на звук повернулся – уже занеся лезвия над каким-то птенцом.

Мартин присел, разворачиваясь к шеали спиной, а руки сами собой выдали:

«Порождение тухлого яйца! Я ощиплю твою голову!»

Были ли эти слова эквивалентом русского мата, незатейливо вложенного ключниками вместе с туристическим жестовым, или явились неожиданным экспромтом, Мартин не знал.

Но для экспромта вышло удачно.

Шеали задрал голову, издал трубный рёв, отшвырнул птенца – так и не удосужившись его прирезать. Бросился на Мартина, размахивая крыльями так, что сверкание клинков слилось в два туманных круга.

Мартин поднял револьвер и в упор всадил в шеали весь барабан, нарушая оставшиеся правила поведения для туристов.

Шеали упал только на четвёртой пуле. Подёргался – и остался покачиваться на воде лицом вниз. Клинки один за другим выскальзывали из его пальцев и опускались на покрытое песком дно бассейна.

Недобитый птенец, мелко дрожа, замер под осыпающимися струями воды. Остальных птенцов вытаскивали из бассейна взрослые шеали.

«Ты жив?» – совершенно автоматически спросил Мартин птенца. Во взгляде маленького существа появился проблеск разума – и птенец медленно повёл крыльями:

«Я жива. Я же говорила – я девочка».

Мартин только покачал головой. И решил, что спасение любознательной собеседницы стоило безрассудства.

Сзади призывно затрещали шеали. Мартин обернулся – и обнаружил парочку полицейских… во всяком случае – шеали, вооружённых огнестрельным оружием.

«Убери оружие. Иди с нами», – сообщил один из шеали. Немного косноязычно – видимо, фраза была заученной, туристическим он не владел.

Мартин медленно выбрался из бассейна. Хорошо хоть, что не потребовали бросить оружие… это обнадёживает…

Уже отойдя вслед за полицейскими на порядочное расстояние от фонтана, Мартин обернулся.

Из бассейна вытягивали безжизненные тельца птенцов. Труп спятившего шеали тоже достали – и сейчас не меньше десятка взрослых шеали ожесточённо рвали его клювами и руками в клочки.

А под падающими струями фонтана по-прежнему стояла девочка шеали и смотрела ему вслед.

Допрос был недолгим и походил скорее на исполнение каких-то ритуальных формальностей. Безукоризненно вежливый шеали попросил Мартина подробно изложить все его действия – с момента, когда Мартин увидел «шокированного разумом». Таким несколько выспренним термином полицейский называл затеявшего бойню безумца.

Мартин попытался было изложить и мотивы своего поведения – как вначале он не понял происходящего, как испугался за беззащитных птенцов, как попробовал отвлечь убийцу… Но полицейский дал понять, что эти детали его совершенно не интересуют. Только факты. Последовательность действий. Встал, побежал, прыгнул, крикнул, выстрелил…

– Видеть, слышать, ненавидеть… – пробормотал Мартин и принялся размахивать руками, излагая «факты и только факты». Полицейский благосклонно кивал. Честно говоря, страха Мартин не испытывал. Может быть, оттого, что уютный кабинет в полицейском участке, уставленный цветами, с широченными окнами, выходящими, конечно же, на храм, никак не напоминал мрачное узилище.

«Всё правильно и подтверждено свидетелями, – сказал полицейский, дослушав Мартина. – Народ Шеали не имеет к вам претензий».

Мартин понимающе кивнул. И даже подумал, что народу Шеали стоило бы выразить ему благодарность – за обезвреженного маньяка.

«Шокированный разумом был болен?» – спросил он.

«Да, – подтвердил полицейский. – Он был болен разумом».

«Хорошо, что я оказался рядом», – глубокомысленно сказал Мартин.

«Плохо, – отрезал полицейский. – Шокированный разумом происходил из глухой горной деревни. Он никогда не видел Чужих. Когда взгляд его упал на вас, сидевшего на скамейке словно настоящий шеали, внутренний мир шокированного разумом взорвался. Он не знал, как вести себя в данной ситуации. При нём были ритуальные клинки, но он счёл вас слишком опасным и не решился вступить в бой. Вместо этого древние инстинкты подсказали ему неправильную в данном случае модель поведения – убить несколько птенцов и убежать, пока хищник пожирает тела».

Мартин сидел как оплёванный. Хватал ртом воздух.

«Вы не виноваты, – сообщил полицейский. – Виноват староста деревни, выпустивший шокированного в город без предварительной подготовки. Он понесёт наказание».

«Я не знал…» – сказал Мартин.

«Разумеется. Вы не виноваты».

И всё-таки Мартин чувствовал себя виноватым. Вспоминал жёлто-зелёный пух, прибиваемый струями фонтана, розовую воду, застывшую девочку шеали… Он помотал головой, отгоняя воспоминания. Всё, проехали. Было и не было. Надо жить дальше. Мартин сказал:

«Вы могли бы мне помочь? Я ищу женщину своей расы, прибывшую на Шеали неделю назад. Вот её фотографическое изображение…»

«Это потребует времени, – ничуть не удивившись просьбе, ответил полицейский. – Приходите к вечеру».

Мартин кивнул. Сказал:

«Я ухожу. Я приду вечером. Спасибо вам».

«Не забудьте документ на птенца». – Полицейский протянул ему картонный кругляш, исписанный мелкими строчками.

«Что это за документ?» – удивился Мартин.

«Ваше вмешательство спасло птенца, который неизбежно должен был погибнуть. Теперь этот птенец не принадлежит нашему городу. Он – член вашей стаи».

Мартин протестующе вскинул руки, слишком поздно сообразив, что на жестовом туристическом это обозначает предельную степень восторга.

«Постойте! Мне не нужен птенец шеали!»

«Он уже не принадлежит городу. Он – ваш».

В течение десяти минут Мартин спорил с полицейским. Хотя можно ли называть спором два монолога? Мартин растолковывал, что в человеческой культуре не принято забирать в рабство или усыновлять спасённых от смерти существ. Полицейский объяснял, что культура шеали основана на традициях, и спасённое от смерти существо «переходит в новую стаю». Мартин уверял полицейского, что вовсе не ставил своей задачей спасти какого-то конкретного птенца. Полицейский сообщил, что многочисленными свидетелями подтверждено – только вмешательство Мартина сохранило птенцу жизнь. Мартин наотрез отказался забирать птенца на Землю, равно как заботиться о нём на Шеали. Полицейский признал, что такое право у Мартина есть – но тогда оставшийся в одиночестве птенец погибнет. Мартин язвительно спросил, имеет ли он право делать с птенцом всё, что ему угодно? Полицейский подтвердил, что несовершеннолетняя особь, «выпавшая из гнездовья», не пользуется защитой законов.

Из полицейского участка Мартин выскочил красный и в голос ругающийся матом.

Птенец шеали! Член «его стаи»!

Он представил себе гигантскую канарейку, расхаживающую по его московской квартире. Представил, как, возбуждённо размахивая крыльями, птенец сообщает: «Папа, папа, а мальчишки во дворе сказали, что я тебе не родной!»

– Сволочи! – завопил Мартин. – Идиоты! Дебилы!

«Документ на птенца» жёг руку. Мартин мстительно ухмыльнулся, приноровился порвать карточку. И вспомнил: «Я жива. Я же говорила – я девочка».

Если бы он не заговорил с маленькой шеали…

Впрочем, кинулся бы он спасать птенцов, не поговорив вначале с «девочкой»?

– Дурак… – обречённо прошептал Мартин.

Всё-таки правила для туристов были написаны не зря…

Спрятав картонку в карман, Мартин побежал к фонтану. Почему-то ему представилось, что девочка так и стоит под струями воды – мокрая, продрогшая, в один миг ставшая абсолютно одинокой и беззащитной…

Девочка сидела на скамейке. Мокрая, взъерошенная и беззащитная. Мартин понял, что это именно она – остальных птенцов от фонтана увели, да и все следы побоища исчезли.

Мартин перешёл на шаг. Присел рядом. Посмотрел на птенца.

«Как глупо всё получилось, – сказала девочка. – Теперь я в твоей стае?»