– Вернусь поздно.

– Ты не можешь вот так взять и уйти! – закричала мама, которая явно была на грани нервного срыва. – Мне одной не справиться. Никак.

– Продолжай следить за мной, – едва слышно пробормотала я.

Чертовы «Ролекс»! Воспоминание о проклятых часах ранило душу. Ведь этот подарок когда-то так много значил для меня. Хотя теперь мне было на него наплевать.

– Моника, пусть она идет, – успокаивающе произнес Кэри.

Он лучше, чем кто бы то ни было, знал, как справляться с чужими истериками. Конечно, свинство – оставлять его наедине с моей дражайшей мамочкой, но мне необходимо было уйти. Если я просто закроюсь в своей комнате, она будет скулить под дверью до тех пор, пока я не сдамся. А мне неприятно было видеть ее в таком состоянии, неприятно было заставлять ее мучиться.

Выйдя из квартиры, я открыла соседнюю дверь и ворвалась к Гидеону. Я страшно боялась, что расплачусь или что мама, не дай бог, меня догонит. Больше мне некуда было идти. Не могла же я появиться на людях вся зареванная и издерганная. Ведь мама была не единственной, кто наблюдал за мной. Это мог быть кто угодно. Полиция, Дина Джонсон и даже папарацци.

Я рухнула на диван в гостиной Гидеона и дала волю слезам.

– Мой ангел! – Голос Гидеона и его нежные руки вырвали меня из объятий сна.

Я сонно запротестовала, когда он повернул меня на бок, но затем спиной почувствовала, что он лежит рядом. Обняв и положив себе под щеку мою руку, он прижал меня к себе, и я впала в беспамятство.

Когда я проснулась, мне показалось, что я проспала много-много дней. Я лежала с закрытыми глазами, вбирая в себя тепло его мощного тела и вдыхая родной запах. Но через какое-то время решила, что если не встану, то напрочь собью свои биологические часы. Воссоединившись, мы и так ложились поздно, а вставали рано, и теперь усталость брала свое.

– Ты плакала, – зарывшись лицом в мои волосы, прошептал Гидеон. – Скажи, что случилось.

Я обняла его, уткнувшись в его плечо. И рассказала про «Ролекс».

– Возможно, у меня действительно неадекватная реакция, – закончила я. – Да, я устала и поэтому, чуть что, раздражаюсь. Но, Господь свидетель, все это так больно. Эта история свела к нулю подарок, что так много значил для меня. Понимаешь?

– Могу себе представить. – Его пальцы круговыми движениями ласкали мой живот через тонкий шелк блузки. – Мне действительно очень тебя жаль.

Я посмотрела в окно и поняла, что уже стемнело.

– А который час?

– Девятый.

– И когда ты вернулся?

– В половине седьмого.

– Что-то рановато для тебя. – Повернувшись, я посмотрела прямо ему в лицо.

– Когда узнал, что ты у меня, то уже не мог усидеть на месте. Захотелось обнять тебя, как только я получил твои цветы.

– Тебе понравились?

– Знаешь, читать твою записку, написанную почерком Энгуса, было… даже занятно.

– Я стараюсь соблюдать осторожность.

– И тем не менее продолжаешь меня портить, чрезмерно балуя. – Он поцеловал меня в кончик носа.

– А вот это я делаю совершенно осознанно. Чтобы тебя не интересовали другие женщины.

– Они перестали интересовать меня в тот самый момент, когда я тебя увидел, – ласково провел он пальцем по моей нижней губе.

– Говори-говори, врунишка. – Мою депрессию как рукой сняло. Ведь Гидеон снова был рядом, и я опять стала для него центром мироздания. – Небось снова хочешь залезть мне в штанишки?

– Но ты же не носишь штанишки.

– Это что, значит «нет»?

– Это значит «да». Я сплю и вижу, чтобы забраться тебе под юбку. – Его глаза потемнели, когда я слегка прикусила ему палец. – А потом оказаться внутри твоей горячей, мокрой, упругой маленькой киски. Весь день только об этом и мечтал. Я хочу тебя прямо сейчас, но мы немного подождем, пока тебе не полегчает.

– Тогда поцелуй меня, и мне сразу полегчает.

– Скажи точно куда?

– Куда хочешь. Целуй меня везде-везде.

Я прекрасно понимала, что рискую привыкнуть к тому, что он в моем полном распоряжении. Это мне страшно нравилось, но, по правде говоря, не могло продолжаться вечно.

Ведь он был связан с тысячами людей, с тысячами проектов и профессиональных сообществ. А если я что и вынесла из маминых многочисленных браков с успешными бизнесменами, так это то, что жены деловых людей являются скорее любовницами, поскольку их мужья, как правило, женаты на своей работе. Ведь мужчина становится командиром в определенной области не просто так, а потому, что целиком отдается делу своей жизни. Но в результате женщинам приходится довольствоваться объедками.

– Хочу, чтобы дома меня всегда ждала ты. – Гидеон заправил за ухо непослушную прядь моих волос.

Я всегда поражалась тому, что он словно читает мои мысли.

– А что, тебе было бы приятнее видеть меня босиком на твоей кухне?

– Ну, я не против, хотя гораздо приятнее видеть тебя голышом в постели.

– А ведь я очень даже неплохо готовлю, но тебе нужно лишь мое тело.

– Это всего лишь изумительная обертка, под которой скрывается все, что мне нужно.

– Что ж, я готова показать ее, если покажешь свою.

– С удовольствием. – Он нежно провел пальцем по моей щеке. – Но сперва я должен удостовериться, что ты пришла в себя после разговора с матерью.

– Ничего, как-нибудь переживу.

– Ева. – По тону я сразу поняла, что его невозможно сбить с толку.

– Я прощу ее, – вздохнула я. – Мне не привыкать. В сущности, выбирать не приходится, ведь я люблю ее и знаю, что она желает мне только добра, хотя и ведет себя совершенно неправильно. Но эта история с часами…

– Продолжай.

Я потерла грудь, чтобы успокоить сосущую боль.

– Она все испортила. И независимо от того, как будут развиваться наши отношения, в них навсегда останется трещина, которой раньше не было. Вот это-то меня и мучает.

Гидеон задумался и замолчал. Одной рукой он гладил меня по голове, а другую по-хозяйски положил на мое бедро. Я напряженно ждала, когда он скажет, что у него на уме.

– Знаешь, я тоже что-то разрушил в наших отношениях, – наконец мрачно произнес он. – И боюсь, что это всегда будет стоять между нами.

Меня потрясла грусть, застывшая в его глазах.

– Пусти, я хочу встать, – сказала я.

Он неохотно разжал руки и бросил на меня усталый взгляд. Немного поколебавшись, я расстегнула молнию на юбке.

– Гидеон, теперь я знаю, как это мучительно больно, терять тебя. Если ты вдруг начнешь отгораживаться, я могу даже слегка запаниковать. Так что ты уж, пожалуйста, поосторожнее. А я постараюсь поверить, что твоя любовь склеит любые трещины, – произнесла я, а он только кивнул в знак согласия, хотя я отлично видела, что этот вопрос продолжал занозой сидеть у него в душе. И чтобы немного отвлечь его от больной темы, я сказала: – Сегодня ко мне заходила Магдалена.

– Я ей не велел, – сразу напрягся он.

– Все нормально. Она боялась, что чувство обиды возьмет во мне верх, но поняла, что я не способна тебе навредить, потому что слишком люблю.

Он сел, а я, позволив юбке упасть на пол, осталась только в чулках на подвязках, и он с шумом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Затем я снова забралась на диван, оседлала его бедра и обняла за шею. Его дыхание, буквально обжигавшее меня сквозь шелковую блузку, будоражило кровь.

– Эй! – Я запустила руки ему в волосы и прижалась к нему щекой. – Перестань волноваться из-за нас. Думаю, нас обоих сейчас должна волновать Дина Джонсон. Интересно, что такого страшного она может нарыть на тебя?

Его голова упала на диванную подушку, глаза нехорошо прищурились.

– Дина – моя проблема. И я с ней разберусь.

– Думаю, она накопала о тебе что-то достаточно смачное. Бессердечный плейбой – слишком мелкая тема.

– Расслабься. Ничего страшного. Единственное, что меня реально беспокоит, так это то, что она будет тыкать тебе в лицо моим прошлым.