— Ай-ай-ай… Досадно, — пробормотал Эврих, глядя на искрящийся скол камня. — Глаз этому идолу вроде бы ни к чему, а вот без члена он выглядит каким-то обездоленным. Ну пошли, что ли? Факел-то и впрямь вот-вот погаснет!

— Велика сила древних богов! — прошептала Узитави, пятясь от искалеченного изваяния. — Велика милость их, страшен гнев и бессилен Наам воспрепятствовать задуманному ими!

Выходит, ждать помощи от этой девчонки не приходится. О том, где растет хуб-кубава, она понятия не имеет, думал Эврих, выбираясь из святилища. Надо, стало быть, прежде всего отыскать Мджингу, а затем уже приниматься за розыски долины Нгуруве…

Весть об осквернении святилища Наама принес в пещерный поселок Мунлога. Некогда он был учеником колдуна в одном из селений нундожу, и хотя чародейских способностей у него, по мнению Гани, было не больше, чем у Цембы, согласно обычаям он в отсутствие учителя мог посещать обитель Всевидящего и Всемогущего. Разумеется, он должен был предупредить о своем паломничестве вождя, однако весть, принесенная им, была столь чудовищна, что никому и в голову не пришло поинтересоваться, зачем он туда ходил. Исчезновение Глаза Дракона и ужасное надругательство над каменным воплощением Наама так потрясло и взбудоражило племя, что Гани вынужден был немедленно выслать следопытов и во главе двух десятков воинов отправиться вслед за ними к святилищу. Старейшины поселка настояли на том, чтобы вместе с ним пошел и Бубергай, незаметно превратившийся из покладистого, исполнительного помощника вождя в самоуверенного соперника его, умело сеявшего рознь между Гани и молодыми воинами племени.

Происки Бубергая все больше беспокоили Гани, и мысль о том, что тот постарается использовать обрушившееся на мибу несчастье в своих целях, заставило его обдумывать каждое свое слово, каждое движение. Хороший урожай прибавил обитателям пещерного поселка уверенности в собственных силах, и воины все охотнее прислушивались к нашептываниям Бубергая, призывавшего совершить налет на пепонго и отомстить им за все многочисленные обиды, нанесенные мибу. Он не понимал и не хотел принимать в расчет многочисленность подлых карликов. Горькая истина, состоящая в том, что мибу оставили в покое лишь потому, что племя вовремя успело убраться с дороги пепонго и никакие горы не спасут изгнанников, если те посмеют досаждать или хотя бы просто напоминать о своем существовании могущественным соседям, не доходила до его сознания, затуманенного жаждой власти. Пользуясь каждым удобным случаем, Бубергай талдычил соплеменникам о томящихся в рабстве у пепонго близких, соблазнял воинов рассказами о маленьких покладистых женщинах, которые станут их законной добычей, взывал к гордости и алчности, не забывая при этом напоминать о мнимой неприступности долины Бенгри, для защиты которой довольно якобы двух дюжин вооруженных духовыми трубками девушек.

Бубергай, не задумываясь, обвинил пепонго в осквернении святилища Наама и, завидев белую скалу, не находил себе места от нетерпения, не желая понимать, что если это и в самом деле козни мерзких карликов, в чем у любого разумного человека были все основания сомневаться, то, совершив подобное святотатство, они уж верно приготовились к ответным действиям мибу. Следуя во главе маленького отряда, вождь, придав своему лицу непроницаемое выражение, не пытался спорить с Бубергаем, на которого накатил приступ красноречия, — убеждать в чем-либо ослепленного призраком власти воина было совершенно бесполезно. Вместо этого Гани внимательнейшим образом смотрел себе под ноги и потому первым обнаружил на песке неподалеку от входа в святилище то, чего не заметил Мунлога, но что едва ли могло укрыться от глаз посланных сюда разведчиков.

Увидев полустертый след копыт горного быка, вождь мысленно похвалил себя за проницательность и порадовался тому, что, пока до Бубергая и остальных воинов дойдет, кто является виновником осквернения святилища, у него будет время обдумать ситуацию и принять верное решение. Он поглядел на могилу Мдото и беззвучно попросил дух своего погибшего друга и учителя помочь ему наилучшим образом использовать предоставленную судьбой отсрочку, ибо сознавал, что сейчас племени его угрожает еще более страшная опасность, чем пять лет назад, когда карлики перебили всех колдунов мибу и вторглись на принадлежащие им испокон веку земли. Утрата веры, развенчание кумира страшнее любых захватчиков, но, быть может, осквернение статуи Божественного Дракона и есть тот самый толчок, который был необходим мибу, чтобы навсегда порвать с прошлым? Мысль о том, что долина Бангри является лишь временным пристанищем для его соплеменников, не раз посещала Гани, и, если бы не это святилище, он давно бы уже увел своих людей либо на запад, туда, где скрылась от пепонго основная часть нундожу и рахисов, либо на север, к морю, куда в незапамятные времена ушли, если верить легендам, люди, населявшие некогда долину Каменных Богов. Ибо даже если карлики и не вспомнят о них, небольшое племя без притока свежей крови обречено на медленное вымирание…

Занятый мыслями о будущем, вождь не торопился войти в оскверненное святилище и, когда Мунлога, а вслед за ним Бубергай и другие воины вступили под своды пещеры, остался стоять на песчаной площадке, прислушиваясь к ровному, мерному шуму, из-за которого место это было названо Ущельем гудящего ветра. Неожиданно взгляд вождя уловил какое-то движение на противоположном склоне ущелья и, приглядевшись, Гани понял, что это, заметив его, спешат к святилищу трое следопытов. Судя по всему, им было что сообщить вождю, и, значит, решение придется принимать немедленно. Пусть Бубергай гонится за прошлым, по крайней мере это отвлечет воинов от мысли напасть на пепонго и позволит ему склонить племя к переселению. Мдото был прав: Всевидящий и Всемогущий способен принимать разные обличия, и деяния его трудно понять простым смертным, но, верно истолковав посылаемые им знамения, мудрец даже страшнейшие злодеяния сумеет обратить во благо себе и тем, о ком призван он заботиться.

Вождь сделал несколько шагов к святилищу, и тут из пещеры донеслись истошные крики, и из глубины ее выскочил воин с пепельным, перекошенным от страха лицом.

— В чем дело? Что там еще стряслось?!

— Харим-даху! Каменные скорпионы! Наам созвал их, чтобы они отомстили оскорбившим его! — в ужасе выкрикнул воин, и следом за ним из святилища повалили насмерть перепуганные мужчины, в которых вождь с трудом узнал отважных своих мибу.

— Говорите толком, что случилось?! Откуда в святилище харим-даху?! — рявкнул Гани, и громоподобный рык его мигом привел воинов в чувство.

— Они усеяли весь пол, облепили Наама! Они везде! Всевидящий и Всемогущий призвал их для мести!..

— Раненые есть? Нет? Хорошо, сейчас мы узнаем, что удалось разведать следопытам! — Голос вождя перекрыл крики возбужденных воинов. — Пусть никто больше не пытается проникнуть в святилище! Нааму не угодно, чтобы почитатели его видели оскверненную статую божества1.

Глядя на приближающихся дозорных, Гани отчетливо сознавал, что единственный способ разрядить обстановку — это послать воинов на поиски похищенного Глаза Дракона. Вернуть его, скорее всего, не удастся, священный талисман постигнет судьба первого, похищенного белокожими колдунами много лет назад, но независимо от того, будет он возвращен или нет, оскверненная статуя Наама уже не может быть предметом поклонения. Таким образом, откочевку из этих мест надобно представить как поход за новой святыней. Где обретет ее племя и что она будет из себя представлять, не столь уж важно. Были бы верующие, а предмет поклонения найдется, можно даже вернуться к древним представлениям о том, что небесным воплощением Божественного Дракона является солнце. Отожествляя Всевидящего и Всемогущего с тем или иным предметом, люди, поклоняясь ему, в конечном счете все равно поклоняются Нааму, а заставить в нужный момент того или иного претендента на звание колдуна «увидеть» нужный сон он сумеет. Сейчас главное — не упустить события из-под контроля, удалить Бубергая и «помочь» старейшинам воспринять предзнаменование, явленное Наамом, так, как воспринял осквернение святыни он сам. И не быть ему вождем, если он не сумеет сделать это! В конечном счете любое событие, даже нашествие харим-даху, чем бы ни было оно вызвано, можно использовать на благо племени, и он постарается, чтобы новая напасть сослужила мибу добрую службу…