— Что поставить на место?

Публика напряглась.

— Твой зуб, — прокричал Стокер. — Пожалуйста, давай поставим его на место.

— Но ты не можешь.

— Нет, — согласился он.

И тут механические летучие мыши совершили еще один бросок на него. Джеймс быстро развернулся, замахав руками, как безумный.

— Николь! — закричал он, словно она могла спасти его, но в этот момент кто-то схватил его за руку.

Джеймс увернулся от очередной твари и спрятался за швейцара.

Николь хотелось плакать.

— Николь! — снова позвал Джеймс.

— Остерегайся!

Пятеро служителей театра набросились на него. Они поднимали его, а он все кричал:

— Николь... я хочу...

Что-то не сработало в управлении, и мышь атаковала его, ударив в плечо. Стокер подпрыгнул, словно на него набросился дьявол.

— Боже! — воскликнул Джеймс. — Николь, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я люблю тебя, я несчастен без тебя.

Наступила гнетущая тишина. Николь приподнялась на цыпочки и прижалась к перилам. Она боялась, что неправильно поняла.

— Я люблю тебя, — повторил Джеймс.

Кто-то зааплодировал в передних рядах. Самый сильный из швейцаров, державший Джеймса за воротник, отпустил его. Остальные, похоже, пребывали в растерянности.

— Это окончание твоей сказки, — кричал Джеймс. — Выходи за меня замуж, стань миссис Джеймс Стокер. — Он рассмеялся. — Госпожа Николь. Я хочу всегда просыпаться рядом с тобой. И если кому-то это не нравится, то он может пойти и утопиться.

Конечно же, в зале были люди, которым это не понравилось. Жизнь есть жизнь. Но Николь чувствовала, что сейчас может выпорхнуть из своей ложи, сделать круг по залу вместе с мышами, затем осторожно приземлиться рядом с удивительно красивым молодым человеком, ожидавшим внизу ее ответа.

Однако она была слишком благоразумной женщиной, чтобы пробовать себя в полете. Она просто подобрала юбку, повернулась и начала пробираться между двумя рядами стульев, потом остановилась.

— Простите, — сказала она, отпихнув Джея. Она перегнулась через перила, чтобы быть как можно ближе к Джеймсу: — Да! Я говорю — да! Жди меня!

Она снова повернулась. В это время к Джею вернулась способность мыслить, и он поторопился расчистить ей дорогу. Николь раздвинула красные с золоченой бахромой портьеры и скрылась за черной дверью.

Она пробежала через фойе, затем спустилась по лестнице в главную ложу. Она услышала, как оркестр снова заиграл увертюру. Джеймса не было. Тогда она направилась в буфет. Джеймс Стокер был там. Его сопровождали два служителя театра с каменным выражением на лицах. Один из них держал его за воротник, как громилу, выдворяемого из публичного дома за нарушение спокойствия. Николь рассмеялась.

Джеймс улыбнулся ей. Служитель отпустил его, как только увидел Николь, и закрыл дверь в зрительный зал. Она подошла к Джеймсу и остановилась. Какое счастье видеть его снова.

— О, вы прекрасно выглядите, Джеймс Стокер, — сказала она.

Смутившись, он посмотрел себе под ноги.

— Я должен все рассказать тебе.

— Что?

— Я почти потерял работу, — ответил он. — Видишь ли, я снял все ярлыки с привезенных образцов.

— Зачем?

— Снял все ярлыки, на которых было указано, в каком именно месте был взят тот или другой образец, и перемешал их. Теперь очень сложно узнать, где именно есть золото. — Он пожал плечами и улыбнулся в восторге от самого себя. — Точнее, чем «где-то на юге Африканского континента», не скажешь.

— Но ты же объяснил Филиппу, откуда это золото...

— А-а, — покачал он головой, — не стоило доверять Филиппу, поэтому я назвал ему самую жаркую и влажную часть Африки из всех, когда-либо посещавшихся людьми. Откровенно говоря, я никогда там не бывал, но думаю, что москитов там больше, чем золота.

Николь засмеялась:

— Ты обманул Филиппа?

— Боюсь, что да.

— Но ты знаешь это место?

Джеймс улыбнулся, слегка скривив рот, затем выражение его глаз стало лукавым.

— Возможно, но я не скажу и никогда не вернусь туда. — Лицо у него посерьезнело. — Видишь ли, после того как я перепутал несметное количество образцов в геологической лаборатории, я забрал все свои записи. По крайней мере они мои, а их собирались отобрать. Кстати, властвовать над чем-либо не так уж интересно, как мне казалось раньше. Я рассказал руководству о своем поступке. Они испугались, но заверили, что я могу остаться. — Джеймс покачал головой. — Они сказали, что поддержат меня, но это ужасно. Я, по существу, ограбил людей, лишил их золота, которое они уже считали своим. Но они его так и не увидят. Пусть ищут, ведь они же знают, что оно где-то находится.

Стокер широко улыбнулся.

— Я так счастлив, что не могу передать, — сказал он и подошел к Николь, чтобы заглянуть ей в глаза. — Я подарил Мтцубе и его семье еще год, может быть, два, три, может — десять. Я покидаю колледж. Все мое имущество, которое я собрал в ящики, сейчас находится на железнодорожной станции. Мой экипаж прибудет завтра. Могу я остаться с тобой? — спросил он. — Хотя бы ненадолго, пока не найду способ сводить концы с концами.

Николь рассмеялась:

— Ты хочешь, чтобы я содержала тебя?

— Да, если можешь.

— Что ж, я еще не знаю... — сказала она, оценивающе разглядывая его. — Да, я думаю, ты очень мил. Ты умеешь развлекать? Ты вежлив? Обладаешь хорошими манерами?

Джеймс рассмеялся.

— Возможно — нет. У меня появились дурные привычки. — Он приподнял бровь. — Иногда я хожу голым.

Совершенно неожиданно Джеймс бросился к ней, обхватил ее за талию, поднял и закружил на руках.

— Где твоя пелерина? — спросил он.

— А где твое пальто?

— Забыл.

— Мы обойдемся моей пелериной.

— Прекрасно. У меня не так уж много добра, должен тебя предупредить. Одежда, книги, образцы пород и экипаж без лошади — вот все, что я захватил с собой. И конечно, это. Та-дах!.. — объявил он, доставая, как фокусник, из кармана коробочку. Крошечную бархатную коробочку, в каких обычно хранят украшения.

— Это был браслет, который я никак не мог тебе отдать. Ювелир обменял его, когда я добавил свои карманные часы и...

— Ты продал карманные часы?

— Да, и лошадь для экипажа.

— Лошадь?!

— Да-да, — подтвердил он так, словно об этом не стоило даже упоминать. — Видишь ли, я хотел предложить тебе нечто грандиозное, что-то, что выглядело бы столь же прекрасно для меня, как и ты сама.

— О, Джеймс, но в этом не было никакой необходимости... — пробормотала Николь.

В коробочке лежало широкое обручальное кольцо, которое украшали несколько бриллиантов величиной с горошину. Когда Николь перевела дух, она сказала:

— Джеймс, это глупо.

— Нет, — произнес он разочарованно. Она подняла на него испуганные глаза.

— Ты продал свою лошадь? — переспросила она.

— Но у тебя же их несколько. Мы запряжем твою лошадь в мой экипаж. Браки заключаются на небесах.

Сморщившись, он сказал:

— Николь, я должен был купить его для тебя. Я хочу, чтобы мы поженились сегодня. Я хочу, чтобы ты надела его и никогда больше не снимала.

Как выяснилось, не нашлось никого, кто поженил бы их в столь позднее время. Но зато они могли начать свой медовый месяц, что и не преминули сделать в ее экипаже по дороге домой, затем на пороге ее комнаты в лондонском доме, в том самом, куда он впервые пришел, чтобы спросить, как добиться ее расположения. Теперь это осталось далеко в прошлом.

Конечно, последовал скандал. Джеймса исключили из всевозможных комитетов, чуть было не бросили в тюрьму «за порчу университетского имущества» — за беспорядок, учиненный им среди образцов горных пород, привезенных с Африканского континента. Нет необходимости говорить, что Стокер так и не получил своего профессорского места.