— Сегодня нам не повезло, родился кудан, — констатировала Бай Гуан. — Они живут совсем-совсем недолго. Считаются вещими созданиями и сразу после появления умеют разговаривать.

— Лиса, тебя ждет меткий стрелок, он ищет тебя, — с философским видом изрек теленок.

— Ах ты ж твою мать! — Бай Гуан быстро перебирала пальцами в воздухе. Аякаси получил большой пучок соломы, заткнувший ему рот.

— Куданы после появления на свет изрекают одно или несколько пророчеств, — вспоминал Ёсиро то, что знал об этом редком виде йокаев. — Когда его пророчества закончатся, он сразу же умрет?

— В том и проблема, — Бай Гуан быстро паковала новорожденного аякаси в несколько слоев барьера. — Он мне живым ой как нужен.

Закончив с оберткой, лисица снова повернулась к тэнгу. Тот терпеливо ждал.

— Так вот. Когда аякаси, выведенный таким путем, появляется, он обычно туп как пробка, — продолжила она разговор о селекции. — Задача того, кто стоит за барьером — вбить в него немного мозгов. Простейший способ — это опознать базовую личность, а она, как правило, видна невооруженным взглядом, и частично восстановить память. Мононокэ не безумен, он просто забыл. Соответственно, после того как все друг друга пожрут и оставят одного, есть смысл воззвать к его памяти и воскресить ее. Тогда аякаси будет действовать осознанно и даже приобретает некий интеллект.

Они шли по направлению к тому месту, где проснулась Бай Гуан. Барьер с куданом плыл рядом, цепляясь за кусты. Тэнгу здесь не нравилось, но его никто не спрашивал. Его задача — нести складные кресла и не отсвечивать.

Лисье заклинание сплеталось прямо в воздухе. Тэнгу не обладали этой магией, но Ёсиро все равно стоял и наблюдал не без любопытства.

— Кудан, слушай меня внимательно, — голос хули-цзин изменился, стал глубже и убедительнее. — Я посажу тебя в печать. Ты не умрешь сию секунду, а еще поживешь. Ничего не предсказывай. Когда освободят — делай что посчитаешь нужным. Понял?

Аякаси кивнул, продолжая лениво жевать пучок соломы.

— Ты ж мой сообразительный, — Бай Гуан махнула правой рукой, одновременно снимая свои барьеры и приплющивая теленка под новую печать.

Она взяла из рук тэнгу стакан и допила свой чай.

— Готово, можно возвращаться, — констатировала она. — Ты сегодня отлично помог мне, Ёсиро-сан. Спасибо тебе за участие.

— Госпожа, поясните, что это было, — попросил тэнгу. — Я понял всё до момента, пока мы не пришли сюда.

— Всё просто, — Бай Гуан стряхивала кисти рук, на которые после подобной магии налипала вся пыль мира. — Если моя печать разрушена, это могут заметить. Мне нужно было подменить себя кем-то не совсем уж чахлым. А заодно и подделать печать.

— А что там сейчас написано? — полюбопытствовал парень.

Да что ж ты такой болтливый, с досадой подумала лисица. Молодежь слишком уж часто открывает рот. Всё-то им покажи. Хотя этот полезен, за четыре часа сумел объяснить, что такое интернет.

— Моя печать визуально не отличается от той, которая висела здесь раньше. А изнутри указание. Он получит его, если поддельную печать снимут. Дословно: «Когда тебя освободят — убивай всё, что видишь». Успеет он немного, но кого-нибудь да рогами подденет.

— Спасибо за пояснения, Бай Гуан-сан, — поклонился Ёсиро. Они направились в сторону дома Акаги.

Осталось всего ничего: понять, сколько опор у печати и где они находятся. Если надломлена одна, стоит ожидать, что скоро надломятся и остальные. То, что внутри, просто обязано вылезти.

«И разломать Токио к чертям», — не без удовольствия подумала Бай Гуан.

Утро началось не с кофе. Точнее, и с кофе тоже, запах приятно щекотал нос, но разбудили меня необычные ощущения под одеялом.

— Дофрое уфро.

— Не говори с набитым ртом…

— Ладно, — хитро улыбнулась Уэно и скользнула выше.

— Это что, моя рубашка?

— Ага, нравится? — она продемонстрировала товар лицом.

— Очень.

На слово мне не поверили, пришлось доказывать делом.

— Чем займемся сегодня? — поинтересовалась девушка, пушистым клубком свернувшись под моим боком и легонько щекоча мне ребра хвостами.

— Позавтракаем, и мне нужно заглянуть к деду.

Да, это было последним важным делом, после выполнения которого можно было идти вразнос, гулять по Нави и грызть соломинки, валяясь в стогу, хоть до самого сентября.

— То есть… — хвосты замерли.

— Да, мой дед — Кощей Бессмертный.

— А мне можно с тобой?

— Хм…

— Я буду хорошей лисой.

— Сначала рубашку отдай.

— У каждой женщины должно быть маленькое черное платьице.

— Я намекну младшей сестре, что ты отжимаешь мои шмотки.

— Она тоже захочет себе одну, и ты уедешь в Японию голым.

Да, план и в самом деле был так себе. С этой рубашкой придется попрощаться.

Зал был мрачен и величествен. Черепа, принадлежавшие якобы поверженным врагам, были развешаны буквально по всем стенам. Я даже не брался выяснять, сколько из них муляжей, а сколько оригиналов. Стены уходили чуть ли не в небо. Посреди этого великолепия простой угольно-черного цвета трон выглядел несколько спартански — и одновременно монументально.

Больше всего поражала воображение черная фигура в кованых доспехах. Замершая на троне, она внушала страх и олицетворяла уважение к смерти. Столь же огромная, как и весь зал, она мгновенно приковывала внимание входящего. Над доспехами вилась тонкая черная дымка.

— Здравствуйте, — тихо пролепетала Айсонаку Уэно и поклонилась.

— Дорогая, с тобой всё в порядке? — осведомился я у девушки. — Зачем с доспехами здороваешься?

Фигура подняла латную рукавицу и помахала в ответ.

— Костик? — раздался величественный властный голос. — Дошел-таки до старика? Ой молодец. Проходи, коль ты здесь.

Из небольшой двери, скрытой в стене, показался дед собственной персоной.

— А? — окончательно запуталась лисица.

Я скорчил доспехам уморительную рожицу. Они в ответ показали неприличный жест.

— Это боевой голем, поставлен специально для встречи добрых молодцев, — пояснил я. — Представляешь, богатырь пришел, а здесь нет никого. Надо же чем-то гостя занять.

Мы с дедом обнялись. Кицунэ засмотрелась на эволюцию в пределах отдельно взятого семейства. Я был ровно так же тощ и высок, однако мои плечи были шире и в целом фигура складнее. Если мои волосы были серого цвета, то дедовы серебрились проседью. До конца он так и не поседел: его конструкт был первым в семье и соблюдал все законы взросления и старения ровно в меру своего понимания.

— Потом лирика. Покажи, чему в заморской стране научился, — повелел дед.

— Стой тут, — сказал я Уэно, после чего без слов выхватил из воздуха Карачуна. Тот на ходу разложился в боевую косу.

— Хо-хо… — прищурился Кощей. — Интересно. А ну-ка, ударь разок. В полную силу.

— Ладно… — с толикой неуверенности сказал я и произнес команду. — Источник, открытие.

Грохнуло так, словно ударила молния. Огромный столб света лился на меня сверху, заполняя собой зал.

Я занес косу для удара, концентрируя на ней энергию — внешнюю ману и внутреннюю ки. Со стороны выглядело, будто лезвие косы изогнулось на манер исполинского серпа. Меня окружило металлическим кольцом, блестевшим нехорошим мертвенным оттенком.

Боевого голема снесло безудержным потоком. Трон устоял.

Сзади раздался звук падающего тела.

— Эх… — сочувственно покачал головой дед. — Слабовата-то твоя девица оказалась.

Я подошел и проверил. Пульса не было. Блин.

— Костик, чего застыл? Поднимай давай.

— Да, сейчас… — нахмурился я. — Душа далеко улетела?

— Да куда она от меня денется, — хмыкнул повелитель Кощеева царства. — В пятках поищи.

— Понял… — я сосредоточенно принялся за работу.

— Костян… — снова подал голос дед. — Красивая она, конечно, этого не отнять. Верная, покорная. Неужто по стопам отца решил пойти?

Я отрицательно помотал головой.