Когда Карачун прописал мне по тыкве второй раз, я начал подозревать, что не в верхнем блоке дело.

Третье же получение удара по башке выдало систему. Скелетон целево показывал мое слабое место. И, с его точки зрения, в ситуации сражения до меня это дошло бы куда быстрее.

Я отскочил на пять метров и не выдержал:

— Карачун, ты намекаешь, что в этом сезоне дурак не Иван?

Скелет вместо ответа оттолкнулся от испещренной рытвинами земли, легко сократив расстояние между нами, и его замах не оставлял сомнений.

— Так что, мой дух слаб? Или я опираюсь не на те аргументы, которые тебе понравились бы?

— Да не дух твой слаб, долбоеб ты малолетний, — Карачун остановил клинок в половине ладони от моего лба, и его понесло. — Знаешь ты нихрена, а понтов — как будто в тебе сидит вершина эволюции и вниз смотрит с сочувствием. Слова-то какие. Семья. Друзья. Достоинство. Годами проторчал в усадьбе, как девка в тереме. На улицу вон вышел, а всего запала хватило только по проспекту погулять. Жизни не знаешь. А если не знаешь, как собрался добывать силу? Я должен тебе лекции читать, что ли? Людей узнавай! Мир не из окна наблюдай! Думаешь, если в самообслуживание научился, всё, больше ничем заниматься не надо? Жопа вон плоская как у библиотекарши! Когда тренировался не из-под палки последний раз? Когда добровольно информацию добывал не потому, что семья прикопает из-за несданного экзамена, и не потому, что от этого зависит выживание в ближайшие две недели?

Он сплюнул и исчез, даже не вставив большеберцовую кость на место.

Глава 11

Утро началось не с кофе, а с желания сдохнуть. Внутренний мир проецировал повреждения тела, и организм отказывался верить, что ударов на самом деле не было. Легкие ныли, а ребра можно было пересчитать, не трогая пальцами. И в таких условиях нужно было учиться. Что ж.

— Доброе утро, Константин-кун!

— Привет, Изаму-кун, — я уже успел обожраться обезболивающим и подлечиться за счет мертвой воды. — Слушай, у меня тут, извини за выражение, фрустрация в силу малого количества входящей информации.

— О, чувак, да ты по адресу, — хохотнул Изаму. — Тебе отсыпать или рекомендовать?

— Второе, наверное. Если я уже изучил исторические книги и какое-то количество манги, что б интересного взять почитать, чтобы побольше узнать о мире?

— Смотри, — волк наморщил нос. — Скоро начнется короткий курс йокайского ОБЖ. В его рамках обещают преподавать противодействие оммедо, и там еще есть дополнительный курс, полезный, поэтому нужно взять учебник и к нему в приложение…

На перерывах я пропадал в небольшом томике исторической сводки противодействия людей и йокаев. Оммедзи были со всех сторон интересными личностями. Самым главным их изобретением стали печати. По сути, печать — это воплощенное отсроченное заклинание; на лист бумаги или на клочок ткани заклинатель записывал формулу и мог по желанию дать ей время активации или активировать вручную в любую удобную секунду. Если оммедзи был трудолюбив и усидчив, то без особых усилий, проторчав с кисточкой целые выходные (или насколько хватит сил), он получал сумку, про запас набитую печатями на все случаи жизни.

Редкий пример работы на перспективу. Интересно, такая стратегия поведения преподается в учебных учреждениях, выпускающих оммедзи? Или они просто повторяют этот подвиг из поколения в поколение?

— Волчара-кун, а ты встречал живого оммедзи? Они как в книге, или это что-то вроде поп-культуры, торчащей из каждой манги и каждого романа?

Изаму посмотрел на меня с недоумением, прожевывая клочок рыбы, выуженный из бенто.

— Встречал. Они не попса, книгам можно верить. А почему волчара-то?

Настала моя очередь поднимать брови. Я вообще не понимал, о чем речь и что я сказал не то.

— Я понимаю, дружелюбие и вот это всё, но ты забыл про негласное правило школы. Так что вот тебе загадка. Оками, инугами, кома-ину.

— Хм… выбираю помощь друга.

Изаму наблюдал за танцем эмоций на моем лице, а потом громогласно заржал. Прожевал рыбу, запил ее чаем, а когда успокоился — пояснил:

— Собака. Точнее, пес.

Главное — чтобы этот небольшой демарш не вышел мне боком в будущем. Не должен, конечно, но с этими коренными японцами не поймешь, где они «читают воздух», додумывая смыслы, а где нормально по-человечески общаются.

Я достал смартфон, открыл поисковик, забил туда требуемое и вслух прочитал текст, который теперь мне был абсолютно понятен:

«Инугами — божественный пес, пес-дух, хранитель определенного места. Собакам поклоняются как стражам. Часто в храмах ставят статуи кома-ину как защиту от злых сил: это две собаки, сидящие друг напротив друга, у левой пасть закрыта, у правой — открыта».

Два в одном. Чем, ну вот чем я должен был это прочитать раньше, чтобы перевести криво буквально каждое второе слово?

— Ну, — Изаму встал и хлопнул меня по плечу, — лучше поздно, чем никогда. Я вышел из статуи, которую много-много лет назад принесли в небольшую городскую библиотеку. Место тихое, мирное. Может, поэтому я и родился пацифистом, обожающим книги и шелест страниц. За библиотекой по сей день смотрит милейшая старушка, воистину божий одуванчик. Она сделала так, что меня приняли в семью, и благословила меня познавать окружающий мир не только из книг. Сказала, что каждое живое существо — это отдельная история, достойная прочтения. Но где я, а где семья инугами. Ты не просто так не можешь нормально запомнить, какой йокай чем отличается. Я не самый обычный йокай-пес. С твоего позволения, пойду в клуб АСМР загляну, авось там меня почешут. Встретимся на уроке.

Мы попрощались, а я сел читать, что же такое мой товарищ. Выходило страшное.

Чтобы получить нового бога, который будет исполнять желания человека, люди шли на странные вещи. Собаку могли привязать к опорному столбу, положить перед ней немного еды и перерезать шею как раз в тот момент, когда она вот-вот умрет от голода. Или пса сжигали заживо, а оставшиеся кости клали в урну, и через десять лет молитв получали нового ками. Самый популярный метод — заставить нескольких собак драться друг с другом, последней оставшейся в живых дать в качестве еды немного рыбы, отрезать этой собаке голову и доесть оставшуюся рыбу. Получившийся ками был недобр и неустойчив, «прикреплялся» к человеку с шаткой психикой (как по мне, другие и не могли провести все ритуалы, будучи в стабильном состоянии) и исполнял его желания в меру своего понимания и паршивого характера. Считалось, что семьи, в которых были люди — хозяева инугами, процветали и становились богатыми. В других префектурах инугами ненавидели и были уверены, что такие дома нужно обходить стороной, поскольку они прокляты. В целом выходило, что самый страшный зверь — это человек.

Что до внешности инугами — всё было очень просто и совершенно однозначно. В своей натуральной форме оригинальный пес всегда обладал хвостом с двумя большими кисточками. А в человеческой форме на каждом инугами было родимое пятно — заметное, крупное, размером со среднюю мышь. Неудивительно, что я тогда засыпался в тестировании.

От обеда оставалось еще минут семь, и я точно знал, как их потратить, раз уж я не так хорош в определении йокаев, как думал. Книга по оммедо, помогай. Я точно помню, там были нужные главы. Меня интересовали шинигами.

Дочитывать пришлось на уроке современной литературы.

Шинигами оказались очень молодыми йокаями. До взрывного роста городов богиня Идзанами, владеющая подземным миром мертвых, справлялась сама, и в отдельный вид шинигами не выделялись.

Когда Япония начала обрастать городами, а население окончательно ассимилировалось и сформировало нацию, Великая матерь перестала понимать, что вообще происходит на поверхности, поэтому взяла несколько душ посообразительнее и делегировала им часть своих дел. Они унаследовали звание богов смерти и в нагрузку получили несколько обязанностей: провожать души, обеспечивая им спокойное посмертие; находить тех, кто не сумел уйти, по каким-то причинам задержавшись; регулировать численность злобных духов, которые не приносили пользу ни йокаям, ни людям. А когда оммедзи открыли города, спокойствие смешанного общества тоже стало головной болью молодых ками.